И потом, Флория так искренне, совсем по-детски радовалась очередному золотисто-розовому или серебристому с инкрустацией аппаратику! Алекс полагал, что вовсе не из жадности, просто для нее это было очередным доказательством собственной ценности в глазах покровителя. В тех кругах, где она вращалась, любовь и забота привычно измерялись стоимостью подарков.

— Где ты сейчас, милая? — спросил он, выслушав массу сплетен, без которых вполне мог обойтись, и среди них пару действительно полезных о завсегдатаях «Бархата». — Дома?

— Нет, конечно, — с удивлением отозвалась Флория. — Я в «Бархате». Эмбер просила причесать и накрасить ее для съемок.

— Погоди, каких съемок? У тьена АрМоаля?

Алекс сел в кресле ровнее. А франк, однако, времени не теряет! Совсем недавно говорил о возможности съемок как бы между прочим, и вот они уже идут?

— И кого еще ты красишь? — поинтересовался он в трубку спокойно. — Только Эмбер?

— Да, — обиженно сообщила Незабудка, тут же добавив явную причину обиды. — Тье Ресколь изволила сообщить, что в моих услугах не нуждается. Сама, видите ли, может позаботиться о своей внешности…

— Тье Ресколь? — переспросил Алекс то, что и так прекрасно слышал? — Анриетта тоже позирует?

— А вы не знали, милэрд? Ну, так снимается именно наша королева танцев, — с мстительным удовольствием сообщила Флория. — Остальные так, для фона… Господин камерограф четыре раза велел переставлять лампы — не нравилось ему, как свет сочетается с тье Ресколь. В конце концов сказал, что будет снимать ночью, и уехал за какими-то принадлежностями. Вот, ждем…

— Ах, вот что, — отозвался Алекс, тщательно выдерживая безразличный тон. — Я не знал, что съемки именно сегодня. Благодарю, Незабудочка моя. Увидимся вечером, я постараюсь приехать.

Глянув на часы, он понял, что придется поторопиться, чтобы провести вечер с Маред и успеть в «Бархат». И вообще, стоит серьезно подумать, не вернуться ли на время в лунденские апартаменты. Хотя бы пока не закончится этот летний форс-мажор, где смешались происки конкурентов, таинственные смерти и сложности с интимной жизнью.

* * *

День пролетел стремительно — Маред оглянуться не успела, работая так, словно от этого действительно зависело, останется ли она в «Корсаре». Увы, с франкским тендером работа временно встала. Послушав обмен репликами между тье Форс и остальными, Маред поняла, что далеко не всем нравится назначение Жаклин главой отдела. Тьена Дорриш полагала, что сама могла бы его возглавить, раз уж Эстер рван дер Пол наотрез отказалась, а остальным просто не слишком нравилось, что новый начальник — женщина. А через час после обеда Жаклин и вовсе уехала на какую-то встречу.

Поэтому Маред последовала примеру Леона и тьена Лоустица, вернувшись к собственным делам. Присмиревший Финлисон принес вполне прилично выполненные сводки. Маред поправила пару недочетов, спокойно объяснив, как следовало их избежать, Финлисон кивал, соглашался и следующую порцию бумаг взял беспрекословно, только все равно чувствовалось в его тоне и взглядах что-то нехорошее. Но пока работал, и с его помощью стало немного легче.

А потом рабочий день закончился. И оказалось, что ей следует успеть и на заключительный осмотр в клинику и на урок вождения, так что остаток дня Маред металась по городу, благословляя создателей фониля и рассчитав время по минутам.

Вот, кстати, и еще один повод подумать. Сейчас ее обучение оплачивает лэрд стряпчий, а оно весьма дорого. Бросать занятия обидно — в конце лета она уже могла бы сдать экзамен и получить свидетельство на право вождения мобилера. Но деньги… Что ж, это подождет.

Главной заботой сейчас был разговор с Монтрозом. Добравшись до особняка, Маред узнала, что его светлость работает в библиотеке и просил его не тревожить. Теперь отсрочка становилась законной, но от этого не менее мучительной. Маред поужинала, съев совсем немного и то лишь потому, что оставшиеся у нее лекарства следовало принимать с едой. Как и всегда, переживания напрочь лишили ее аппетита.

