— Конечно… Конечно… Если ты… — бормотал Олег, переполненный чувством нежности к ней, к её точёной фигурке, наивным глазам, детскому голоску и будучи не в состоянии найти подходящих ласковых слов. — Я и сам…

— Я жду ребёнка, Олежек, — совсем тихо произнесла Лена и заплакала.

— Да ну? — поразился Олег, хотя в принципе поражаться тут было совершенно нечему, напротив, поражаться стоило бы другому исходу событий.

— Ты не хочешь, чтобы у нас был ребёнок? — сквозь слезы спрашивала она.

— Я не хочу?! Да я очень этого хочу! Просто… Сама понимаешь…

Она понимала, что имеет в виду Олег. Пару месяцев назад он впервые, разинув от удивления рот, вошёл в их квартиру с высокими потолками, со старинной мебелью, прекрасной библиотекой. И приняли его там поначалу достаточно прохладно.

Отец Лены, Георгий Романович Курганов, был известным экономистом, академиком и лауреатом. Недавно он был назначен Учёным секретарём Академии наук. И они с супругой, на первый взгляд, такой солидной и недоступной Марией Игнатьевной, желали бы для дочери лучшей партии, нежели толстячок-волжанин, сын простого инженера из провинции. К тому же перед визитом к Кургановым Олег для пущей храбрости выпил в ближайшем заведении пару кружек пива. Щеки его раскраснелись, изо рта пахло спиртным. Олег чувствовал себя очень скованно, пытался выглядеть непринуждённым, но казался развязным и вульгарным провинциалом. И на первых порах очень плохо вписывался в солидную атмосферу академической семьи.

— Он в придачу ещё и пьющий, — шепнула супругу Мария Игнатьевна, когда они остались наедине. — И говорит иногда бог знает какие вещи, просто слушать невозможно.

— Да брось ты, Маша, — улыбнулся и махнул рукой Георгий Романович. — Не принимай все всерьёз. Это так, очередная блажь нашей дочери.

Блажь, однако, довольно скоро обернулась вполне реально зачатым ребёнком…

— Мама, я должна с тобой поговорить, — как-то вечером сказала матери Лена. И тут же, не давая ей даже открыть рта, громким голосом, с каким-то вызовом провозгласила: — Я жду ребёнка! — Она вся внутренне напряглась и немигающим взглядом глядела на мать, ожидая её реакции.

— От него? — выдержав напряжённую паузу, спросила мать. Только бледность и дрожащие губы выдавали её волнение.

— Да. От Олега, — тем же тоном ответила Лена. — Мы с ним хотим пожениться…

— Но папа в Вашингтоне… Почему ты раньше не сказала, до его отъезда?

— А вот так, — задорно ответила Лена. — Не сказала, и все!

— А где… — замялась мать.

— Он может прийти. Если я его позову… Он тут… Он во дворе…

— Зови, — махнула рукой мать. — Что теперь делать?

Через несколько минут в квартиру вошёл красный как помидор Олег. Он пыхтел и задыхался, не зная, как ему вести себя с будущей тёщей.

— Вот, — попытался улыбнуться он и, словно паяц, взмахнул своими пухлыми руками. — Видите ли… Мария Геннадиевна, — добавил он, перепутав, как назло, отчество будущей тёщи. Лена исподтишка наступила ему на ногу и яростно сверкнула глазами.

Нелепое поведение толстяка поначалу ещё больше восстановило Марию Игнатьевну против него. Однако она попыталась взять себя в руки, они сели за стол, попили чайку, побеседовали, не гнать же его, в самом деле, раз так получилось?

— Ну и как же вы собираетесь жить? — спросила Мария Игнатьевна, несколько успокоившись и пытаясь собраться с мыслями.

— Я… — запыхтел Олег. — Я перейду на заочный, я пойду… Есть работа… Там… В одном месте… Один мой знакомый… Он…

Тут он поперхнулся горячим чаем, и брызги полетели в разные стороны. Перепало и будущей тёще. Лена багрово покраснела и под столом сжала кулаки. Мать, однако, вовсе не разозлилась, наоборот, этот эпизод отчего-то расположил её к Олегу.

В этот момент раздался телефонный звонок.

— Междугородний, — доверительно подмигивая Олегу, сообщила Мария Игнатьевна. — Георгий Романович звонит.

— Не говори ему! — крикнула испуганная Лена.

— Почему это? — пожала плечами Мария Игнатьевна и подняла трубку. — Гоша! Привет. У нас радостное событие! Какое, говоришь? Ленка замуж выходит… За кого? Как за кого? За Олега, ты что, его не помнишь? Вот это напрасно… Личность, на мой взгляд, весьма колоритная и запоминающаяся… Ты что кричишь, оглушил прямо! Не говори ерунду. Хороший парень… Мы с тобой скоро бабушкой и дедушкой станем… Да прекрати же ты кричать, наконец, ничего не слышу… Он как раз сейчас здесь, мы чай пьём… Ладно. Ладно. Приезжай скорее. Ждём…

Она положила трубку и окинула насмешливым взглядом нахохлившихся как воробышки влюблённых.

