— Ну так что? Вы изволите говорить? Или подождем его светлость? Надеетесь, что он поверит в любую историю, что вы сплетете?

Маред ему не нравилась. Слишком много личной неприязни было в холодном, чуть ли не брезгливом тоне Бреслина. Конечно, он ведь думает, что она любовница Монтроза. Обычная содержанка, пробравшаяся в контору… А отвечать — нельзя. Ни в коем случае! Сразу видно: этот вцепится и пойдет по следу, а на конце следа — смерть…

— Могу я выпить воды?

Маред снова облизнула губы, устало думая, что это какая-то пародия на полицейский допрос, как их представляют в романах тьена Артемиуса. Принудить ее к показаниям тьен Бреслин не может, он, по сути, частное лицо. И подчиненный лэрда, как ни крути. А вот что действительно важно — одобрил ли этот допрос сам лэрд? Похоже, что когда тьен Бреслин ненадолго выходил из комнаты, отвечая на чей-то вызов, то это как раз был Корсар. Но что он сказал?

— Извольте.

Бреслин дернул уголком рта, но воды из графина все-таки налил и подвинул стакан к Маред. Она жадно глотнула теплую воду.

— Вы хоть понимаете, что причастны к убийству, тье? — спросил Бреслин, не сводя с нее тяжелого пронизывающего взгляда. — В двойном убийстве…

— Ни к чему я не причастна, — нагло соврала Маред, с тоской понимая, что следовало с самого начала сказать хотя бы часть правды, но очень уж противно было слушать подозрения. — Да, я отпросилась со службы. Это что, преступление? И я не обязана давать вам отчет в личных делах. А звонил мне… клиент. Я беру заказы на написание письменных работ. То есть раньше… брала. Сейчас — нет.

— Клиент, значит? — жестким, как лошадиный скребок, тоном уточнил Бреслин. — И о чем вы беседовали столько времени?

— Да ни о чем особенном, — вздохнула Маред, надеясь, что дрожь в ее голосе можно счесть признаком усталости, а не страха. — Я отказалась, он настаивал. Пытался рассказать, какая именно работа ему нужна. Я вообще не понимала, о чем он говорит!

Бригитта милосердная, смогут ли они проверить номер и узнать его владельца? Наверное, смогут. Неужели Чисхолм это не предусмотрел? Он ведь должен был понимать, что следы начнут искать в окружении лэрда! А проверить Маред, которая к нему так близка, просто обязаны. На тьена Бреслина даже обижаться несправедливо, он всего лишь выполняет свои обязанности, но у Маред скручивало внутренности от подлого страха, что все вот-вот раскроется. И не так, как она придумала в своем сумасшедшем плане, а сразу, сейчас. Какой же мерзавкой она тогда будет выглядеть… Продажной трусливой мерзавкой… И даже не это страшно, а то, что лэрда точно убьют!

— Фергал, какого боуги здесь происходит?

Лэрд Монтроз, влетевший в кабинет, был настолько зол, что Маред передернуло от быстрого взгляда, которым он ее окинул и повернулся к Бреслину.

— Я работаю, ваша светлость, — сухо ответил тот, нимало не смутившись. — И попросил бы мне не мешать, раз уж помочь не желаете.

— У тебя есть доказательства ее вины? — процедил Монтроз все так же пугающе спокойно.

Маред затошнило, к боли в желудке добавилась отчетливая дурнота, подкатывающая к самому горлу. Она уже не помнила, когда так боялась. Не физической боли, а ощущения непоправимости происходящего. Боялась ли она Монтроза? Нет… Но боялась за него! Рассказать всю правду — несколько минут позора, а потом пусть с ней делают, что хотят. Да Маред сама себя ненавидит! И пусть со всей этой гадостью разбираются лэрд и его помощник. Они это умеют и могут!

Только вот баллы за тест, который она проходила здесь, в конторе, стали известны Чисхолму вечером того же дня. И кто поручится, что он так же не узнает о признании Маред? Пока она молчит — Монтроз будет жив. Пока Чисхолм думает, что Маред выполнит его поручение, они не убьют лэрда. И чувствовать себя мерзавкой — не так уж дорого за пару выигранных дней. А потом она все исправит. Ну, то есть то, что еще можно исправить.

— Она отказывается говорить, где была все утро, — начал перечислять Бреслин. — Почему? И у нее точно был доступ к твоему мобилеру. А сразу после взрыва ей позвонили. Ваша светлость… Ради Ллира, Алекс, я видел, с каким лицом она разговаривала! Она говорила по фонилю, но смотрела на тебя!

