Брось, Габби, успокойся. Никаких сплетен я не собираю. А могла бы, казалось, и поделиться со мной. Я ж тебе только добра желаю, а ты вон как на меня накинулась… — Он принялся хлопать ящиками своего стола, якобы в поисках какой-то бумаги, но на самом деле, чтобы не смотреть на Габриеллу. Но та уже пришла в себя.

— Ну, не дуйся, Джо. Извини. Я не хотела тебя обидеть. Сама знаю, как ты ко мне относишься. Просто меня раздражает и возмущает, что у нас ничего нельзя сделать, чтобы тебе не начали тут же кости перемывать. Джек пригласил меня пообедать с ним, только и всего.

— Ого! «Пообедать, только и всего»! Это не только. Это первый раз за все пять лет, когда Джек на кого-то обратил внимание. Теперь я понимаю, что ребята не зря болтали…

— Фу ты, черт возьми! — окончательно рассвирепела Габби. — Все, Джо, прекрати! Хоть ты не веди себя как последняя кумушка. Господи, подумать только, мужики, а болтают, как бабы. Я-то думала, вы там в своем баре о бейсболе да урожае разговариваете, о кредитах и засухе, а вы…

— Все-все! — Он вскинул руки, прося пощады. — Молчу! Больше ни слова. Не злись… И вообще, мне пора.

— Ну конечно, — полным едкой насмешки тоном отозвалась Габби. — Еще бы не пора. Небось отправишься сейчас в заведение к Гарри и расскажешь, как я возмутилась. И все твои «ребята» дружно решат, что мы с Джеком послезавтра сбежим в Рино и поженимся…

Джо уже понял, что совершил непростительную ошибку, задав первый вопрос, и поспешно удалился, не дослушав ее тирады. Впрочем, Габби была частично права: он сделал именно такой вывод из ее слишком уж бурной реакции, хотя и не собирался пока им ни с кем делиться.

А его возмущенная помощница, оставшись одна, выместила раздражение на невинной машинке и так забарабанила по клавишам, что каретка задвигалась со скоростью железнодорожного экспресса. Не то чтобы ее очень уж беспокоили досужие разговоры по поводу ее вымышленного романа с Джеком. Нет, но ведь не исключена была возможность, что кто-то обратит внимание на то, что некий молодой проезжий слишком уж задержался в ее мотеле… А вот этого ей как раз и хотелось избежать.

Пальцы, летающие по клавишам, замерли.

Слишком уж задержался? Но ведь… но ведь он уедет в любую минуту!

Господи! Габриелла прикусила нижнюю губу. Как же это она могла забыть, что Хэнк только и ждет, когда его машина вернется из ремонта. А может… может, Реджи уже все закончил и его уже сегодня вечером не будет в мотеле?

Она зажмурилась, проклиная себя за глупые надежды. Смутные, туманные, расплывчатые и не совсем понятные даже ей самой, но все же надежды… Однако, несмотря на это, рванула телефонную трубку, быстро набрала несколько цифр и долго слушала длинные гудки.

Наконец звучный мужской голос отрывисто рявкнул:

— Да! Кто там?

— Реджи, привет, это я, Габби.

— О, Габби! Какая неожиданность. — Он заметно сбавил громкость и, как ей показалось, поскучнел.

— Как дела, Реджи? Как поживаешь? — Она сделала вид, что не заметила его прохладного приема.

— Страшно занят. Дел по горло. Покурить некогда.

— О, извини. Я на минутку. Только хотела узнать, как там обстоит дело с машиной моего клиента. Она уже готова?

В трубке послышалось сопение. Потом ее собеседник нехотя ответил:

— Знаешь, мне необходимо сегодня закончить с комбайном Треммера, и потом я сразу же примусь за машину того парня. Вечером позвоню, идет? Честное слово, Габби, его машина — следующая. Поверишь, я сегодня спать лег в четыре утра! Сделаю быстро. Завтра же будет готова. Договорились?

— Нет, Реджи, не договорились, — возразила Габриелла. — Что значит «сделаешь быстро»? Он сказал, ему до самого Западного побережья добираться. Еще не хватало, чтобы он отъехал на двести миль и снова сломался. Я вроде как рекламировала тебя, сказала, ты лучший механик в округе, а ты хочешь кое-как…

— Ладно-ладно, понял, не читай мораль. В общем, сейчас закончу с треммеровой развалюхой и сразу же примусь за тачку твоего парня. Все, пока. Вечером позвоню. — И он швырнул трубку.

