Его литейные мастера получили срочный приказ улучшить конструкцию пушек. Несмотря на то, что рассчитать необходимую траекторию полета ядра было делом нелегким, оружейники уже через несколько дней добились улучшений, удовлетворивших султана. Орудие с более высокой траекторией полета было установлено прямо над Галатским мысом и оттуда начало обстрел кораблей, стоявших на якоре вдоль цепи. Первый выстрел оказался неудачным, однако второе ядро попало прямо в середину галеры и потопило ее, причем погибло много матросов. Кораблям христиан пришлось уйти за цепь внутрь залива, где их могли прикрыть стены Перы.

Мехмед, однако, возлагал свои основные надежды на сухопутную армию; он считал, что разрушения, причиненные сухопутным стенам, дадут ему возможность овладеть городом и без прорыва через цепь. 18 апреля, через два часа после захода солнца, он приказал начать атаку Месотихиона. При свете факелов, под бой барабанов и звон цимбал отряды тяжелых пехотинцев, метателей копий и лучников, а также пеших янычар бросились, издавая воинственные крики, через засыпанный ров к заграждениям.Они несли с собой факелы, чтобы поджечь деревянные доски заграждений, а на концах пик были укреплены крюки для сбрасывания находившихся наверху бочек с землей. Некоторые тащили приставные лестницы к тем участкам стены, которые еще оставались целы. Сражение было беспорядочным. На узком участке, где была предпринята атака, турецкое численное превосходство никак не сказалось, поскольку христианские солдаты имели лучшие, чем у турок, доспехи, и это позволяло им сражаться более решительно. Стоявший во главе обороняющихся Джустиниани блестяще доказал свои способности полководца. И греки и итальянцы были воодушевлены его энергией и храбростью и безоговорочно ему подчинялись. Самого императора при этом сражении не было. Опасаясь, что атака будет предпринята на всем протяжении стен, он срочно отправился объезжать позиции с целью удостовериться, что каждый был в готовности на своем посту.

Бой продолжался четыре часа; затем у турок прозвучал сигнал отбоя, вернувший их на прежние позиции. Венецианец Барбаро, описавший этот бой в своем дневнике, подсчитал, что нападающие потеряли около двухсот человек, христиане же ни одного[186].

Неудача первого штурма стен, последовавшая сразу же после такой же неудачной атаки на цепь, вселила в осажденных новую уверенность в своих силах. Несмотря на непрерывно продолжавшуюся бомбардировку, они с удвоенным энтузиазмом принялись за восстановление разрушенных стен. Если бы только вовремя подоспела помощь извне, город еще можно было спасти.

Два дня спустя их надеждам был дан новый импульс.

В первые две недели апреля непрерывно дул сильный северный ветер. Три генуэзские галеры, нанятые папой и наполненные им оружием и припасами, вынуждены были из-за шторма отсиживаться у острова Хиос. Однако 15 апреля ветер неожиданно переменился на южный, и корабли немедленно взяли курс на Дарданеллы. На подходе к проливу к ним присоединилось большое грузовое судно императора с зерном, которое его люди закупили в Сицилии; судном командовал опытный моряк по имени Флатанелас. Дарданеллы никто не охранял, так как весь турецкий флот был в тот момент сосредоточен у Константинополя, и корабли довольно быстро вошли в Мраморное море. В пятницу утром 20 апреля дозорные на обращенных к морю стенах увидели, как те приближаются к городу. Вскоре их заметили и турецкие наблюдатели и поспешили донести об этом султану. Мехмед немедленно вскочил в седло и поскакал кратчайшим путем к Балтоглу с приказом захватить корабли, а если это не удастся, то потопить их, но главное, ни в коем случае не пропустить корабли в город. Если адмирал не сумеет выполнить приказ, то пусть лучше не возвращается живым.