— Фергал, а куда еще она могла смотреть?! И с каким лицом? Меня только что едва не убили на ее глазах. Она сама прошла мимо мобилера в десятке шагов! Еще чуть — и попала бы под взрыв!

— Вот именно, — очень спокойно подсказал Бреслин. — В нескольких шагах. И ее даже не зацепило. Какое потрясающее везение. Алекс, бомба была в салоне. Больше ей просто негде было оказаться. Кто с тобой ездил последние несколько дней?

— Чушь… — измученно отозвался Монтроз, и Маред поняла, что лэрд едва стоит на ногах, а держится только силой воли. — Полная глупость. Фергал, последний раз Маред подходила к мобилеру вчера днем. Я ночевал в «Бархате», а тье Уинни уехала к себе домой. Мобилер… стоял возле «Бархата». Утром я приехал в контору один. Фергал, бомбу могли подложить когда угодно! Если там был магический взрыватель, да еще гремлинской работы, она могла пролежать в салоне сколько угодно времени. Под сиденьем, например…

Страх не уходил. Но теперь к нему добавилось неизмеримое чувство стыда и вины. Монтроз ее защищал. Он не ждал от Маред предательства, он доверял ей! Единственной, которая в его окружении действительно была предательницей!

— Маред, — повернулся к ней Монтроз все еще пружинистым, хоть и замедленным движением. — Кто вам звонил?

— Клиент… насчет письменной работы…

Губы едва шевелились, выдавливая ложь. Ох, Маред Уинни, какая же ты дрянь. Ну и наплевать! Перед глазами у нее стояло черно-золотое пламя, в ушах звучало ласково-издевательское: «Хотите его убить — просто расскажите все». Ничего она не расскажет! Только бы выиграть время. А вот потом — да. Потом она признается во всем. Когда докажет лэрду и самой себе, что не струсила, а сделала все обдуманно и нарочно. Бригитта, что же так плохо… Зато теперь — благодарение страху, прояснившему сознание — ей понятно, что и как нужно делать. Все-все ясно! Наконец-то… И не зря она, Маред Уинни, считается стряпчей — вот и пригодится знание некоторых законов и процедур.

— В самом деле? Девочка моя…

Лэрд старался говорить мягко, очень старался. Неужели чувствовал ее вранье? Он всегда видел Маред насквозь, а уж чутье у Корсара — куда там даже тьену Бреслину. Сейчас поймет. Все поймет. И это… беда! Нет, нельзя, чтобы он понял, чтобы вывел ее на откровенность, как привык. Нужно что-то придумать, сделать, сказать, чтобы допрос закончился…

— Девочка, послушай, — продолжил Монтроз. — Если ты что-то знаешь — не молчи. Самое время все рассказать. Где ты была утром?

А вот это он спросил напрасно. Потому что Маред осенило, как прекратить разговор, чтобы ее точно оставили в покое. И это было окончательной подлостью, непростительной. Но жизнь Монтроза того стоила.

— Да какое вам всем дело! — закричала она чистую правду, не сдерживая больше навернувшиеся на глаза слезы. — На кладбище я была! На кладбище, понимаете?! У моего мужа… день рождения… сегодня! Был… Поэтому я вчера у вас и отпросилась. И в отделе — тоже. Сказала, что голова болит… А сама уехала на кладбище… Мне что, свидетелей там искать надо было?!

— Боги… — голос Монтроза был именно таким, каким и должен был быть — растерянным и виноватым. — Маред, простите… Почему вы сразу не сказали?

— Да потому что вас это не касается, — выдохнула Маред, чувствуя себя так, словно вывалялась в грязи. — Вы хотите все знать обо мне, всем управлять. А это — только мое! Моя память и моя боль…

Она не лгала ни в одном слове. Дня рождения Эмильена она ждала, рассчитывая просто попросить у Монтроза выходной для поездки на кладбище. Потом решила, что все равно уйдет от лэрда. Потом… события понеслись, как скаковая лошадь. А вчера в клубе лэрд сам спросил, где она хочет остаться на ночь, и все вышло идеально. Не касалась ее память об Эмильене никого! Только ей бы в голову не пришло использовать это, как оправдание. Да и зачем? Но если сейчас она не сохранит тайну — Монтроза убьют.