В свете странных ламп кожа Анриетты сияла теплым золотом, на гладких черных волосах мелькали блики. Алекс рассматривал тонкий профиль, линию шеи и очертания тела, узнавая и не узнавая его — такой он Анри никогда не видел. Разве что в танце, но там все было построено на движении, а сейчас мгновение остановилось, наполнившись зыбкой волшебной красотой.

Кто-то тронул его плечо, и Алекс, обернувшись, взял чашку с подноса, молча поблагодарил кивком и снова впился глазами в сцену.

Анри что-то ответила АрМоалю, сделала пару шагов назад и одним гибким движением опустилась на большое полотнище белой ткани. Черное, белое, золотое… Алекс на миг зажмурился, так это ударило по глазам и обострившимся нервам. Франк отошел и принялся колдовать над ближайшим светильником, поворачивая его и изгибая. Под страхом смерти Алекс не сказал бы, в чем разница, но через пару минут АрМоаль удовлетворенно кивнул и подошел к большой камере на высоком треножнике. Анри улыбнулась, подняв одно колено, обняла его руками и запрокинула голову…

— Хорош, верно?

— Что?

Алекс вынырнул из черно-бело-золотого марева, виновато глянул на подошедшую Шэннон.

— Прости. Что-то я… засыпаю на ходу.

— Так неудивительно, — хмыкнула та. — Третий час ночи. Хорошо работает, говорю. Пар-р-ршивец.

В голосе Арины слышалось неприкрытое восхищение с привкусом злости, и Алексу стало легче: не только у него франк вызывает особые, скажем так, чувства.

— Присоединяюсь, — буркнул он, не отрываясь от происходящего.

— Он сначала снимал Эмбер, — тихо сказала Шэннон. — И ведь ни одного лишнего слова, ни одного движения — даже не коснулся ни разу. А Эмбер так растаяла, что захоти он — отдалась бы прямо на сцене. Будто в представлении. Ей, конечно, до Анриетты далеко, но…

— Шэн, помолчи, будь добра, — тихо и очень ласково попросил Алекс.

— А… да, хорошо.

Она сочувственно покосилась на Алекса и отошла. Он же поднес к губам кружку с остывшим чаем, сделал глоток. Холодная сладкая жидкость смочила пересохший рот, увлажнила горло. Алекс пил мелкими глотками и смотрел. АрМоаль работал. И Анриетта работала вместе с ним и для него. И — Шэннон права — больше всего это походило на представление, необычное, но безумно красивое.

Менялся свет, менялись цветные ткани для фона, и, главное, менялась Анри. Она смотрела на АрМоаля сияющими глазами и улыбалась, садясь, вставая и ложась, как велено. Собирала и снова распускала волосы, подавалась вперед — к франку! — и откидывалась назад, гибкая, как вставшая королевская кобра, и трепещущая, как птица, на которую эта кобра охотится. Это был танец, в котором франк ловил мгновения неподвижности, и Анри замирала для него, одновременно охотник и добыча, каждым взглядом и улыбкой подтверждая связь между собой и проклятым камерографом.

— Милэрд?

Незабудка подошла неслышно и встала рядом. Потом потерлась щекой о плечо Алекса, коснулась губами его рубашки. Алекс обнял ее, дыша сладкими духами, смешанными с запахом сигарилл.

— Вы видите, милэрд? Видите? Как она…

Лучше бы она молчала. Алекс почувствовал, как внутри поднимается глухое раздражение. На Флорию и звучащую в ее голосе мелочную гадкую зависть, и на самого себя за то, что на миг позволил поддаться ревности. Он почти с отчаянием смотрел на сцену, где ему не было места, да и Луг сохрани, разумеется, но… Ведь не получится просто сделать вид, что все по-прежнему и ничего не было.

АрМоаль легко спрыгнул с подиума, подошел к нему и поклонился.

— Доброго вечера, ваша светлость.

Алекс глянул в безмятежный прищур голубых глаз, спокойное, вежливо улыбающееся лицо.

— Флория, милая, — обернулся он к Незабудке, даже дышать, кажется, переставшей. — Будь любезна, закажи нам чаю? Мне как обычно, а тьену АрМоалю… «Черный дракон», так?

— Да, прошу, — подтвердил франк. — То, что нужно для ночной работы.

Повернувшись к сцене, он громко окликнул всех:

— Перерыв на двадцать минут. А потом меняем свет и работаем дальше. Тье Ресколь, вы можете пока переодеться.