Балтоглу немедленно объявил на своих кораблях боевую тревогу. Он решил на этот раз не полагаться на суда, оснащенные только парусами, так как они не могли двигаться против сильного южного ветра; всем же остальным кораблям было приказано выйти с ним. Султан приказал также посадить на большие транспортные суда часть своих отборных войск. На некоторые из них установили пушки, другие усилили щитами и ставнями. Через два-три часа громадная флотилия под всплеск тысяч весел отошла от берега, чтобы наброситься на свои беззащитные жертвы. Турки, уверенные в победе, плыли под бой барабанов и звуки труб. Все жители Константинополя, не занятые на боевых постах, столпились на склонах Акрополя или на верхнем ярусе громадного полуразрушенного ипподрома. Они с волнением следили не отрывая глаз за приближавшимися христианскими кораблями, в то время как султан и его окружение наблюдали за событиями с берегов Босфора непосредственно за стенами Перы.

Когда вскоре после полудня турки приблизились к христианским судам, те уже обогнули юго-восточный выступ города. Балтоглу с передовой триремы прокричал им, чтобы они спустили паруса. Однако те продолжали свой путь. Тогда передовые суда турок пошли на сближение. При этом турки оказались в зоне течения Босфора, противоположного направлению ветра, а в таких условиях триремам и биремам было трудно маневрировать. Кроме того, христианские корабли обладали преимуществами в виде более высоких бортов и лучшего вооружения. С палубы, высоко расположенных кормы и носа, а также с ютов на мачтах матросы могли пускать стрелы и копья, кидать камни в турецкие корабли, значительно ниже сидящие в воде; турки же ничего не могли поделать, кроме попыток пойти на абордаж или поджечь корабли противника. Почти целый час христианские корабли плыли, плотно окруженные турецкими судами, успешно отбрасывая их в стороны. Но внезапно, когда они огибали мыс Акрополя, ветер стих, и их паруса бессильно повисли. В этом месте течение Босфора, наталкиваясь на мыс, разветвляется; основная его часть продолжает идти в южном направлении, другая же поворачивает на север, к берегу Перы; сила этого обратного течения бывает особенно ощутима в момент после того, как стихает южный ветер. Христианские корабли попали как раз в это течение.

И после того как они почти достигли городских стен, их начало медленно относить к тому самому месту, откуда султан следил за битвой.

Теперь Балтоглу, казалось, легче мог взять свою добычу. Он уже осознал, что нельзя подходить близко к кораблям христиан, орудийный огонь которых наносит слишком большой урон. Поэтому он приказал своим более крупным судам окружить неприятеля, держась на некотором расстоянии, осыпая его ядрами и копьями с зажженной паклей и стремясь снова приблизиться к нему, когда он ослабеет. Однако усилия его оказались напрасными. Легкие пушки турецких судов не могли стрелять под большим углом[187], а все пожары на кораблях христиан быстро тушились их хорошо обученными экипажами.

Тогда турецкий адмирал приказал взять корабли на абордаж. Сам он выбрал для себя грузовой корабль — наиболее крупное, но хуже других вооруженное судно. Он ткнулся носом своей триремы в его корму, в то время как другие турецкие суда бросились к византийскому кораблю со всех сторон, пытаясь пришвартоваться к нему с помощью багров или зацепиться металлическими кошками за его якорные цепи. Из генуэзских кораблей один был окружен пятью триремами, другой — тридцатью фустами, третий — четырьмя десятками парандарий, битком набитых солдатами. Со стороны невозможно было понять, что происходит в начавшейся сумятице. Дисциплина на христианских кораблях была превосходной. Генуэзцы имели отличные доспехи, они запаслись вместительными бочками с водой и легко тушили пожары. У них было также достаточно боевых топоров, которыми они рубили головы и руки тех, кто пытался взобраться на борт. Византийское же грузовое судно, хотя и было менее подготовлено для боевых действий, зато имело бочки с горючей жидкостью, известной под названием «греческий огонь» — оружие, которое спасало Константинополь в многочисленных морских сражениях за последние 800 лет. Его действие было опустошающим. Турки к тому же мешали друг другу своими веслами, поскольку зачастую весла одного корабля цеплялись за весла другого; кроме того, множество весел было повреждено летящими сверху ядрами и камнями. Однако, как только один турецкий корабль выходил из строя, его место тотчас же занимал другой.