— Тье Уинни, доброго вечера!

Домохозяйка? Маред растерянно открыла, вспоминая, не задолжала ли квартплату? Нет, все оплачено вовремя и немного вперед. Тогда зачем…

— А я вот решила заглянуть, поинтересоваться, как у вас дела, милая.

Тье Румстронг решительно оттеснила растерявшуюся Маред в комнату, быстро и внимательно огляделась. Особенного внимания удостоилось платье, роскошно поблескивающее с вешалки. Надо было прикрыть его все-таки!

— Смотрю, у вас изменились обстоятельства? — задумчиво сообщила тье Румстронг. — Приехали на кэбе, да и одеваться стали… хм…

Вот уж не ее это дело! Услышав в голосе хозяйки недвусмысленный намек, Маред вспыхнула, собираясь так и заявить, но осеклась. Слухи все равно пойдут. И, главное, несправедливые! Все, на что тье Румстронг намекает, Маред честно заработала сама!

— Да, — сказала она вслух, улыбаясь несколько принужденно, но очень старательно. — У меня ведь практика. Я только на один вечер заехала… Мне так повезло с местом! Хотите взглянуть на мою новую форму?

— Так это форма такая?

Вскинув бровь, тье Румстронг с удовольствием воспользовалась приглашением. Подойдя ближе, разглядела платье в подробностях, погладила шелк, поцокав языком. Маред наблюдала, как подозрительное выражение на лице почтенной тье сменяется вполне одобрительным. Ну да, красивое, но скромное же! Явно дневное, никакого декольте. Воротник стоечкой, кружево на кокетке плотное. Совершенно пристойное платье, не допускающее никаких неуважительных мыслей.

— И в самом деле отличное место, надо полагать, — вынесла тье Румстронг окончательный вердикт с величественностью коронного судьи, и Маред вздохнула с облегчением. — Платят неплохо, значит?

— Очень, — подтвердила она. — А еще вот… У меня вчера день рождения был… Подарили, представляете?

Толстая кожа и солидная форма сумки убедили тье Румстронг окончательно.

— Ну и хвала светлым богиням! — выдохнула она. — Ох, я этим сплетникам… Ведь испугалась, что ты попала в беду, девочка.

— Хотите чаю, тье Румстронг? — предложила Маред, испытывая нечто вроде смущения. — У меня есть торт, очень вкусный.

Вдруг захотелось провести вечер не в одиночестве, хотя еще несколько минут назад Маред была рада ему. Но успеется еще. Разве она не может угостить свою домохозяйку чаем? В первый раз за столько времени, что живет здесь!

Тье Румстронг, не чинясь, уселась за стол, наблюдая, как хлопочет Маред. Вульгарная картошка была отставлена в сторону, нашлась еще одна чашка и пара блюдец, а отсутствие остальной посуды ей милостиво простили — что взять с бедной студентки?

— Я вам подарю сахарницу, чайничек и молочник, — пообещала тье, вкушая ложечкой торт. — Вдруг в гости кого позовете. Подругу, например, или даже…

Она осеклась, но, снизив голос, заговорщицки продолжила:

— Если все прилично, так отчего же нет? Ночевать постороннему мужчине я здесь, конечно, не позволю, у меня дом приличный. Но если с серьезными намерениями, так и незачем ему ночевать. Жениху в гости зайти можно…

— У меня нет жениха, тье Румстронг, — сказала Маред, улыбаясь уже по-настоящему. — И вряд ли будет.

— А вот это, милая, одной Керидвен ведомо! — решительно подняла тье ложечку, как судья — молоток перед ударом по столу. — Я смотрю, вы похорошели… Глазки загорелись, щечки зарумянились, личико посвежело. Уж верно, не в одной службе дело? Служба на женщин так не действует. Наверное, нашелся все-таки кто? Пусть бы и на службе…

— Не знаю… — смутилась Маред, хотя стоило убедительно протестовать.

Ну, в самом деле, не считать же причиной улучшения ее внешности лэрда Монтроза? Вот уж бред… А Оуэн… Считать его кавалером и кандидатом в женихи тем более глупо. Отчаянно глупо!

— Так ведь сразу и не узнаешь, — философски согласилась тье, расправляясь с тортом. — То ли жених, то ли надо гнать его веслом от шлюпки. Ты не торопись, девочка, присматривайся получше. Мужчины-то измельчали совсем. Эх, вот в мое время… Помнится, лет пятнадцать тому сдавала я эту комнату молоденькому стряпчему. Вот везет мне на стряпчих, однако. Ах, какой был юноша! Тоже… глаза горели.

