— Так. Она думает, что это для моего же блага. Она на самом деле думает, что старается ради меня.
— Старая дура, — усмехнулась Элен.
— Да, — согласился он. — Верно… Но что мне делать? Бросить ее? Она
— моя мать. Я — все, что у нее есть. Как я должен с ней поступить? Скажи мне.
— Не буду я тебе ничего говорить. Что ты за мужик в конце концов?
— Что за мужик? — переспросил он, удивленный. — Я не знаю. Честное слово, не знаю, что я за мужик.
Она пристально посмотрела на него.
— Ты когда-нибудь спал с женщиной, Юк?
Он уставился в пол.
— Несколько раз. Со шлюхами. Ничего хорошего в этом не было.
— Хочешь остаться здесь на ночь?
— Я не знаю.
— Я не знаю, я не знаю… — передразнила его Элен. — Ни черта ты не знаешь.
— Элен, — взмолился он, — я пытаюсь. Я правда пытаюсь. Я только начинаю понимать, что со мной происходит. Я вижу, что происходит и это ужасно. Я не хочу, чтобы это происходило, но я не знаю, как остановить это.
— Что происходит?
— Разное, — горестно пробормотал он. — Я становлюсь размазней. Я всегда был слишком мягким, но теперь я становлюсь размазней. Душой и телом. Я — тряпка. Силы из меня уходят. Я не могу быть тем, кем хочу быть. Становлюсь кем-то другим, кем я не хочу быть. Еще несколько лет — боже мой, я боюсь об этом думать. Элен, Элен…
Он бросился к ней, упал на колени, обнял за ноги, уткнувшись лицом ей между бедер, готовый зарыдать в истерике.
— Элен, — бормотал он. — Элен….
— Сейчас же встань на ноги, черт тебя подери, — яростно воскликнула она, отталкивая его. — Я не Эдит, дурак. Возвращайся на диван. Давай, давай, поживее.
Он с трудом выпрямился, вернулся к дивану, сел и посмотрел на нее.
— Ты ненавидишь меня, — сказал он.
— Нет, вовсе нет. — Она вздохнула. — Я просто не люблю смотреть, как мужчины ползают на коленях, только и всего. Слушай, парень, я, что называется, тертый калач. Я многое пережила и многое испытала. И я знаю, что нет ничего, чего нельзя было бы изменить, если только ты правда этого хочешь. Ты можешь стать кем угодно, если ты только этого по-настоящему захочешь. Но хочешь ли ты, вот вопрос?
Он молчал.
— Я часто встречаю парней вроде тебя. С каждым днем все чаще. Это не мужики. Они не для меня. Мне нужен мужчина. Ты понимаешь? Пусть лучше он наступает мне на хвост и будет время от времени меня поколачивать, чем будет прятать голову у меня на коленях и хныкать. Это по мне. Какого черта, что творится с мужчинами?
Он ничего не говорил.
— А ты случайно не того, Юк?
Он поднял голову.
— Что?
— Гомик?
Он посмотрел ей в глаза.
— Нет.
— Юк.
— Было однажды.
— Юк.
— Или дважды.
— Когда?
— Давным-давно.
— Когда?
— Несколько лет назад.
— С кем?
— С парнем. С приятелем.
— Все еще видишься с ним?
— Да. Но между нами все кончено.
— Юк.
— Клянусь тебе, Элен. Клянусь.
— Эдит знает?
— Конечно нет. Она даже не догадывается об этом.
— Полагаю, что так. Он один из тех, с кем вы играете в «червонку»?
— Да.
— Элегантный хлыщ или крутняк?
— Он штангист.
— О.
— Я клянусь, что между нами все кончено, Элен. Я об этом больше не думаю. Зачем ты поступаешь так со мной?
— Как?
— Спрашиваешь меня об этом. Заставляешь меня произносить все это.