Приняв ванну, она переоделась в легкое платье, в котором можно было уехать, собрала вещи. Синее платье никак нельзя было укладывать в ее маленький старый саквояж, и Маред решила, что попросит прислать его позже. Вряд ли лэрд откажет в таком пустяке. А еще на столе сиротливо поблескивал новенький вычислитель, и Маред заколебалась. Он ведь гораздо дороже чем тот, что ей испортил Даффи. Но оставить… Лэрд Монтроз подарил его так же искренне, как делал для нее все остальное. Подозревать королевского стряпчего в ежедневном холодном расчете и фальшивой заботе — это уже мерзость.

И потому вычислитель Маред оставила напоследок. Видно будет, как сложится разговор.

Словно отвечая на ее мысли, в дверь постучала горничная, сообщив с непроницаемым лицом, что лэрд желает видеть тье в своей спальне.

Маред — только что из прохладной ванны — мгновенно бросило в жар. Разговаривать с Монтрозом она бы предпочла точно не в спальне. Главное, с самого начала не поддаться на его лукавые провокации. Вспомнился так и не доделанный контракт — единственный раз в жизни, когда она не завершила работу. Настолько мерзко было к нему возвращаться… И как же противно было понимать, что Даффи читал так и не выполненные договоренности, принимая их за чистую правду.

К спальне лэрда она подошла, твердо решив, что будет делать и говорить. Следует поздороваться, выслушать, чего от нее хотят, вежливо отказаться и сказать, что уходит. Да, еще поблагодарить за то, что никак не входило в условия: лечение, уроки вождения… Она бы за многое поблагодарила, пожалуй, но какой в этом смысл?

Дверь открылась с обычной мягкостью и так же бесшумно и плотно закрылась позади. Маред остановилась, приглядываясь… Сегодня в спальне было светло. Настенный ночник заливал кровать ровным теплым сиянием, но дальше круг света расплывался, и Корсар, сидящий на широком подоконнике, уже оказался в шоколадном полумраке. В руке лэрда поблескивал бокал то ли с бренди, то ли с коньяком, судя по цвету. И необычное место для сидения королевского стряпчего явно не смущало, хотя он вполне мог бы расположиться в кресле, стоящем у его ног.

— Составите мне компанию? — спросил он совершенно обычным голосом, без малейших признаков нервозности или опьянения. — Вино, ликер?

Маред покачала головой.

— Добродетельность во всем, — весело фыркнул Монтроз, поднося бокал к губам и тут же ставя его на подоконник рядом с собой.

Нет, пьян он точно не был. Разве что слегка расслаблен и, пожалуй, в неплохом настроении: глаза блестят, голос полон привычной уже насмешливой мягкости. И этот подоконник… Как можно настолько пренебрегать приличиями ради собственных прихотей? А ведь там, наверное, не хуже, чем в кресле, — в окно приятно тянет ветерком…

— Вы меня звали, — напомнила Маред, тоскливо подбирая слова для разговора, как-то вдруг вылетевшие из головы.

— Я звал вас не для того, чтобы вы стояли на пороге. Или идите сюда, или сядьте в кресло. А лучше — на кровать.

Монтроз снова взял бокал, наполовину полный темно-янтарной жидкостью. Крепкие напитки до краев не наливают, в этом лэрд этикет соблюдал. И насчет порога был прав. Только выбор места от его правоты лучше не становился. Что на кровать, что ближе к Монтрозу не хотелось совсем.

— Как прошло укрощение… Финлисона?

Пауза была совсем незаметной, и Маред невольно восхитилась. Она всего раз назвала вчера имя, но Монтроз его запомнил. Даже в таком состоянии!

— Хорошо. То есть прекрасно…

— Прекрасно или хорошо? — настойчиво уточнил лэрд и, покачав перед глазами бокал, решительно отставил его на самый край подоконника. — Так, девочка, запомни: если ты не делаешь выбор, его делают за тебя. Ты так и не выбрала, где сесть, значит, иди сюда.

Бездумно подчиняясь повелительной интонации, уже почти шагнув, Маред опомнилась. Ей остро захотелось выскочить в коридор, но это была бы совсем уж глупость. Монтроз ждал — он ведь говорил, что не любит повторять — и Маред набрала воздуха, открыла рот, едва заметно сделав шажок назад…