Наиболее ожесточенное сражение разыгралось вокруг императорского корабля, который Балтоглу ни в коем случае не хотел упустить. Солдаты волна за волной пытались взобраться на борт судна, но все их атаки были отбиты Флатанеласом и его командой. Однако на корабле уже стали иссякать боеприпасы. Капитаны генуэзских судов, несмотря на собственные трудности, заметили отчаянное положение византийцев. Искусно маневрируя, они сумели подойти к нему вплотную, и вскоре все четыре корабля пришвартовались друг к другу. Для тех, кто стоял на берегу, они казались большой четырехбашенной крепостью, возвышающейся посреди беспорядочно суетившихся турецких судов.

Весь день жители города с возрастающим волнением следили за этой битвой со стен и башен. Султан тоже наблюдал за нею, стоя на берегу, и то подбадривал своих людей, то осыпал их бранью, то отдавал приказания Балтоглу, который делал вид, что не слышит их, поскольку его властелин хотя и высоко ценил роль флота, но ничего не смыслил в морском деле. Увлекшись, Мехмед направил своего коня прямо в море, пока не замочил одежду, словно сам хотел принять участие в битве.

Приближался вечер, и казалось, что христианские корабли уже долго не продержатся. Хотя они нанесли туркам большой урон, у тех вновь появились свежие суда, готовые к новым атакам. И тут, когда солнце уже начало садиться, с севера вдруг снова подул порывистый ветер. Большие паруса христианских кораблей вновь напряглись, и они, таким образом, смогли пробиться сквозь турецкий флот к спасительной цепи. В сгущающейся тьме Балтоглу уже не мог отличить свои суда от судов противника. И в то время как султан все еще выкрикивал ему команды и проклятия, он приказал всем отходить на стоянку у Двойных Колонн. Уже когда наступили сумерки, цепь опустили, и три венецианские галеры под командованием Тревизано вышли в море под громкие звуки труб, чтобы турки подумали, что на них собирается напасть весь флот христиан, и сами перешли бы к обороне. Под их эскортом победившие корабли вошли в Золотой Рог, где они были уже в безопасности, и направились к городским причалам.

Это была замечательная, вселявшая надежды победа. Ликующие константинопольцы утверждали, что в сражении погибло десять или двенадцать тысяч турок, а христиане не потеряли ни одного, хотя через несколько дней два или три моряка умерли от ран. По более трезвым оценкам, турецкие потери составили в этот день около ста убитых и более трехсот раненых; у христиан 23 человека было убито и почти половина всех участвовавших в сражении моряков получила ранения. Тем не менее с прибывшими кораблями город получил долгожданное подкрепление, существенное количество боеприпасов[188]и продовольствия. Их прибытие также показало превосходство христиан в искусстве мореплавания[189].

Султан был взбешен. Хотя его потери и не были особенно велики, морская неудача нанесла престижу турок серьезный урон. Уже вскоре после сражения султан получил послание одного из высших духовных лиц, находившихся в лагере, шейха Ак Шамсуддина, в котором говорилось, что люди винят султана в неумении принимать верные решения и в недостатке авторитета. Шейх настоятельно советовал наказать виновных во избежание подобных же несчастий и с сухопутными войсками[190]. На следующий день Мехмед вызвал Балтоглу и, назвав того при всех предателем, трусом и болваном, приказал обезглавить его. Несчастный адмирал, серьезно раненный в глаз камнем, пущенным с одного из его собственных судов, был спасен от смерти только благодаря тому, что его офицеры засвидетельствовали его личную храбрость и стойкость. Он был лишен постов командующего флотом и правителя Галлиполи, которые были переданы одному из приближенных султана, Хамза-бею, а все его имущество роздано янычарам. После этого Балтоглу подвергли палочным ударам и отпустили — доживать остаток дней в нищете и безвестности[191].

Еще со времени первой неудачной попытки прорваться через цепь Мехмед раздумывал над тем, как овладеть Золотым Рогом. Теперь горечь поражения заставила его приступить к немедленным действиям. Бомбардировка стен, не прекращавшаяся даже в день морского сражения 20 апреля, 21 апреля значительно усилилась. В этот день большая башня в долине Ликоса, называемая Вактатиниевой, огнем артиллерии была превращена в развалины, а бóльшая часть расположенной перед ней внешней стены совершенно уничтожена. Если бы турки тут же перешли в решительное наступление, остановить их, по мнению защитников, было бы невозможно. Но султана в этот день не было у стен, и приказа атаковать не последовало. С наступлением же темноты брешь была заделана бревнами, камнями и мешками с землей[192].

