– Ты, наверное, предпочел бы сегодня быть там, – бросила она и потом, засмеявшись, добавила: – Я бы хотела каким-нибудь образом компенсировать тебе потерю…

Весь остаток дня мы провели в постели и были несказанно счастливы. В шесть, когда уже начало смеркаться, а мы все еще лежали и устало молчали, совсем рядом со мной зазвонил телефон. Лорна перевалилась через меня, чтобы взять трубку. Я заметил, как на ее лице появилось выражение испуга, а потом – ужаса. Она знаком велела мне включить телевизор и, прижав трубку плечом, стала быстро одеваться.

– Совсем близко от Оксфорда случилась авария, это место называют «слепым треугольником». Автобус снес ограждение на мосту и рухнул вниз. «Скорые» вот-вот доставят в больницу раненых, я должна срочно ехать в больницу.

Я принялся переключать каналы, пока не наткнулся на местную информационную передачу. Журналистка вела репортаж с места события, она о чем-то рассказывала, приближаясь к проломленному ограждению на мосту, за ней следовала камера. Я нажал на несколько кнопок, но звук так и не появился.

– Не пытайся, он не работает, – пояснила Лорна. Она уже полностью оделась и доставала из ящика форменный халат.

– А ведь Селдом вместе с другими математиками должен был приблизительно в это время возвращаться на автобусе из Кембриджа, – проговорил я, не скрывая тревоги.

Лорна резко обернулась, словно ее укололо дурное предчувствие, потом приблизилась ко мне.

– Боже мой! Значит, и они тоже ехали по этому мосту.

Мы в отчаянии уставились на экран. Камера показывала осколки стекла на мосту и опять то место, где было снесено ограждение. Журналистка наклонилась вниз и стала что-то показывать. Мы увидели автобус, превратившийся в груду искореженного металла. Камера неотступно следовала за журналисткой, которая решила спуститься по откосу к месту падения. Там, где автобус перевернулся, наверное, в первый раз, валялось изуродованное колесо. Затем камера показала автобус совсем близко, рядом уже стояло несколько «скорых». Крупным планом показывали трагические кадры: разбитые окна автобуса, кусок обшивки оранжевого цвета с незнакомой эмблемой. Я почувствовал, как Лорна сжимает мне локоть.

– Это школьный автобус, – выдохнула она. – Господи! Дети! Кажется… – прошептала она, не решаясь закончить фразу, потом глянула на меня с ужасом, словно игра, в которую мы беспечно играли, вдруг превратилась в настоящий кошмар. – Мне надо мчаться в больницу, – сказала Лорна и быстро чмокнула меня в щеку. – Захочешь уйти – дверь надо просто захлопнуть.

Я не мог оторваться от гипнотизирующей череды картинок, мелькающих на экране. Камера обогнула автобус и нацелилась на одно из окон, рядом с которым возились спасатели. Кому-то из них удалось проникнуть внутрь, и теперь он передавал через окно детское тело. Сначала появились худые голые ноги – они безжизненно болтались, пока снизу их не подхватили крепкие руки. Потом я увидел короткие спортивные штаны, сбоку запачканные кровью, и новенькие белые тапочки. Потом – верхнюю часть тела в спортивной безрукавке с большим номером на груди. Камера снова метнулась к окну. Две руки с бесконечной осторожностью поддерживали сзади голову мальчика. И с рук этих без остановки падали на землю крупные капли крови, стекавшие с затылка жертвы. Камера показала лицо ребенка, и я с изумлением увидел длинную растрепанную челку и совершенно особые черты – это был мальчик-даун. Вдруг за окошком автобуса впервые мелькнуло человеческое лицо. Рот беззвучно открывался и закрывался, человек что-то коротко объяснял, потом с нескрываемым отчаянием произнес еще пару слов и поднял вверх свои окровавленные ладони, жестом повторяя, что внутри больше никого не осталось. Камера последовала за теми, кто нес последние носилки к «скорой», стоявшей за автобусом. Кто-то преградил путь оператору, но камера тем не менее успела запечатлеть длинный ряд носилок. Тела лежащих там детей были с головой накрыты простынями. Передача снова шла из студии. Показывали фотографию группы мальчиков, снятых перед матчем. Это и вправду была баскетбольная команда специальной школы для детей-даунов. Они возвращались с межшкольного турнира, проходившего в Кембридже. В нижней части экрана заскользили имена детей: пять игроков и пять запасных. После последнего имени лаконично сообщалось, что все десять погибли. Затем появилась вторая фотография: лицо еще довольно молодого мужчины, которое показалось мне смутно знакомым, хотя, когда под фотографией возникло имя—Ральф Джонсон, – я понял, что никогда его не слышал, наверняка не слышал. Это был водитель автобуса, он, видимо, в последний момент успел выпрыгнуть из кабины, но спастись ему все равно не удалось – он скончался по дороге в больницу. Его лицо исчезло с экрана, и там поплыл новый текст – хронология несчастных случаев, произошедших на том же самом месте.

