Возможно, один из самых главных моментов заключается в том, что отпечатки пальцев неуничтожимы. Мне довелось убедиться в этом самостоятельно, когда я изучал курс химии в колледже Брин Мор. Я проводил серию опытов с безводной уксусной кислотой. Через несколько недель я заметил, что отпечатки моих пальцев стали почти гладкими, кислота практически вытравила их. Но уже буквально через месяц после окончания опытов отпечатки восстановились в том же виде, как будто и не исчезали.

Причина такой стойкости кроется в том, что рисунок папиллярных линий формируется глубинными слоями эпидермиса, и единственный способ изменить чьи-либо отпечатки заключается в полном удалении кожи с подушечек и заменой ее кожей с других участков тела. Эта болезненная и уродующая операция была использована в 1930-е годы несколькими гангстерами, но с тех пор не применялась.

Несмотря на то что люди давно знали об уникальности отпечатков пальцев, вплоть до конца XIX века ученые не проявляли внимания к возможности использования отпечатков пальцев для идентификации. В 1880 году Генри Фолдс [Henry Faulds] (1843–1930) опубликовал в научном журнале Nature статью. В статье он рассказывал, что, после того как он случайно оставил на чем-то отпечаток своих пальцев, ему в голову пришла мысль, что преступник тоже оставляет отпечатки на месте преступления. Это давало возможность, рассуждал Фолдс, после задержания подозреваемого сравнить его отпечатки пальцев с оставленными на месте преступления.

Но важность отпечатков пальцев для раскрытия преступлений была не только в том, что они уникальны, но и в том, что они остаются на месте преступления. В отличие от системы Бертильона нет необходимости фиксировать отпечатки пальцев всего населения, достаточно лишь сравнить обнаруженные отпечатки с отпечатками подозреваемого.

Английский чиновник в Индии Уильям Хершель [W. J. Hershel] после прочтения публикации Фолдса в Nature написал в журнал, что пользуется подобной техникой уже около двадцати лет. Но если Фолдс видел применение отпечатков пальцев лишь для идентификации преступников, то Хершель предложил более широкое использование отпечатков пальцев в качестве системы многоцелевой идентификации для установления личности. (Конечно, и здесь не обошлось без расизма: Хершель должен был поддерживать порядок колонии, но он не мог различать людей без снятия отпечатков пальцев.) Пять лет спустя фотограф из Сан-Франциско по имени Табор [Tabor] заинтересовался случайно оставленным отпечатком собственного испачканного чернилами пальца. После серии экспериментов он предложил использовать отпечатки пальцев как средство регистрации китайских эмигрантов, выглядевших для большинства жителей Сан-Франциско совершенно одинаково. Похожая идея – проставление отпечатков пальцев на железнодорожных билетах – была предложена в Цинциннати в 1885 году.[31]

И Бертильон, и Хершель понимали, что технологии идентификации в современном обществе могут использоваться с двумя целями. С одной стороны, эти технологии востребованы правоохранительными органами. Имея в своем распоряжении реестр отпечатков пальцев, достаточно сравнить с ним отпечатки, взятые с места преступления, и установить таким образом, кому они принадлежат. Этот же реестр может быть использован и в более мирных целях, например для предотвращения мошенничеств и опознания умерших.

Правоохранительные органы давно настаивали на создании такого реестра, но вплоть до 1980-х годов сталкивались с неприятием этой идеи обществом. Единственный вопрос: почему? Сторонники непогрешимости отпечатков пальцев постоянно встречались с отрицательным отношением общественности к идее поголовного дактилоскопирования. В 1943 году, в самый разгар Второй мировой войны, увидела свет книга Гарольда Камминса [Harold Cummins] и Чарльза Мидлоу [Charles Midlo] «Отпечатки пальцев, ладоней и ступней» [Finger Prints, Palms and Soles]. Авторы писали:

Почему же общество опасается массовой регистрации? Возможно, потому, что мы знаем: отпечатки пальцев не могут гарантировать отсутствие ошибок, а сам реестр может быть использован не по назначению. Вот несколько примеров, которые заставляют задуматься:

• идентификация по отпечаткам пальцев осуществляется людьми, а людям свойственно ошибаться;

• чьи-либо отпечатки пальцев могут оказаться на месте преступления по вполне законной причине. Присутствие идентифицируемых отпечатков создает презумпцию виновности;

• отпечатки могут быть случайно или преднамеренно перепутаны в полицейской лаборатории;

• хранимые в полиции файлы с отпечатками могут быть преднамеренно изменены с целью обвинения невиновного;

• экспертные заключения по анализу отпечатков могут быть перепутаны или специально изменены.

Чем больше мы доверяем технологиям идентификации, тем больше различных видов мошенничества получаем взамен, а возможность преднамеренного мошенничества мы не сможем исключить никогда. Именно по этой причине дактилоскопирование не может гарантировать идентификацию, оно лишь обеспечивает связь конкретного пальца с записью в файле. Измените файл, и вы измените идентификацию.

Но у монеты есть и обратная сторона: дактилоскопия как средство строгой идентификации может быть использована репрессивными и тоталитарными режимами. Люди, стоящие у руля в таких обществах, обеспечивают свою власть в том числе и благодаря тому, что любой противник существующего порядка может быть идентифицирован и будет постоянно находиться под угрозой расправы до тех пор, пока не покорится или не будет уничтожен. Пропускная система во времена апартеида в Южной Африке и идентификационные карточки, выдаваемые палестинцам на оккупированных Израилем территориях, являются типичными примерами таких систем идентификации. Недемократические режимы нуждаются в системах точной идентификации: если подвергнуть наказанию не того человека, это увеличит число противников режима и, что, вероятно, более важно, даст возможность уйти от ответственности истинному виновнику.

В Соединенных Штатах никогда не предпринимались попытки создания тотальной системы для регистрации отпечатков пальцев. Вместо этого штаты и Федеральное правительство фиксировали отпечатки пальцев только у арестованных и у людей определенных профессий. Эта информация хранилась на так называемых «десятипальцевых картах» [ten-print card] – по одному отпечатку каждого пальца рук. Карты классифицировались экспертами и хранились в специальных ящиках. Иногда полицейские управления создавали по две копии карты: одну для локального использования, вторая отсылалась в ФБР.

К концу XX века стремление к всеобщему дактилоскопированию стало ослабевать. Причина этого проста и кроется в принципиальном противоречии, которым обладает любой проект глобальной идентификации: чем больше снято отпечатков, тем сложнее идентифицировать кого-либо по одним лишь отпечаткам.

К 1987 году в ФБР хранилось 23 миллиона дактилоскопических карт с отпечатками преступников, а в одном только штате Калифорния этих карт было 7,5 миллиона.[33] В действительности такой объем информации привел к тому, что систему стало можно использовать лишь для подтверждения идентификации: зная имя, следователь мог запросить конкретную дактилоскопическую карту и сравнить отпечатки. На практике оказалось невозможным лишь по набору отпечатков пальцев определить имя человека, которому они принадлежат. База отпечатков выросла настолько, что ее просто стало невозможно использовать с целью, ради которой она создавалась! В середине 1980-х годов один следователь из Сан-Франциско подсчитал, что если он будет работать по восемь часов в день без выходных, то ему понадобится 33 года, чтобы вручную просмотреть городскую дактилоскопическую картотеку, в которой хранилось 300 тысяч карт.[34]