— Ревную? К Джейку? — Я скрестила руки на груди. Она напрашивалась. — Хотя мне он, конечно, больше подходит по возрасту, чем тебе.

Я отступила назад — на случай, если она снова замахнется.

Но она поступила еще гнуснее.

— Не воображай, что на тебя когда-нибудь посмотрит такой мужчина, как Джейк, — сказала она, меряя меня взглядом.

Я не хотела плакать при ней и выбежала из дому, громко хлопнув дверью. Я надеялась, что мама закричит вслед, чтобы я вернулась, но все было тихо. Тогда я пошла дальше, сама не зная куда.

Я знала дорогу в школу, дорогу к ларьку с картошкой и к китайской палатке, дорогу в мамину пивную и в видеопрокат. Еще я знала дорогу к Харприт.

Можно пойти к Харприт. Она теперь моя лучшая подруга. У нас есть свое особое рукопожатие. Мы носим по половинке медальона "Друзья навеки". Мы рассказываем друг другу разные секреты. Мы ведем шепотом долгие разговоры про секс и обычно так запутываемся, что начинаем хохотать. Но я не хочу рассказывать ей про маму и Джейка. Это единственное, о чем я не могу рассказывать. О моей семье.

Харприт без конца говорит о своей семье. Иногда она ссорится со своими братьями и сестрами, у нее случаются небольшие стычки с папой и мамой, но у них не бывает настоящих скандалов. Ее родители никогда в жизни не ударили ни друг друга, ни своих детей.

Здорово было бы родиться в семье Харприт и иметь такого папу, как у нее. Мне очень нравилось, как он обнимает Харприт, притягивает к себе и называет "девочка моя". Мой папа тоже так делал и называл меня разными ласковыми и смешными именами, когда бывал в хорошем настроении. Тогда я была принцесса Розовые щечки, и сказочная куколка, и Джей-пончик-с-вареньем. Но хорошее настроение портилось, и тогда он обзывал меня по-другому, короткими, хлесткими, гадкими словами, которые прилипали ко мне, как грязь.

Невозможно было представить себе таких превращений с отцом Харприт. Я однажды попросила ее рассказать самое плохое, что он сделал за всю жизнь. Она очень долго думала, а потом сказала, что он накричал на нее, когда она была маленькая, за то, что она выбежала на дорогу. Она заплакала, и тогда он тоже заплакал и поцеловал ее.

Харприт сказала со смехом, что папа на самом деле старый добряк, хотя он ужасно строго следит за тем, чтобы дети вовремя ложились, и, похоже, никогда не разрешит ей завести парня. По-моему, у Харприт самый лучший папа на свете.

Насчет ее мамы я была не так уверена. Она не очень красивая, хотя у нее огромные прекрасные глаза с длинными ресницами. От ее манеры закатывать глаза и вздыхать мне делается не по себе.

С моей мамой она всегда разговаривала очень любезно, но потом выразительно закатывала глаза. Мне кажется, ей не нравилось, что у моей мамы отличные отношения с отцом Харприт. Она ни разу ничего не сказала, но все было и так ясно. Ей только стоило взглянуть на мамины волосы, на ее облегающую кофточку и короткую юбку, услышать, как мама хихикает и рассказывает истории про свою пивную, — и огромные глаза катились под веки, как агатовые бусины.

Я надеялась, что, когда вырасту, буду стройной и красивой, как мама. С этой надеждой я превратилась в Лолу Розу. Теперь я сама удивлялась, как можно было так себя обманывать. Мама открыла мне глаза. Я никогда не буду выглядеть как она.

Я, наверное, стану как тетя Барбара.

Я прошла мимо дома Харприт. Я шла все быстрее и быстрее, словно убегая от самой себя. Я теперь даже не знала толком, кто я такая. Удивительно, как быстро мама освоилась в новой жизни. Как ей удавалось так быстро влюбляться и разлюблять? Она и в самом деле вела себя как в тех дурацких старых песенках про любовь, которые она вечно поет, — меняя возлюбленных, как музыкальные пластинки. Она любила своего мужа, но он был так жесток, что все было кончено, и дождь смывал ее слезы, и она все сумела пережить, а потом встретила незнакомца — и вновь страстные поцелуи.

Я представила себе, как мама и Джейк целуются.

И тут за моей спиной раздались звуки поцелуев. Громкое, хлюпающее, дурацкое чмоканье.

