— По-разному! Бывало, думаешь, что он в саду копается или в гараже машину моет… И вдруг на тебе — мотор заводит…

Но вы пытались за ним проследить… Такси брали?..

— Однажды я три дня держала такси в ста метрах от дома… Но в Антибе Уильям без труда оторвался от нас по маленьким улочкам… И все-таки мне удалось как-то выведать, где он оставлял машину. В одном из гаражей в Канне… Там она и стояла все время, пока он где-то шлялся…

— Выходит, вполне возможно, что он садился в поезд и отправлялся в Париж?

— Возможно.

— Или возвращался сюда и обретался где-нибудь поблизости?

— Вряд ли, так как никто его здесь ни разу не встречал…

— Вернувшись из «паломничества», он и погиб?..

— Да… Семь дней отсутствовал…

— А при нем находились деньги?

— Две тысячи франков, как всегда.

— Хотите узнать мое мнение? — вмешалась в разговор старуха. — Ну так вот, слушайте! Уильям имел гораздо более весомую ренту, нежели говорил… Может быть, четыре тысячи, может быть, пять… Но он предпочитал тратить деньги в одиночку… А нас заставлял прозябать на оставшуюся смехотворную сумму…

Мегрэ сидел, развалившись в кресле Брауна, и блаженствовал. Чем дольше продолжался допрос, тем сильнее его лицо расплывалось в улыбке.

— Одним словом, не подарок?

— Он?.. Да это был душа человек!..

— Погодите! Если вы не возражаете, мы сейчас с вами попробуем восстановить его примерный распорядок дня. Кто по утрам просыпался первым?

— Уильям… Он ложился обычно на диване, на том, что стоит в прихожей. Только светать начнет, а уже слышно, как он топает туда-сюда… Я ему сотню раз твердила…

— Простите, он сам готовил себе кофе?

— Да… Когда мы спускались вниз часам к десяти, на плитке стоял кофе… Но уже холодный…

— А Браун?

— Возился с чем-нибудь… То в саду… То в гараже…

Или, бывало, усядется и смотрит на море… А нам за продуктами нужно ехать… Скажешь — выведет машину… Чего я еще никак не могла от него добиться, так это того, чтобы он приводил себя в порядок, прежде чем отправиться на рынок. Куртку лишь набросит на пижаму. На ногах тапки, волосы нерасчесанные… В таком виде и отправлялся в Антиб… Ждал нас в машине перед магазинами…

— А вернувшись домой, переодевался?

— Когда как! Мог даже не умываться четыре-пять дней подряд.

— А где вы ели?

— На кухне! Когда в доме нет слуг, разве можно позволить себе такую роскошь — пачкать во всех комнатах…

— А чем вы занимались после обеда?..

Вот это да! Они отдыхали. И лишь к пяти часам по дому снова раздавался стук их шлепанцев!

— Часто ссорились?

— Почти никогда! Правда, нас с мамой оскорбляло, когда ему говоришь что-нибудь, а он словно воды в рот набрал.

Мегрэ не смеялся. И даже начал испытывать настоящую симпатию к этому хитрецу Брауну.

— Итак, его убили… Это могло произойти в тот момент, когда он пересекал сад… Но раз вы видели кровь в машине…

— А зачем нам лгать?

— Согласен! Значит, его убили в другом месте. Или, вернее, ранили. И вместо того, чтобы отправиться к врачу или в полицейский участок, он едет сюда… Вы перетащили тело в дом?

— Не оставлять же на улице!

— А теперь объясните, почему вы не сообщили о случившемся куда следует… Я убежден, что у вас имелась на то весьма и весьма веская причина…

Старуха решительно поднялась:

— Хорошо, месье! Я расскажу вам об этой причине. Впрочем, вы все равно рано или поздно узнали бы правду! Дело в том, что Браун оставил жену в Австралии… Он австралиец… И его жена пребывает в полном здравии… Разводиться она отказалась наотрез, все рассчитала. Это по ее милости мы не могли поселиться в самой шикарной вилле Лазурного берега…

— Вы когда-нибудь с ней виделись?

— Она никогда не покидала пределов Австралии…

Но развернула столь бурную деятельность, что сумела добиться опекунства над мужем… А мы десять лет жили с ним под одной крышей, заботились о нем, утешали в трудные минуты. И даже сумели накопить кое-какие сбережения… И спрашивается, что теперь?