Мехмед же провел этот день у Двойных Колонн. Его изобретательный ум нашел наконец решение проблемы, хотя не исключено, что идею транспортировки кораблей по суше ему подсказал какой-нибудь находящийся у него на службе итальянец: незадолго перед этим венецианцы в одну из своих военных кампаний в Ломбардии успешно переправили на поставленных на колеса платформах целую флотилию с реки По в озеро Гарда. Но там дело происходило на равнине. Переброска же судов из Босфора в Золотой Рог через гряду, которая на всем протяжении не опускалась ниже 200 футов над уровнем моря, была задачей потруднее. Зато у султана не имелось недостатка ни в людях, ни в средствах. Еще в самом начале осады его инженеры начали строить дорогу, которая, вероятно, проходила от нынешнего района Топхане круто вверх по долине, ведущей к теперешней площади Таксим, затем поворачивала несколько влево и спускалась недалеко от места, где находится сейчас британское консульство, к низине у самого Золотого Рога, называемой византийцами Долиной Источников, а сейчас известной как район Касым-паша. Если бы моряки на Золотом Роге или жители Перы и заметили сооружение новой дороги, они, несомненно, решили бы, что султану просто понадобилось улучшить доступ к его морской базе у Двойных Колонн. К месту строительства свозили бревна и доски для сооружения специальных повозок, для которых тут же отливали колеса, готовили деревянные полозья наподобие трамвайных рельсов, и собирали упряжки быков. Одновременно в Долине Источников были установлены пушки.

21 апреля, когда тысячи рабочих и ремесленников срочно заканчивали последние приготовления, султан приказал своей артиллерии, находившейся позади Перы, непрерывно обстреливать заградительную цепь, чтобы отвлечь стоявшие возле нее корабли и клубами порохового дыма закрыть вид на Босфор, не дав тем самым возможности заметить, чем занимались турки. Якобы по ошибке, а на самом деле преднамеренно некоторые ядра падали на стены самой Перы, для того, чтобы ее жители держались подальше от них и не проявляли излишнего любопытства.

В воскресенье 22 апреля, с первыми лучами солнца, необычная процессия кораблей тронулась в путь. Перед этим повозки спустили в воду, подвели под суда, которые и закрепили на них; затем на блоках вытащили повозки на сушу и в каждую впрягли упряжку быков; кроме того, при каждой повозке находилась специальная команда для помощи на подъемах и в наиболее трудных участках пути. Гребцы кораблей сидели на своих местах, работая веслами в воздухе, а офицеры ходили по палубе взад и вперед, отдавая команды. Паруса были подняты, как если бы суда находились в море. Будто в каком-то фантастическом празднестве реяли флаги, били барабаны, звучали флейты и трубы, когда корабли один за другим ползли в гору. Впереди двигалась маленькая фуста. Как только она благополучно прошла первый крутой склон, за ней тотчас же одна за другой двинулось около 70 трирем, бирем, фуст и парандарий[193].

Еще задолго до полудня моряки христианских кораблей в Золотом Роге и дозорные на стенах, выходящих к заливу, увидели, к своему ужасу, эту невероятную процессию кораблей, спускавшихся по склону холма к заливу напротив них, у Долины Источников. Город буквально оцепенел; но, уже прежде чем последний турецкий корабль скользнул в воды залива, бальи венецианцев, посоветовавшись с императором и Джустиниани, созвал капитанов венецианских судов на тайное совещание, единственным посторонним на котором был Джустиниани. Мнения собравшихся были различны. Одно из предложений состояло в том, чтобы решительно атаковать турецкие суда, появившиеся в заливе, уговорив участвовать в атаке генуэзцев из Перы, до сих пор не принимавших никакого участия в войне; с помощью их кораблей разбить турок в открытом бою было бы нетрудно. Однако было непохоже, чтобы Пера согласилась отказаться от своего нейтралитета; в любом случае переговоры с нею потребовали бы слишком много драгоценного времени. Другие предлагали сперва высадить на противоположный берег войска, уничтожить турецкие пушки в Долине Источников и затем попытаться поджечь их корабли. Но в городе было слишком мало бойцов, чтобы пойти на такую рискованную операцию.