Вот сейчас упакую свой чемоданчик и попрошу Марит, мою квартиросъемщицу, освободить квартиру. Думаю, вернуться на полную ставку проблем не будет, в больнице всегда люди нужны.

Я окидываю взглядом кухню. Возьму-ка я, пожалуй, с собой занавески — не то чтобы они мне были очень нужны в крохотной кухне моей съемной двушки, но не для Креветки же я дом обустраивала! Если, конечно, она вообще сюда переедет или заметит какие-то там занавески. Бенни вон сколько раз жаловался, какая она непрактичная, ничего толком делать не умеет.

Вот и сегодня завел ту же песню: «Куда ей до тебя, Анита! От нее помощи не жди!»

Так на кой черт тогда она тебе сдалась?! — хотелось закричать мне. Чего ж ты ей ребенка-то заделал? Думаешь, я детей не хочу, что ли?

Но он только плакался и нудил про то, какая я хорошая и как я ему помогла, мол, даже головную боль как рукой сняло… Но ведь она так хотела ребенка, она и растить его не просила, сама бы справилась, не мог же он этого допустить. Понятное дело, он должен отвечать за своего ребенка, быть рядом…

Порядочный Бенни, сама ответственность — и такая благородная Креветка, ничего от него не требует… Тьфу, блевать от них хочется! А за меня ты, Бенни, не отвечаешь, после того как чуть ли не год морочил мне голову, пока я тут на тебя пахала, холила тебя и лелеяла? И как же вышло, что мне теперь приходится съезжать, раз твоя Креветка «ничего не требует»?

А что, если я возьму и упрусь рогом? Скажу: что ж, можешь, конечно, содержать своего ребенка, но я тоже беременна, поэтому будет удобнее, если останусь я. Я так и так здесь живу, да и по хозяйству могу помочь, сам знаешь. Так что раз ты у нас такой ответственный, то уж и за моего ответь, ей-то ты ничего не должен? А потом сделаю вид, что у меня выкидыш, — или и в самом деле брошу принимать противозачаточные таблетки. Он ведь и до десяти сосчитать толком не умеет, у него и пальцев-то столько нет, ну а если что и заподозрит, так дело уже сделано.

Я все равно собиралась завязывать с таблетками, думала, мы и сами хотим ребенка. Общего.

Эх, да что там, только себя обманываю! Ко мне-то он никогда не относился так, как к этой Креветке. Я ему для другого была нужна.

Чертов Бенни! Хоть бы его в налоговой ободрали как липку! Хоть бы его в тюрьму упекли за мошенничество!

И кухонный стол тоже, кстати, мой, и кресло в гостиной, его любимое…

Думаю, мы с Бенни восприняли это одинаково.

Как будто нас свело Провидение, крепко взяв за шкирку, и теперь волей-неволей придется решать вопросы, которые в свое время оказались нам не по зубам.

Хотя не могу сказать, что все шло как по маслу. Вся та надрывная, страстная и наивная до слез тоска, переполнявшая нас, пока мы думали, что все кончено, что нам больше никогда не быть вместе и не оставить после себя потомства, — все эти возвышенные чувства словно рукой сняло. Я с трудом припоминала, как тосковала по Бенни, ковыляя домой после работы под пронизывающим ветром, одержимая одной-единственной мыслью: поспать.

Я спала, и спала, и спала. Я спала каждую свободную минуту (чуть было не сказала «без сна и отдыха»), В обед я мчалась домой и спала, поставив таймер микроволновки на двадцать минут. Я могла втиснуться меж книжных полок в библиотечном архиве и прикорнуть на четверть часа, прислонившись к стенке, что я, собственно, и делала. Тем более когда спишь, не надо думать.

Хотя Бенни, пожалуй, было еще хуже. Он рассказал, как несколько раз кряду падал в коровий навоз, будто высшие силы пытались втолковать ему, какое же он дерьмо. И главное, как был им, так и останется. Потому что худшее было впереди — ему еще предстояло рвать отношения, перекраивать планы, нарушать обещания и идти на попятную.

