— Ну, здравствуй…

И никаких эмоций в голосе! Значит ли это, что «Драккарус» нарочно взрывали без хозяина? Да ни баргеста это не значит! Уж такой матерый хищник, как Мэтью, не станет устраивать истерик.

— Здравствуй, Мэтью, — сказал Алекс, чувствуя, как лицо стягивает в бесстрастную маску, словно собеседник совсем рядом. — Не удивлен, что я звоню?

— А чему мне удивляться, Алекс? Позвонил — что скажешь?

— Нет, Мэтью, — все так же криво усмехнулся Алекс. — Что ты мне скажешь? Вот теперь — что?

— А ничего не скажу, — помолчав, уронил Корриган, и Алекс услышал в трубке его натужное дыхание. — Поздно что-то говорить. Ты ведь не дурак, сам все понимаешь. Это не везение, ты не думай. Это последний шанс.

— Шанс, значит… Предупредить изволили…

В горле стоял плотный ком, Алекс все пытался его сглотнуть, но не выходило. И очередной кусочек мозаики сложился. Мэтью ждал его звонка. Значит, убивать не собирались. Решили испугать. Твари…

— А ты подробности уже знаешь, Мэтью? — сказал он мягко, понимая, что слова уже ничего не решат, но сил держать в себе еще и это не было. — У тебя ведь наверняка здесь кто-то был. Тебе уже сказали, кто был в мобилере?

Пауза. Четкая, хоть и недолгая.

— О чем ты?

И еще один кусочек мозаики лег на место. Не знал… Уверен был, что все обошлось потерей мобилера.

— О том самом, Мэтью. Я так понимаю, взрыватель был не часовой, а сигнальный? Увидели, что я вышел, и решили, что «Драккарус» пуст? Незадача… Грязная работа. Приходи на похороны, Мэтью. Ты ведь тоже звал Стивена Хендерсона другом, помнишь? Не знаю, правда, что там осталось хоронить. От него, от Кэрри… Кэрри ты не знаешь. Ей было девятнадцать, Стивен собирался на ней жениться.

— Алекс…

И молчание. Алекс и сам не мог ничего больше сказать: во рту пересохло, горло царапало изнутри. И казалось, что бы он сейчас ни выдавил, слова вылетят с кровью, разодрав гортань.

— Алекс… я не знал. Про Стивена.

— Это важное уточнение, — все-таки выплюнул он, глядя на золотисто-белое нарядное здание храма, зелень деревьев и газонов, цветные пятна — нарядно одетых людей — сквозь мутную красную пелену, застилающую глаза. — Очень важное. Еще скажи, что не хотел. Ну, скажи!

— Алекс, — тихо и очень тяжело сказал Мэтью. — Не дури, Сутяга. Ты сегодня второй раз родился, понимаешь? Больше шансов не будет. Я тебя, ублюдок, ненавижу. Сам знаешь, за что. Но если отдашь «Корсар»… Не прощу, нет. Просто разойдемся навсегда. Хоть ты и гнида, но я-то ее любил.

— Что? Кого? — растерялся Алекс, настолько непонятно было то, что говорил Мэтью. — Кого любил? Ты о чем?

— Мразь ты, Алекс, — измученно отозвался Корриган голосом совершенно больного человека, вмиг потускневшим и охрипшим. — Неужели даже не помнишь? А я ведь думал, что ты мне друг. Верил. Как себе, даже больше. Ненавижу тебя — слышишь? Да подавись ты своим «Корсаром»! Это их игры, им он нужен был, а мне… Мне уже все равно. Ты у меня все забрал, вот и я… хотел забрать. Напоследок. А ты ведь сдохнешь, но не отдашь, я тебя знаю. У тебя хватка волчья. Кровью будешь захлебываться, а челюсти не разожмешь. Только за что ты со мной так, а? Неужели других женщин на свете не было?

— Мэтью! Да какого баргеста! О чем ты?

— Стивена — жаль, — послышалось в трубке через несколько мгновений молчания. — И девушку… А тебе и в преисподней глотку вырву, если встретимся. За то, что даже не помнишь. Или притворяешься.

Остолбенев, Алекс посмотрел на погасший экран фониля, торопливо набрал снова. Что за бред? Корриган с ума сошел? Фониль не отвечал. Вот так вот — оплеухой по физиономии. Ради Ллира Темного! Что у него Алекс отнял? Какую женщину?!

Происходящее все больше выглядело кошмаром. Он звонил, ни на что особо не надеясь, просто выплеснуть горячую боль, скопившуюся внутри, ударить словом, раз нельзя — кулаком. А в ответ получил столько застарелой ненависти. Непонятной ненависти! До всей этой истории с «Корсаром» Алекс поручился бы головой, что они с Мэтью друзья. Не было между ними никакого соперничества! Разве что… Но ведь Маргарет выбрала Мэтью! Она даже не узнала о чувствах Алекса, он их скрывал как мог. И какая может быть внезапная ревность к давно умершей женщине?!

