Направился в свою комнату. Увидел собственное отражение в зеркале. С.Б.Морж, трезвомыслящий мелкий предприниматель, с интересом уставился на Сигизмунда-лоха. Не любил С.Б.Морж сладких лохов.

Все в голове Сигизмунда застонало: что ты делаешь, мудак?! И вместо мозгов у тебя студень…

Да пошел ты!

Сигизмунд-лох злорадно показал С.Б.Моржу-предпринимателю кукиш и полез в ящик стола за деньгами. Отсчитал сто пятьдесят тысяч.

Триста еще оставалось. Это на завтра. И послезавтра. И хрен его знает еще на скольки-завтра.

Во дворе Сигизмунда встретила Софья Петровна. Пуделек поднял голову, обнюхал сигизмундовы брюки и потрусил прочь. До чего же скучная собачонка!

— Ну как, сдали нарушительницу? — спросила Софья Петровна.

— А, — рассеянно ответил Сигизмунд, — Нет, не стал. Обознался. Это родственница моя приехала… Из Прибалтики. Не видал ее с малолетства, вот и не признал поначалу. Меня-то дома не было, вот она в гараж и залезла…

— Утряслось, значит, — сказала Софья Петровна неодобрительно. — И то хорошо, что сразу в передвижной пункт ее не сдали. Могли бы и изнасиловать эти-то, которые в передвижке…

— Могли, — согласился Сигизмунд. И отправился в магазин.

Шел Сигизмунд в знакомый “секонд-хенд”, где раз в месяц по договору производил обработку помещения. Тамошний директор Сашок был его давний-предавний знакомец. В бурном мире постперестроечного некрупного бизнеса их пути то и дело причудливо пересекались.

Сашок встретил Сигизмунда улыбчиво.

— Морж! — вскричал он. — А мы тут только что о тебе говорили!

— Небось, гадости какие-нибудь, — незлобиво сказал Сигизмунд.

— Ты просто так зашел, Морж, или по делу? — спросил Сашок.

— Пойдем покурим, — предложил Сигизмунд.

Пошли в подсобку, заставленную коробками. Сашок в шутку называл ее “офисом”. Закурили. Покалякали. Сашок кивнул на коробки и сказал:

— Новые поступления. Насекомых, небось, видимо-невидимо.

— Намек понял, — сказал Сигизмунд. — Завтра пришлю бойцов. На мотоциклах с пулеметами.

Сашок часто оставлял Сигизмунду что-нибудь из вещей. Особенно если приходили новые, некондиция. Иной раз даже не распечатанные. Зажрались буржуи.

— Шубка нужна, — поведал Сигизмунд. — И сапожки.

Сашок выбил из пачки новую сигарету. Странно посмотрел на Сигизмунда, со значением. Мол, как?

— Три месяца, — сказал Сигизмунд. — Качественно и совершенно бесплатно. Нужны сапожки. И шубка. Срочно. Желательно новые.

Сашок с сомнением поглядел на Сигизмунда.

— Четыре, — сказал он.

— А есть новые?

— Если поискать, то все есть, — сказал Сашок. — Только поискать надо.

— Ты поищи, поищи.

Они помолчали. Дело считалось между ними решенным.

Потом Сашок спросил:

— Для кого просишь-то?

Сигизмунд вынул из кармана лист бумаги с обведенной девкиной ногой и сказал:

— Для хорошего человека.

— Какого пола человек-то? — спросил Сашок, хотя и так все было ясно.

— Нужного, — ответил Сигизмунд. — Да не жлобись ты, Сашок!

Часа через два Сигизмунд выбрался из магазина с объемистым свертком под мышкой. Там лежали приличные, совершенно новые сапоги с немного поцарапанным голенищем и длинная синтетическая шуба, белая с черными ромбами. Чтобы фирма не пострадала от расточительства генерального директора, Сигизмунд принял благое решение понизить на эти четыре месяца себе зарплату. Тяжела ты, шапка Мономаха!

Затем Сигизмунд последовательно приобрел: рульку, банку маслин, буханку хлеба, батон, три бутылки “Степана Разина”, зачем-то авокадо, бутылку водки “Смоленская роща”, пленившую Сигизмунда приятной дешевизной, макароны — это про запас, помидоры, пакет сметаны — это к помидорам, большое румяное голландское яблоко — это девке. Под конец, в припадке мазохизма, купил в ларьке книгу “Двадцать шесть московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков” Ивана Прыжова. Для самообразования. Про двадцать седьмую дописать. И двадцать восьмого. Как они дружно жили и в один день умерли, ха-ха. Зарезанные. Из-за золотой лунницы, хи-хи.