Если…

— Если госпожа Браун узнает о смерти мужа, она мигом приберет все к рукам!

— Вот именно! А мы оставайся с носом! И это еще не самое ужасное! Я вовсе не нищенка. Мой муж служил в армии, так что мне причитается небольшая пенсия… Многие вещи в этом доме куплены на мои деньги… Но закон на стороне этой женщины, и она попросту выставит нас за дверь…

— И поэтому вы заколебались… Три дня взвешивали все за и против, а труп все это время лежал на диване в прихожей…

— Два дня! Мы закопали его на второй день…

— Вдвоем! Затем собрали все самое ценное в доме и… Интересно, а куда вы собирались ехать?

— Не важно! Куда угодно, в Брюссель, в Лондон…

— А вам раньше приходилось садиться за руль? — спросил Мегрэ у Джины.

— Никогда! Но я сумела завести ее!

Настоящий подвиг, если вдуматься! Им пришлось пережить немало острых минут: поспешный отъезд, труп в саду, три тяжелых чемодана, да еще вдобавок машину кидает из стороны в сторону…

Постепенно Мегрэ утомила и царившая в доме атмосфера, и запах мускуса, и красноватый свет абажура.

— Вы позволите осмотреть дом?

К обеим женщинам уже полностью вернулось хладнокровие и чувство собственного достоинства. И возможно, их немного сбил с толку комиссар: так спокойно ко всему относился, будто ничего особенного и не произошло!

— Только простите нас за беспорядок, ладно?

Еще бы! Однако Мегрэ не назвал бы это беспорядком. Скорее грязью. Несмотря на буржуазный дух дома с его горделивой напыщенностью, он напоминал логово диких зверей, живущих среди собственных миазмов, остатков пищи и испражнений. На вешалке в прихожей висел старенький плащ Уильяма Брауна. Мегрэ покопался в карманах и вытащил оттуда пару видавших виды перчаток, ключ и коробочку с пастилками катеху[1].

— Он сосал пастилки катеху?

— После выпивки, чтобы меньше пахло. Мы не разрешали ему пить виски. Но у него вечно была где-нибудь припрятана бутылка!..

Над вешалкой висела голова оленя с рогами. Чуть подальше ротанговый столик на одной ножке с серебряным блюдом для визитных карточек!

— Он пришел в этом плаще?

— Нет, в габардиновом…

Ставни гостиной были закрыты. На полу комнаты, служившей в основном кладовкой, валялись верши для ловли омаров — видимо, еще одно увлечение Брауна.

Затем шла кухня, где печь, похоже, никогда не разжигалась. Зато имелась спиртовка. Рядом пять-шесть десятков пустых бутылок из-под минеральной воды.

— Вода у нас тут слишком известковая и…

На лестнице протертая ковровая дорожка, закрепленная бронзовыми рейками. Отыскать комнату Джины не составляло труда, достаточно было идти на запах мускуса.

Ни ванной комнаты, ни туалета. На незастланной постели разбросана женская одежда. Они отбирали здесь лучшее, чтобы забрать с собой.

В комнату старухи Мегрэ заходить не решился.

— Пришлось так поспешно уезжать… Мне стыдно показывать дом в таком состоянии.

— Я к вам еще заеду.

— Мы свободны?

— Скажем так: в тюрьму возвращаться вам не придется… По крайней мере, сейчас… Но если вы попытаетесь покинуть Антиб…

— Ни в коем случае!

Мегрэ проводили до самых дверей. Старуха вспомнила о хороших манерах.

— Может быть, вам угодно сигару, господин комиссар?

Джине и этого показалось мало, разве помешает заручиться поддержкой столь влиятельной особы?

— Можете взять всю коробку. Уильяму они уже не пригодятся…

Такое и нарочно не придумаешь! Выйдя на улицу, Мегрэ почувствовал себя будто захмелевшим. Ему хотелось одновременно смеяться и скрежетать зубами! Миновав ограду, он оглянулся — и не узнал виллу, она стояла совершенно белая среди деревьев.

Над углом крыши зависла луна. Справа сверкало море.

Дрожали ветки мимозы…

Мегрэ возвращался в гостиницу «Бекон», неся под мышкой свой габардиновый плащ. В голове ни единой мысли, в душе сумбур всевозможных впечатлений и чувств, как тягостных, так и забавных.