Бред… Закусив губу, Алекс сунул фониль в жилетный карман, потому что вокруг снова были люди. Ничего, Мэтью он из-под земли добудет и спросит, что между ними случилось, о чем он сам понятия не имеет.

А сейчас какая-то навязчивая мысль зудела… Что он упустил, оглушенный и растерянный? О чем еще не подумал? Ах да, Маред. Что-то было странное, связанное с нею, но вряд ли первостепенной важности. Нужно сказать, чтобы тье Уинни ехала пока к себе домой. А там видно будет.

Алекс поискал взглядом знакомую фигурку, но Маред нигде не было. Странно, она ведь стояла неподалеку. И, кстати, почему она соврала, что была на свадьбе? Непонятная ложь, мелкая, но цепляющая, как заноза, торчащая из кожи. Ну, где же она? Алекс снова раздраженно потянул фониль, коротко благословив его изобретателя. Как оказалось — рано. Фониль тье Уинни был выключен. Да что такое!

И тут же его будто холодной водой окатило — девушка боится огня! Если она насмотрелась на горящий мобилер, а потом ей стало плохо… Проклятье… Так… Заодно узнаем, где боуги изволят носить Бреслина!

— Фергал, где ты? В конторе? Какого баргеста ты в конторе, если нужен мне здесь? Да, все разъезжаются. Фергал, мне нужна Маред Уинни, ее фониль… Что? У тебя?

Творящийся бедлам набирал мощь. Фергал Бреслин совершенно спокойно заявил, что тье Уинни в контору забрал он — для выяснения обстоятельств.

— Каких, к Ллиру, обстоятельств? — сквозь зубы процедил Алекс. — Ты подозреваешь, что она бомбу подложила? Фергал, хоть ты с ума не сходи!

Бреслин так же ровно и упрямо перечислял: близость к объекту, то есть к самому Алексу, возможность подложить бомбу, не вызывая подозрений, возможный мотив преступления… Ах, нет мотива? Это еще надо выяснить. Главное — была возможность. А сегодня тье Уинни отпросилась на работе, но на свадьбе появилась гораздо позже остальных. Очень вовремя появилась. И говорить, где была, категорически отказывается.

— Фергал, это бред сумасшедшего, — устало сказал Алекс. — Я не знаю, где она была, но ради Ллира, мало ли дел может быть у взрослой женщины? Я сам у нее спрошу! А «Драккарус» был на стоянке. Она никак не успела бы подложить бомбу, просто проходя мимо. Да я неделю мог с ней ездить!

— Не мог, — так же бесстрастно сообщил Бреслин. — Алекс, твой мобилер осматривают каждый день дважды. Когда приезжаешь в контору и перед отъездом. Да, я тебе не говорил. А зачем? Я у тебя жалованье получаю и за это в том числе. И сегодня его проверяли — все было чисто. Значит, бомба была внутри, в салоне. А теперь скажи, много ты кого катаешь на своем драгоценном «Драккарусе? Вот то-то…

— Так… — выдохнул Алекс. — Я сейчас приеду. Девушку не отпускай, но… Не может это быть она. Слышишь? Не может.

«Еще бы самому в это по-настоящему поверить, — с тоской подумалось ему. — Потому что в кошмарном сне может твориться, что угодно. Смерть одного друга, непонятная ненависть другого… Но предположить, что Маред подложила в его мобилер бомбу? Этого быть не может!»

* * *

— Еще раз вас спрашиваю, тье, где вы были все утро? И кто вам звонил сразу после взрыва? Вы что, не понимаете, насколько все серьезно?

Тьен Бреслин, как он представился, стоял напротив, опираясь на стол сжатыми кулаками и в упор глядя на Маред.

— А я вам снова отвечаю, что отвечать как раз не обязана, — огрызнулась она, облизав пересохшие губы. — Вы не представитель полиции. Что касается звонка, то мне звонил его светлость Монтроз. Можете сами у него уточнить.

— Не-е-ет, милая тье, — осклабился в неприятной улыбке начальник охраны «Корсара». — Его светлость тебе звонил незадолго до взрыва. А потом был еще один звонок — от кого?

Злополучный фониль лежал между ними на столе. Несколько минут назад его принесли из другой комнаты, куда забрали все вещи Маред прямо вместе с сумочкой. Потом вернули — отдельно. Просто высыпали на стол все, что в ней было: ключи, фониль, кошелек, испачканный платок и зажигалку — подарок лэрда. На зажигалку с монограммой тьен Бреслин покосился выразительно, но промолчал. Кошелек не тронул, зато просмотрел фониль на глазах кипящей негодованием Маред.