— Коньяку хотите? — спросила она Олега.

— Да… То есть нет, — ответил Олег. — То есть я хотел сказать…

— Давайте выпьем по рюмочке, хороший коньячок, армянского разлива. Только с вами, Олег, а тебе, Леночка, нельзя, сама понимаешь. Ты теперь у нас на особом положении, — совсем уже приветливым голосом произнесла Мария Игнатьевна.

Они выпили с будущим зятем по рюмке коньяка. Олег все время пытался направить разговор в деловое русло.

— Мы… — сбивчиво говорил он. — Я… я перейду на заочное отделение, пойду работать, и мы снимем комнату…

— Возьмите лимончик, Олег, — прервала его Мария Игнатьевна. — И не говорите, пожалуйста, глупости. У нас, слава богу, целых четыре комнаты. Всем места хватит. И прокормить вас сумеем. Поработаете ещё, успеется, всему своё время… Все у вас впереди, не торопите события.

— Олег учится на одни пятёрки! — выпалила Лена.

— И очень правильно делает, — засмеялась мать.

Олег понял, что понравился Марии Игнатьевне. И это очень важно, ведь всем в доме заправляет она.

Встреча с Георгием Романовичем прошла достаточно гладко, хоть у Олега от волнения сердце было готово выпрыгнуть из груди. Но, очевидно, Мария Игнатьевна провела с мужем серьёзную работу и как следует подготовила его к этому разговору. Впрочем, было видно, что Георгий Романович, как человек старой закалки, не одобряет такого поспешного развития событий.

Через некоторое время из Волжанска приехали для знакомства родители Олега. Михаил Олегович Хмельницкий, такой же толстый, весёлый и неунывающий, как и сын, очень понравился и Лене, и её родителям. Да и со строгой и на первый взгляд даже суровой матерью они тоже довольно быстро нашли общий язык. После этого визита отношение Георгия Романовича к Олегу стало резко улучшаться.

Затем была свадьба в ресторане «Националь». Олег покинул свою комнату в общаге к всеобщему огорчению студенческой братии и переселился в четырехкомнатную квартиру на пятнадцатом этаже высотки на Котельнической набережной. У них с Леной была небольшая, но очень уютная спальня с огромной кроватью и кремовыми занавесками. Холодность тестя к зятю уже совершенно пропала — Олег подкупал всех своей добротой и непосредственностью…

Затем их ожидало первое в жизни горе — у Лены произошёл выкидыш. И особенно переживала по этому поводу именно тёща Мария Игнатьевна.

— А мне так хотелось стать бабушкой, — горько плакала она.

— Будете ещё, Марья Игнатьевна, — утешал её Олег. — Видите вот, — разводил он пухлыми руками и виновато улыбался…

Но молодые, испытав первое разочарование, с ребёнком впоследствии решили повременить. Олег закончил университет с красным дипломом, и тесть устроил его в Институт мировой экономики Академии наук. Вскоре он с блеском защитил кандидатскую диссертацию. А затем стал самым молодым заведующим отделом в институте.

Жили все душа в душу, тесть и тёща стали относиться к Олегу как к родному сыну, и вечера, и праздники проводили вместе.

У Кургановых была дача в уютном ведомственном академическом посёлке Озерки. Олег с огромным удовольствием занимался на участке посадками овощей и цветов, постоянно обустраивал дом. Тесть и тёща не могли нарадоваться на него. Он оказался прекрасным семьянином. И дочка казалась им очень счастливой.

Все, в общем-то, шло прекрасно. До поры до времени.

Начало девяностых годов, развал СССР, рост цен и прочие катаклизмы в корне переменили жизнь многих людей. Для одних это стало началом расцвета, для других, для подавляющего большинства, совсем наоборот — полным крахом всей предыдущей жизни и абсолютным непониманием дальнейших перспектив… Быстро улетучились эйфория и подъем, охватившие население в августе девяносто первого года, когда вдохновенный седовласый Ельцин стоял на танке, а ликующий народ размахивал флажками с новой российской символикой. Уже через несколько месяцев после этого сборище в Беловежской Пуще в считаные часы решило судьбы многомиллионного населения бывшего СССР, положив начало страшному кровавому хаосу и беспределу, почему-то именовавшемуся «демократическими преобразованиями». А ещё через пару-тройку недель благостная умильная и несколько загадочная улыбочка на пухлой блинообразной физиономии нового премьера поставила огромную часть населения «демократической» России перед серьёзной проблемой — жить или не жить.