Радио с таймером разбудило ее, как она потом вспомнила, песенкой из мюзикла «Рэд Милл». Она полежала несколько минут, вздрагивая под одеялом от прохлады, которой веяло с улицы.

Она повернула голову и посмотрела на Рокко, свернувшегося на своей подстилке.

— Рокко, сладкий мой мальчик, — позвала она, высовывая из-под одеяла руку, чтобы погладить его.

Но он не подошел и даже не поднял голову. Казалось, он о чем-то задумался.

— Спишь? — спросила она его. — Давай, просыпайся. Пора вставать.

Она села в постели, зевнула, потянулась, почесала голову и облизала губы. Затем подошла к окну, захлопнула его и закрыла жалюзи.

Она остановилась перед большим зеркалом на двери, ведущей из спальни в коридор. Немножко обвисла грудь? Раздалась талия? Расплылась задница? Она подняла руки над головой, сцепила их и начала делать наклоны из стороны в сторону, слегка постанывая.

Десять наклонов в стороны. Затем десять приседаний, которые она выполняла, держась рукой за ручку дверцы шкафа. Затем упражнение для мышц живота. Затем наклоны вперед, касаясь руками пола и стараясь не сгибать трясущиеся колени. Десять раз.

Потом она сделала глубокий вдох, села на край кровати и закурила сигарету. Радио наигрывало «В старом Нью-Йорке». Глаза Рокко были открыты. Они следили за нею, но сам он не двигался. Она подошла и склонилась над ним, словно знак вопроса.

Она положила руку ему на лоб, пощупала нос. Он был теплым.

— Что случилось, детка? — спросила она. — Болит что-нибудь?

Он слабо пошевелил хвостом. Неожиданно из его пасти начали вырываться громкие астматические вздохи: «Ах-ха, ах-ха, ах-ха».

— Ты это прекрати, — сказала она, внезапно испугавшись. — Сейчас же прекрати.

Она положила руку ему на грудь. Через несколько минут он вновь задышал нормально — шумно с присвистом.

— Я принесу тебе молока, — пообещала она ему. — Я принесу тебе его прямо сюда. Тебе не нужно будет даже шевелиться.

Она прошла на кухню, налила молока в его миску, добавила немного теплой воды, разбила в миску сырое яйцо и, немного подумав, решила добавить несколько капель бренди. Она отнесла миску в спальню. Рокко лежал на полу, положив голову между лап. Он посмотрел на нее. Ей не понравилось, как он дышал. Что-то болезненное чувствовалось в его дыхании.

Она поставила миску перед его носом, но он даже не понюхал ее.

Она потрепала его по холке.

— Рокко, сладкий мой мальчик, — сказала она. — Мне так жаль, что ты плохо себя чувствуешь.

Она торопливо приняла душ, проглотила таблетку, вернулась обратно в спальню. Он лежал все так же, его голова по-прежнему покоилась между лап. Его глаза шарили по комнате. К завтраку он не притронулся.

— Лучше? — с надеждой спросила она. — Тебе лучше?

Она быстро одевалась. Она завязывала пояс, когда вновь услышала его отрывистое, болезненное дыхание. Он не мог остановиться. Все его тело содрогалось.

Чувствуя, что ее охватывает паника, она вновь нагнулась над ним, погладила его и попыталась утешить.

— Давай, детка, — прошептала она. — Давай же.

Он задрожал, задние лапы тряслись. Она взяла клетчатый темный плед, служивший ему подстилкой, и укутала его. Но он продолжал дрожать. Его пасть была широко раскрыта и оттуда сочилась какая-то сероватая жидкость.

— О, боже мой! — Она кусала себя за костяшку большого пальца.

Схватив справочник, она нашла телефон ветеринарной лечебницы — той, что находилась на Пятьдесят третьей улице. Никто не отвечал. Было только начало десятого.

Она села на край кровати с бесполезным телефоном в руках, напряженно размышляя. Думай, думай. Я должна придумать, как поступить. Она подумала и решила дать ветеринару еще пять минут. Если там никого не будет, она позвонит в АОЗЖ note 16. Она отвезет Рокко к ним. Только как? Он слишком тяжел для того, чтобы нести его на руках. Коляски у нее нет. Консьерж мог бы помочь ей отнести его вниз, до такси. Как? Может быть ей удастся найти какую-нибудь картонную коробку. Тогда она могла подложить туда одеяло, и консьерж мог бы… Она позвонила в «Свансон энд Фелтзиг». Трубку взяла Сьюзи Керрэр.