Дома было тихо. Кобель встретил хозяина краткой вспышкой бурной радости. Но когда хозяин направился в сторону кухни, не побежал впереди, — напротив, залег в прихожей и, елозя хвостом по полу, поглядел ему вслед с тоской.

Так и есть.

Из кухни донесся крик Сигизмунда:

— Это что такое?!

Кобель знал, что это такое. Лужа, вот это что такое. Потихоньку убрался в уголок и там свернулся.

Сигизмунд ворчал для порядка. Со всеми этими делами забыл кобеля выгулять. И не то чтобы забыл — все откладывал да откладывал. Дооткладывался.

Вытер лужу. Дал псу понюхать тряпку. Пес брезгливо воротил морду.

Девки что-то не видать, не слыхать. Спит, должно быть.

Сигизмунд прослушал автоответчик — не проявился ли часом охтинский изверг.

Бравый боец Федор докладывал о разгроме большой тараканьей группировки на пр.Славы. Больше никто ничего не докладывал.

Девка и вправду дрыхла на тахте. Сигизмунд оглядел комнату. Вроде, все на месте. Не буянила.

Потряс ее, чтобы просыпалась. Девка недовольно ворчала, но не просыпалась. Сигизмунд проорал:

— Рота, подъем!

Девка дернулась и открыла глаза. Испугалась, должно быть.

— Рядовая Двала! Доложите обстановку! — бодро крикнул Сигизмунд. И сам себе подивился. Вот ведь дурак.

Девка жалостливо залопотала.

— Вольно, — милостиво позволил Сигизмунд. — Готовьтесь к санобработке, рядовая Двала!

И показал ей “истребительное средство” в коробочке. Вынул бутылочку, покачал у нее перед носом.

— Видала? Травить будем насекомых.

Ничего-то бедная дура не поняла. Да от нее и не требовалось.

Сигизмунд крепко взял ее за руку и потащил в ванную. Девка, памятуя, видать, об Охте, упиралась, как могла, и поскуливала.

Сигизмунд пустил воду, взял девку за шею и сунул ее головой под кран. Девка брыкалась. Вырвалась. Все кругом забрызгала. Крикнула что-то — обругала, должно быть.

После чего забилась в угол. Уставилась оттуда сердито и обиженно.

Сигизмунд это предвидел. Решил поступить научно. То есть произвести для начала опыт на собаке, как дедушка Павлов заповедовал.

Подозвал кобеля, заманивая того в ванную. Кобель доверчиво подошел. Был помещен в ванну, намочен. Сигизмунд знаками показал девке, чтобы та кобеля держала, а сам начал втирать в пса пахучую жидкость. Кобель страдальчески терпел. Сигизмунд повернул к девке лицо и идиотски осклабился: дескать, знатно мы тут оттягиваемся. Дурочка в ответ радостно хихикнула и на голову Сигизмунда показала: мол, и себя не забудь. Сигизмунд грозно нахмурился: не забывайся, девка. А той идея, видать, понравилась. Знаками стала помощь предлагать.

Хм, а может и впрямь. Береженого Бог бережет. Ведь уже полсуток со вшивой неразлучен.

Сунул голову под кран — девке на радость. Вишь, освоилась. Только потом, уже намазанный и пахнущий “истребительным средством”, сообразил: ведь это она юмор проявила. А еще говорят, у дураков юмора не бывает.

Даже погордился за свою дуру. Во какую нашел. Юморную.

Изведя второй флакон “истребительного средства” на девку и замотав той голову полотенцем, вручил ей несчастного, мокрого кобеля, завернутого в простыню. Держать наказал. Пальцем погрозил. И, оставив их в ванной, пошел разбирать сумки.

Пока разбирал, вдруг замер — ибо неожиданно как бы со стороны себя увидел, с головой, обернутой полотенцем, с бутылкой водки в одной руке и яблоком в другой. А рожа счастли-ивая! Рад-радешенек лох-сигизмунд.

Водрузил на стол бутылку водки, бутылку пива (двух остальных “Разиных” на опохмелку оставил), разложил рульку, хлеб-булку, прочую снедь. А в центр авокадину поместил. Остался собой доволен.

Глянул на часы. Начало седьмого. Пора смывать “средство”.

Пошел в ванную. Девка глядела на него с унынием. Надоело намазанной-то сидеть. Понимаю, девка, всё понимаю. Не зверь какой-нибудь. Мне и самому намазанным ходить во как надоело. Сичас смоем. Сичас.