Я выключил телевизор и рухнул на кровать, накрыв глаза подушкой. Я пытался вспомнить, где видел лицо шофера раньше. Хотя, вполне возможно, фотография была сделана несколькими годами раньше. Очень короткие вьющиеся волосы, острые скулы, глубоко посаженные глаза… да, я видел его, но не за рулем автобуса, нет, совсем в другом месте… Где? Я в бешенстве вскочил с постели и долго стоял под душем, надеясь, что струи воды помогут мне вспомнить все лица, увиденные в городе. Одеваясь, а потом и по дороге в комнату за ботинками, я старался восстановить перед глазами лицо с экрана. Мелкие завитки, фанатичное выражение лица… Вот оно! От неожиданности я сел на кровать. От неожиданности и от самых противоречивых чувств. Ошибиться было невозможно, да и не так много людей я знал в Оксфорде. Я позвонил в больницу и попросил позвать к телефону Лорну. Едва услышав ее голос, я задал свой вопрос, непроизвольно понизив голос:

– Водитель автобуса… это отец Кэтлин, правда?

– Да, – ответила она после секундной паузы и почему-то тоже сразу перешла на шепот.

– Ты понимаешь, что я имею в виду? – спросил я.

– Не знаю, не знаю, что тут сказать… Уже известно, что одно легкое вполне подходит для пересадки, в смысле совместимости, Кэтлин только что отвезли в операционную. Есть надежда, что ее успеют спасти.

– В первые часы я думал, что это ошибка, – сказал Питерсен. – Я думал, что настоящей целью преступления был ваш автобус, который шел едва ли не следом за школьным. Наверное, кто-нибудь из математиков даже успел увидеть падение первого автобуса, правда? – обратился инспектор к Селдому.

Мы сидели в маленьком кафе. Питерсен назначил нам встречу именно здесь, а не в своем кабинете, словно чувствовал себя в чем-то виноватым и хотел принести свои извинения либо хотел нас за что-то поблагодарить. На нем был очень строгий черный костюм, и я вспомнил, что нынче должны состояться похороны погибших детей. Я встретился с Селдомом впервые после поездки в Кембридж. На его лице застыло суровое выражение. Он хранил молчание, поэтому инспектору пришлось повторить свой вопрос.

– Да, мы видели аварию, видели, как автобус ударился об ограждение, как перевернулся, падая под откос. Наш водитель тотчас остановился, кто-то позвонил в больницу Радклиффа. Многие потом вспоминали, что некоторое время из упавшего автобуса еще слышались крики. Самое поразительное, – добавил Селдом таким тоном, будто восстанавливал в голове детали кошмарной сцены, которой недостает логики, – заключается в том, что, когда мы подошли к краю дороги и глянули вниз, там уже стояли две кареты «скорой помощи».

– Да, совершенно верно, «скорые» находились там потому, что на сей раз послание от него пришло до, а не после преступлеия. Этот факт, конечно, не мог не обратить на себя внимания. И послание, кстати, не было адресовано вам, как все предыдущие, сигнал поступил непосредственно в местную службу «Скорой помощи». Оттуда мне и позвонили, пока машины готовились к выезду.

– И что конкретно он сказал?

– «Четвертый в серии – тетрактис. Десять точек в треугольнике». И не письмо, а телефонный звонок, который, к счастью, остался записанным на магнитофонной ленте. И хотя звонивший пытался изменить голос, тут сомнений нет. Мы даже знаем, откуда он звонил: из телефона-автомата на бензоколонке, расположенной на выезде из Кембриджа, где он остановился якобы для того, чтобы заправиться. И тут обнаруживается первая любопытнейшая деталь – на нее обратил внимание Сакс, проверяя расчетный чек: водитель залил в бак совсем немного бензина, гораздо меньше, чем при отправлении из Оксфорда. Когда эксперты осматривали автобус, они подтвердили, что бак и на самом деле был почти пуст.