Снова повернулся к Алексу и поинтересовался:

— Разбираетесь в камерографии?

— Ни в малейшей степени, — честно признался Алекс. — Но мне нравится. Очень… красиво выглядит.

— Модель идеальна, — отозвался АрМоаль, провожая уходящую Анри взглядом, в котором самый пристрастный наблюдатель заметил бы только профессиональное восхищение. Разумеется, профессиональное! Не больше… — Я счастлив, что смог поработать с тье Ресколь.

— Все-таки пока еще тье Ресколь, не Анриетта? Или это ради окружающих такая сдержанная вежливость?

— Она очень красива, — сдержанно подтвердил Алекс.

— Да не в красоте дело! — махнул рукой франк, оживляясь и сбрасывая маску бесстрастности. — Как ее любит камера! Вы потом поймете. Увидите снимки — и поймете. Это будет прорыв в искусстве камерографии!

— О снимках… — медленно начал Алекс. — Венсан, я могу просить вас об одолжении?

— К вашим услугам.

— Я хотел бы заказать вам снимки Флории. Подождите, — мягко попросил он нахмурившегося АрМоаля. — Я помню, что вы говорили. Камера ее не любит… Это неважно. Флория не собирается быть актрисой или журнальной моделью. Просто я хочу сделать ей подарок. И можно попросить, чтобы инициатива исходила от вас? Флория не уверена в себе…

— Понимаю.

АрМоаль глянул на карманные часы.

— Я сделаю сегодня с ней несколько снимков. Попытаюсь выжать что-то интересное. Одну-две камерографии отберу для выставки. И…

Он улыбнулся Алексу и сказал чуть громче, метнув быстрый взгляд через его плечо:

— Я премного благодарен вам за разрешение!

Алекс обернулся, посмотрел в загоревшиеся недоверчивой радостью глаза Незабудки. Взял с принесенного ею подноса чашку с чаем, светлым, в отличие от почти черного напитка франка и сказал небрежно:

— Флория, тьен АрМоаль хочет, чтобы ты ему позировала. Ты согласна?

— Вы позволяете?!

— Конечно, милая, — пожал плечами Алекс.

Он снова притянул к себе залепетавшую что-то несвязно-благодарное Незабудку, поцеловал в щеку, и Флория умчалась, причитая, как же теперь успеть привести себя в порядок.

— Она вам дорога, — констатировал АрМоаль, пригубив чай.

— Алекс!

Анри, вынырнувшая из боковой двери, сияла, как начищенный золотой дублон. Она и вправду переоделась, снова в черное, но совершенно в другом стиле. Теперь — Алекс едва не поперхнулся чаем — на ней была белоснежная рубашка с пышным кружевным жабо и манжетами, угольно-черный бархатный камзол с золотым шитьем и узкие черные штаны, тоже бархатные, из-под которых ниже колена виднелись шелковые белые чулки. На женском теле, стройном, но округлом, выглядело это…

Алекс сглотнул и невольно облизал губы.

— Ты все-таки приехал!

О да, хотя его не приглашали- благодарение Флории, вовремя поделившейся новостями. И снова укол то ли ревности, то ли злости.

Он стряхнул неприязненное чувство — ведь это же Анри, и она счастлива, так чего еще желать? Улыбнулся с вернувшейся искренностью, обласкал откровенно восхищенным взглядом, обернулся к АрМоалю.

— Это тоже для съемок?

— Вам нравится?

Франк рассматривал Анри с такой гордостью, словно был художником, а она — его шедевром.

— Тьен Венсан хочет снять галерею исторических образов.

В глазах Анри плясали крошечные шаловливые искры-боуги. Она улыбнулась франку — для нее уже просто Венсану, отметил Алекс, — и одним легким прыжком взлетела на подиум.

— Исторические образы?

— Да. Публика будет шокирована женщинами в мужских костюмах, но очарована их красотой.

Улыбка АрМоаля была совершенно спокойной, просто безмятежной.

А возле подиума появилась Незабудка. Распущенные и тщательно уложенные локонами волосы, новое платье серебристо-белого шелка — где только успела найти? Франк тоже посмотрел в ту сторону, поморщился:

— Нет, совсем не то… Простите…

Быстрыми упругими шагами он подошел к Флории, что-то сказал и небрежным движением руки взлохматил прическу. Оглядел — и снова уронил пару слов. Флория покорно помотала головой — Алекс смотрел, онемев от изумления, как рассыпаются в беспорядке блестящие светлые пряди.