В моем сомнамбулическом состоянии меня не хватало даже на то, чтобы пожалеть его или его двоюродную сестру, незнакомую темноволосую женщину, которую я и видела-то всего один раз в жизни, да и то на расстоянии; женщину, которая, по словам Бенни, была крайне порядочным, добрым, аккуратным и деятельным человеком. Когда спустя неделю после шокирующей новости мы наконец встретились с Бенни в том самом библиотечном кафе, он только о ней и талдычил, будто о каком-то ангеле-хранителе, — меня так и подмывало залепить пирожным «наполеон» прямо ему в небритую рожу. Как Анита научилась водить трактор, как взяла на себя общение с госучреждениями, какие потрясающие у нее сардельки — да Боже ж ты мой! Он что, правда думал, будто мне это интересно, когда меня мутило от одного запаха кофе и сигаретного дыма?

Я поерзала на стуле и зашлась в кашле. В каком-то метре от меня, за ободранным фикусом, отделяющим курящий зал от некурящего, сидели четыре женщины и смолили почем зря. Бенни на минуту умолк и похлопал меня по спине. «Ты что, поперхнулась? — спросил он. — Кстати, может, съешь еще одно пирожное? В молочных продуктах много жиров, тебе полезно…» За весь наш разговор это был единственный намек на то, что вскоре нам предстоит стать родителями! Вся моя затея зашаталась, как карточный домик, — неужели я в самом деле готова доверить свое будущее мужчине с чуткостью одноклеточного организма?

Правда, я склонна полагать, что все эти дифирамбы Аните были в первую очередь вызваны угрызениями совести. Я и раньше замечала, что мужчинам свойственно превозносить женщин, которых они собираются бросить. Возможно, им кажется, что это хоть как-то смягчит их вину. Ведь той, кого бросают, наверняка приятно услышать: «Дело не в тебе, ты-то у меня лучше всех!» Если Бенни когда-нибудь вздумает провернуть этот номер со мной, я ему эти слова запихну в глотку туалетным ершиком и галстук затяну! (Нет, я не страдаю от перепадов настроения! Я получаю от них удовольствие!)

Хотя другой тип мужчин, конечно, еще хуже — те, что воображают себя невинными жертвами своих занудных и/или злобных жен (нужное подчеркнуть). Вроде Стэна, который звонил мне по вечерам и гундел: «Знаешь, Биргитта никогда меня не понимала!» В конце концов я не выдержала, выпалила: «Я тоже!» — и бросила трубку. После этого-то он и отменил мой бюджет на детский кинофестиваль.

Честно говоря, понятия не имею, как сама поступила бы на его месте, — например, если б мой роман с Андерсом вылился во что-то более серьезное. Как бы я обставила разрыв? Дифирамбы, нытье или прощание по-английски, вариант для трусов? Да какая разница! Все равно, как ни крути, брошенному будет одинаково больно. Уж лучше, пожалуй, повести себя совсем по-свински, чтобы покинутый по-настоящему разозлился и поскорее забыл свою неверную половину. Ну или не знаю… Саму-то меня пока покидали лишь на смертном одре, да и то я еще долго злилась на бедного Эрьяна.

Короче, я посоветовала Бенни посильнее обидеть Аниту, пусть она порадуется, что вовремя разглядела его настоящее лицо, а потом выплатить ей солидную материальную компенсацию за ее труды. Глупость, конечно, никому не нужная язвительность, но я чувствовала себя такой усталой, что готова была уткнуться щекой в пепельницу дымящих как паровоз дам и уснуть на месте.

Ох, до чего же я уставала! А в минуты бодрствования меня либо тошнило, либо трясло от ярости, а бывало, что и то и другое одновременно. Если, конечно, я не сидела где-нибудь в углу, шмыгая носом. И ведь ничуть не легче от сознания, что во всем виноваты гормоны, только еще больше бесишься, когда тебе об этом напоминают.

Нечего тут умничать и раскладывать по полочкам мою жизнь!