А Габриелла облегченно перевела дух. И действительно, что это она заволновалась? Всем ведь прекрасно известно, какой Реджи волокитчик. Вот и отец так вчера говорил.

Хэнк, между прочим, почему-то даже не упомянул о машине, когда уходил утром, словно и не очень-то озабочен скорейшим отъездом. А ведь вроде бы торопился… Куда он, интересно, едет и зачем?

И Габриелла, сама того не замечая, снова погрузилась в свои неясные мечтания-размышления, которые, однако, вскоре были прерваны самым грубым образом — телефонным звонком. Она вздрогнула и схватила трубку.

— «Парсонс и Парсонс, поставки и контракты».

— Габриелла, привет, это Джек. Решил вот узнать, как ты себя чувствуешь.

Черт, мысленно выругалась она, как же он некстати! Но милейшим голосом ответила:

— Здравствуй, Джек. Спасибо за беспокойство, мне немного лучше. Голова уже прошла, но… — Она заколебалась, не зная, что бы такое сказать, чтобы сразу же исключить возможность еще одного приглашения с его стороны.

Но Джек Мортон и не нуждался в более откровенных намеках, чем это легкое, едва ощутимое колебание в ее голосе.

— О, конечно, не так сразу. Женщины — существа нежные. Надеюсь, ничего серьезного?

— Нет-нет, простое недомогание. Скоро все будет в порядке, — заверила она, радуясь проявленному им такту.

— Что ж, отдыхай и выздоравливай поскорее. Надеюсь скоро увидеть тебя.

— Непременно, Джек. Еще раз спасибо за внимание. И за вчерашний обед тоже. Мне так неловко, что я…

Он, как истинный джентльмен, отмел ее извинения.

— Я был чертовски рад нашей встрече. И я все понимаю, не волнуйся. Ну, до скорого, Габби.

— До скорого, — эхом отозвалась она. И облегченно вздохнула, когда связь окончательно прервалась.

Ну и дела! А ведь Джек-то, пожалуй, и впрямь проявляет к ней интерес. Три года ничего, кроме удушающих тоски и одиночества, а теперь вдруг сразу двое, одновременно…

Она засмеялась, махнула рукой и сказала вслух:

— Не придумывай себе красивой сказки, Габби, малышка. И ни на что не надейся. Помни, чем все это кончается.

Но несмотря на столь строгое внушение, продолжала свою скучную работу с радостной улыбкой на губах, мысленно снова и снова возвращаясь к предстоящему вечеру…

Габриелла мчалась домой, не чувствуя привычного груза свинцовой усталости не от количества сделанного за день, а от гнетущего ощущения пустоты. Сегодня все было иначе. Сегодня ее ждал спокойный и приятный вечер с отцом, внезапно, похоже, решившим завершить затянувшийся траур и вернуться к жизни. А потом… о, потом, когда он уснет, она наденет что-нибудь сексуально-обольстительное и спустится вниз, в номер четыре, где ее встретит и примет в свои нежные и сильные объятия он, Хэнк… Хэнк Сандерс, а не мерзавец Арти.

И будь она проклята, если потратит эти драгоценные часы на разговоры!

После — да, возможно. Но не до того, как еще раз, и хотелось бы не один, вкусит сладость его любви.

Любви? Эй, детка, очнись и подумай, что за ерунду ты несешь! — строго приказала она себе, но поспешила отмахнуться от благоразумных увещеваний.

Да, любви. Он сказал, что любит меня! Так красиво сказал… И я ему верю, отозвался мягкий голос ее истинного «я» — ласкового, нежного, полного светлых надежд и ожиданий, того самого, который она старательно подавляла в себе эти долгие и тяжелые последние годы.

И отлично. Он не лгал. Только любит он не тебя, а трахать тебя. А это немножко другое, милая…

Не немножко, а совсем другое. Не думай, что я этого не понимаю.

Ну так тогда и не веди себя подобно изголодавшейся по любви дуре.

Это почему же? Я действительно изголодалась по любви. Мне двадцать шесть, даже с половиной, а меня так никто еще и не любил, кроме отца.

А как же твой драгоценный Арти? Высокий светловолосый красавец, по которому ты с ума сходила?