— Не знаю, — удивленно ответила она. — Я встречаюсь с тобой уже несколько недель, но я ничего о тебе не знаю. Я хотела узнать, только и всего.
— Это одна из тех вещей, из-за которых я чувствую себя размазней, — сказал он. — Я боюсь. Ты первая женщина, с которой я могу говорить об этом. У тебя есть смелость, которой не хватает мне. Ты ведь никогда не жалеешь себя?
— Разумеется жалею. Иногда.
— Но не все время. Не так, как я.
— Я делаю это когда на меня находит. Я борюсь за выживание каждый день.
— Боже, — выдохнул он, потупившись.
— Что?
— Я такой несчастный.
— Тебе совсем необязательно быть несчастным.
— Я не могу справиться с этим сам.
— Чего ты хочешь от меня?
— Ты жестокая.
— О, ну разумеется.
— Я хочу научиться быть таким. Я хочу быть жестоким.
— И всегда держать хвост трубой.
— И всегда держать хвост трубой, — повторил он.
— Ты действительно этого хочешь, Юк?
— Да.
— Правда?
— Да. Да.
— Ты можешь добиться этого.
— Как? — взмолился он. — Скажи мне как?
— Просто сделай это и все. Ты слишком толстый. Ты слишком много ешь и слишком много пьешь. Ограничь себя в этом. Избавься от своих привычек. Не играй больше в «червонку». Скажи штангисту, чтобы он исчез. Скажи это Эдит. Не проси ее — скажи ей.
— Бог мой.
— Не все сразу. Постепенно.
— Бог мой… Ты думаешь, у меня получится?
Она пожала плечами.
— Ты этого хочешь?
— Да, клянусь, я хочу этого.
— Я помогу.
— О, Элен, это будет божественно.
Она выругалась.
— Прости, пожалуйста, — торопливо сказал он. — Больше никаких «Божественно».
Она кивнула.
— Хорошее начало.
— Могу я остаться?
— На ночь?
— Да.
Она обдумала это.
— Нет, пожалуй не стоит. Может быть, в следующие выходные.
— Ладно.
— Ладно, — опять передразнила она его. — «Элен, можно я останусь на ночь? Нет? Ладно». Вот что я имею в виду. Тебе предстоит многому научится, детка.
— Да, — рассерженно сказал он. — Я научусь.
Она смягчилась.
— Все будет хорошо, Юк. Увидимся как-нибудь, пообедаем вместе. Затем придешь ко мне в пятницу вечером. Скажешь об этом Эдит.
— Хорошо.
— Ешь побольше всякой морской пищи.
— Ладно.
— И перца.
Он рассмеялся.
— В нем много углерода, — объяснила она. — Бифштекс с кровью, ну и тому подобные штуки. Я тебя многому научу.
— Да, — радостно сказал он. — О, да.
— Но обещай: штангиста больше не будет.
— Я завтра же скажу ему.
— Позвони ему. Не встречайся с ним.
— Спасибо тебе, Элен.
— За что? Давай подождем и посмотрим. Бог мой, я умираю от усталости. Проваливай, Юк.
Он поднялся, выпрямился, расправил плечи, втянул живот, задрал подбородок.
— Какой увалень. — Она улыбнулась. — Ну ничего. Не все сразу. Доброй ночи, милый.
Большими шагами он пересек комнату, рывком поднял ее на ноги и крепко поцеловал.
— Уоу, — сказала она.
— Учительница, — сказал он.
— Еще разок.
Он поцеловал ее еще раз.
— Уоу два раза, — сказала она.
— Элен, я люблю тебя.
— М-м-м-м. Повтори.
— Я люблю тебя.
— С конца.
— Тебя люблю я.
— С середины.
— Люблю я тебя. Люблю тебя я.
Смеясь и держась за руки, они дошли до двери.
— В пятницу, — сказала она.
— Я принесу тебе салфетки, — пошутил он.
Она сказала ему два слова. И отнюдь не «Большое спасибо».