— И что? — из вежливости спросила Маред.

— И ничего. Пожил у меня пару лет да переехал. Ну да я не в обиде: всякий ищет, где ему лучше живется. Что умному человеку делать в Западном районе? А уж как он работал… Ночами сидел, вот точно, как ты. Только не овсянку ел, а все картошку вареную… Я же не слепая, вижу, с чем каждый жилец из лавки приходит. И наверняка выбился ведь в люди. Чтобы такой да не выбился? У старой Румстронг глаз на людей верный.

— Картошку? — переспросила Маред, подозревая, но еще не в силах поверить. — Наверное, овсянку он не любил?

Вспомнилось, как лэрд стряпчий, забирая ее отсюда, недоуменно оглядывался по сторонам, будто пытаясь найти знакомые черты.

— Терпеть не мог, — подтвердила почтенная тье, поднимаясь. — Приютский он был. Говорил, что на всю жизнь там наелся. Ну, удачи тебе, девочка. А подарок я занесу, как в следующий раз приедешь. Не промахнись, главное. Нам, женщинам, нужно прицел иметь вернее, чем любому охотнику. Тому-то оленей да куропаток всегда хватит, а вот женщине ошибка дорого обходится.

«Ошибка дорого обходится, — повторила про себя Маред, закрыв за тье Румстронг дверь. — Как верно. Ошибешься — и не будет работы, о которой ты мечтала. Такой, чтобы трудиться до изнеможения, но видеть результат. Не будет круга общения, которому нужно соответствовать, но которым можно гордиться. Не будет повышений по службе и новых проектов. А еще не будет редких, но таких интересных разговоров с лэрдом стряпчим. Как объяснить ему, что Маред просто хочет работать рядом, наслаждаясь этим больше, чем любой роскошью?

И что теперь? Да, она пообещала себе, что признается Монтрозу, когда узнает от Чисхолма, чего тот хочет. Тогда — придется. Просто не будет иного выхода. Но неизвестно, сколько времени до этого придется жить у Корсара, жесткого и циничного королевского стряпчего, которого тье Румстронг помнит юнцом с горящими глазами. А если называть вещи своими именами — жить с Корсаром. И никто в целом мире не решит за нее, не подскажет, как поступить правильно.

Глава 12. О длинных юбках и коротких рубашках

Утром она едва не проспала. Ночуя в своей комнате, привыкла просыпаться от стука горничной или экономки, а в спальне лэрда ее будил сам Монтроз. Иногда — нарочно, а иногда просто обычным шевелением просыпающегося человека. Лэрд стряпчий утром вставал легко и радостно, словно всегда высыпался, и Маред изрядно завидовала этой его особенности. Тем более, что не спать допоздна он тоже умел не хуже Маред, всегда считавшей себя полуночницей. Вот ведь повезло королевскому стряпчему!

Завидовать совершенствам лэрда пришлось на бегу. Маред спасло только то, что от Западного района до центра Лундена все-таки было гораздо ближе, чем из Мэйд-Вэл. Подскочив в измятой и сбившейся постели, она торопливо помчалась в ванную. Вода из крана текла еле теплая и с запахом ржавчины — как обычно. Впрочем, волосы мыть все равно уже поздно, а для душа сгодится как-нибудь. Свежее белье в шкафу, корсет придется затягивать самой, хоть это и неудобно, платье… Платье Маред оглядела тщательно. В порядке, только юбка слегка помялась. Ничего, почти незаметно.

А вот на завтрак времени уже нет, да и готовить его не из чего. Ничего, до ланча она потерпит — не впервой. Да и кофе же можно попить в отделе! Из подаренной Оуэном Макмилланом чашки!

А потом был с трудом пойманный кэб, потому что на омнибусе Маред опоздала бы точно, да еще и платье могли помять в толчее. И тревожное посматривание на фониль. Но все же она успела! Влетела, торопливо цокая каблучками, в здание конторы минуты за две до того, как в окна вплыл колокольный звон Большого Тома. Посмотрела на себя в зеркале холла: щеки горят, из прически выбилось несколько прядей, окружив лицо, наспех повязанный платок сбился на сторону. Незнакомый молодой человек в форменном сюртуке и галстуке поклонился ей, пропуская к лестнице, и Маред смущенно улыбнулась в ответ на его заинтересованный взгляд.