— Привет, милочка, — сказала Элен Майли. — Гарри уже на месте?

— Доброе утро, — раздался его спокойный голос. — Как чувствуешь себя?

— Гарри, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно беспечнее, — происходит что-то ужасно глупое.

Она посмотрела на Рокко. Его черный язык вывалился из пасти наружу. Она видела, как вздымается его грудь под одеялом.

— Рокко — это моя собака, я тебе о нем говорила — не очень-то хорошо выглядит. Я думаю, он умирает. Он не может дышать. Я должна отвести его к ветеринару или в АОЗЖ. Но я не знаю, как с ним справиться. Он вряд ли может идти. Я думала…

Он не сомневался ни секунды.

— Я сейчас буду, — сказал он. — Без проблем. Через десять минут самое большее. Жди.

— О, да, — сказала она, и глаза ее стали влажными…

Гарри Теннант сидел на коленях перед Рокко, поглаживая его по голове и промокал его губы смоченной в воде салфеткой, когда Элен наконец дозвонилась до ветеринара.

— Необходима неотложная помощь? — спросил он, опытный хирург, и Элен представила себе, как вода стекает по его только что вымытым рукам. Халат! Перчатки! Маску!

— Да. Он не может дышать. Он не двигается. Кажется, он…

— Везите его. Далматинский дог вы говорите?

— Спаниель, — слабо отозвалась она.

Она бы не справилась без Гарри. Он спустился вниз и в винном магазине на углу добыл большую картонную коробку. На ней была надпись «Шотландское виски — Приятные Воспоминания». Они выстлали коробку газетами, затем положили подстилку Рокко. Они бережно перенесли туда его самого. Гарри вынес коробку вниз, на улицу. В холле дежурил Марв, и он едва не попал под машину, стремясь во что бы то ни стало остановить такси. Они повезли Рокко к ветеринару.

В приемной сидела пожилая женщина. На коленях она держала крохотного котенка. Котенок мяукал.

— Заткнись, — сказала ему женщина.

Они ждали пять минут. Гарри уже собирался выбить дверь и ворваться в кабинет, когда оттуда появилась накрахмаленная и улыбающаяся сестра.

— Доктор сейчас вас примет, — сказала она Элен.

— Я пришла сюда первой, — недовольно проворчала пожилая женщина.

— Это срочно. — Сестра улыбнулась. — Пожалуйста, потерпите.

Котенок завыл.

— Да заткнись же ты, — сказала женщина.

Гарри внес коробку с Рокко в кабинет и осторожно поставил ее на стол из нержавеющей стали. Он коснулся плеча Элен, ободряюще улыбнулся ей, затем вышел в приемную и закрыл дверь.

— Ну так, — спросил ветеринар, — что же у нас случилось?

— Доктор, он не может дышать и весь дрожит. Он ничего не ел сегодня утром и у него то и дело приступы…

— Так, так, — сказал он. — Так, так.

Казалось, он весь сверкает. Серые волосы отливали сталью, кожа лица была такой гладкой, что казалось будто ее долго терли наждачной бумагой. Огромные руки безукоризненной формы. Ослепительно белый халат без единого пятнышка. Сияющий ореол над головой, и на заднем плане едва различимый хор, поющий: «Ооо-ааа-иии-ууу-ааа. Алилуйя!»

Он отнял стетоскоп от тяжело вздымающейся груди Рокко и посмотрел на Элен.

— Минутку, — сказал он. — Давайте посмотрим его медкарту.

Это было великолепное зрелище — карточки во вращающейся картотеке, на каждой карточке номер, под которым животное значится в основной картотеке. Достаточно набрать номер в основной картотеке и история болезни тут как тут. Вот и Рокко — глисты, коньюктивит, диатез, астма, семь удаленных зубов и так далее и тому подобное.

— Рокко, — сказал он. — Так. Ему двенадцать? Или тринадцать?

— Будет тринадцать.

— Так. Ну что ж, боюсь, ему не выкарабкаться.

— Не выкарабкаться?

— Он очень плох, мисс Майли. Мы ничем не можем ему помочь. Язва в желудке так и не зажила. Рот у него сами видите в каком состоянии. И взгляните вот на это…