Это была банда мальчишек, шатавшихся у видеопроката. Одного из них я знала — жуткий парень по имени Питер, он учился в моем классе. Он вечно задирал всем девчонкам юбки. У него было очень румяное лицо и курносый нос с широкими ноздрями. Мы с Харприт звали его Поросенок Питер.

— Ну, поцелуй нас, Лола Роза! — окликнул он меня.

Я состроила ему рожу:

— Проваливай, Поросенок Питер.

Питер стал даже розовее, чем всегда. Остальные мальчишки засмеялись и еще больше зачмокали. Большинство были старше, чем Питер. Там еще был этот Росс. Его во Флекси-парк все знают. Все девчонки от него без ума. Ему всего тринадцать, но есть шестнадцатилетние девочки, которые дорого бы дали, чтобы он позвал их гулять. Он тоже смотрел на меня.

— Ну что, Лола Роза, поцелуемся? — сказал он.

Я не поняла: это шутка или всерьез? Остальные мальчишки продолжали причмокивать.

Я побежала по улице, спасаясь от их хриплого хохота. Потом споткнулась, упала, а они захохотали еще громче. Я порвала новые джинсы на коленках и испачкала рукава моей чудной курточки на меху.

Я все еще всхлипывала, когда подходила к дому. Мне хотелось помириться с мамой, уткнуться ей в плечо, но у нас сидел Джейк.

— Где ты была, Лола Роза? Не смей так убегать. Я страшно волновалась. Ты что, плачешь?

— Нет!

Я попыталась уйти в спальню, но мама перехватила меня:

— Что с тобой? Господи, ну и вид у тебя! Новые джинсы! А куртка! Все манжеты грязные!

Я заплакала еще сильнее, но мама потерла манжеты тряпкой, смоченной горячей водой, и грязь отошла. Зато про дырки на коленках мама сказала, что ей их уже не зашить.

— Дай я попробую, — сказал Джейк.

Я подумала, что он шутит, но он разрезал старую футболку с цветами, сказав, что все равно не будет ее больше носить, и сделал мне цветочные заплатки на оба колена.

— Вот это да! — сказала мама, гладя Джейка по волосам. — Чего ты только не умеешь!

— Мужчины не шьют, — заявил Кендэл.

— Он мужчина, можешь не сомневаться. — Мама поцеловала Джейка. — До чего здорово! А мне ты тоже такие сделаешь, милый? Лола Роза, правда ведь, у тебя теперь просто шикарные джинсы! Что надо сказать Джейку?

— Спасибо, — сказала я, как будто он просто передал мне за столом кукурузные хлопья. Но в глубине души я восхитилась. Я очень внимательно наблюдала, как он делает накладной шов.

— Я тебя научу, — предложил Джейк.

— Спасибо, не надо, — сказала я, пожимая плечами. Я уже поняла, как это делается.

Я твердо решила не поддаваться. Не понимаю, почему мы с Джейком должны становиться не разлей вода только потому, что мама от него без ума. Она все время приставала ко мне, чтобы я показала ему мой альбом с вырезками. Однажды я застала ее, когда она выносила альбом из спальни, чтобы самой ему показать. Я налетела на нее и потянула альбом к себе:

— Нельзя смотреть мой альбом!

— Что же у тебя там такое, Лола Роза? Ты клеишь туда неприличные картинки?

От того, что я тянула альбом, а мама не пускала, угол обложки погнулся, а корешок в одном месте порвался. Я пришла в бешенство.

— Это только тебя снимают на неприличные картинки! — крикнула я.

Мама покраснела до ушей, даже шея у нее пошла красными пятнами.

— Неправда! — закричала она, как маленькая девочка.

— Неприличные картинки? — сказал Джейк. — Ах ты Виктория, скверная девчонка!

— Да ничего в них нет неприличного, — запротестовала мама, толкая меня локтем. — Я просто работала моделью одно время, вот и все. Знаешь, эти гламурные фотки.

— Гламурные! — Джейк вскинул брови. — Покажи скорее!

— Да это было давным-давно, в разных журналах. Я их все выбросила, — поспешно сказала мама и вздохнула, глядя на нас с Кендэлом. — Я тогда была молодая, дети еще не испортили мне фигуру.

— Фигура у тебя потрясающая, — сказал Джейк.

Мама просияла и кивнула мне, как бы желая сказать: "Вот видишь!"