— Почему ты перестал играть? — мой голос дрогнул на последнем слове. Мне нужно что-нибудь, чтобы отвлечь себя. Откровение от Айзека.

Он обдумывал мой вопрос в течение минуты, затем сказал:

— Я люблю две вещи.

Я перестала дышать. Думала, он собирался рассказать мне о женщине. Которую любил, и ради которой отказался от музыки. Вместо этого Айзек меня удивил.

— Музыка и медицина.

Я с облегчением опустила голову на подушку, чтобы слушать его.

— Музыка заставляет меня разрушать себя и всё вокруг меня. Медицина спасает людей. Поэтому я выбрал медицину.

Так прозаически. Так просто. Интересно, что было бы откажись я писать, выбрав что-то другое вместо того, чего жажду.

— Музыка тоже спасает людей, — ответила я. Мне это лично не знакомо, но я писатель и моя работа — знать, как думают другие люди. И я слышала, как они говорили подобное.

— Не меня, — произнёс он. — Она заставляет меня разрушать.

— Но ты до сих пор слушаешь её. — Я подумала о его песнях. Те, что он оставил мне, и те, которые слушал в своей машине.

— Да. Но я не создаю её больше. Не теряюсь в ней.

Я не смогла скрыть в своих глазах желание узнать больше. Айзек заметил.

— Как человек может потеряться в музыке?

Он улыбнулся и посмотрел на трубки, тянущиеся от моих вен к капельнице в нескольких футах.

— Чем они тебя накачали? — поддразнил он.

Я промолчала, боясь, что если отвечу на его шутку, он не скажет мне ответ.

— Ты позволяешь этому жить в тебе. Ритму, словам, гармонии... образу жизни, — добавил он.

— Но, в конце концов, место есть только для одного из вас.

Я некоторое время молчала. Переваривала.

— Ты скучаешь по ней?

Он улыбнулся.

— Она до сих пор со мной. Просто сейчас не в центре моей вселенной.

— На чём ты играл?

Айзек взял мою руку, повернул, пока внутренняя часть моего запястья не оказалась сверху. Тогда он начал настукивать ритм указательным и средним пальцами на моем пульсе. Я позволила ему это, по крайней мере, минуту. Затем я сказала:

— Ударные.

У меня был ещё один вопрос на кончике языка, но он так и остался там, потому что вошла медсестра. Айзек встал, и я знала, что наша беседа закончилась. В уме я прокручивала ритм, который он играл на моём запястье, пока медсестра натягивала шапочку мне на волосы. Интересно, какой песне он принадлежал. Была ли она одна из тех, которые Айзек оставлял на лобовом стекле.

— Я собираюсь приготовить тебя к процедуре, — сказал он, спустив мой халат, — а затем Сэнди заберёт тебя в операционную. — Доктор превратился из Айзека человека в Айзека врача в считанные секунды. Он показал мне, где собирался сделать надрезы, делая наброски на моей груди чёрным маркером. Говорил о том, что собирался искать. Его голос был устойчивым, профессиональным. Пока доктор говорил, слёзы текли по моему лицу и пропадали в моих волосах в тихой, но очень эмоциональной какофонии. Это было впервые с самого детства, когда я плакала. Я не плакала, когда ушла мама, или когда я была изнасилована, или когда узнала, что рак пожирает моё тело. Я не плакала даже тогда, когда приняла решение вырезать саму суть того, что делало меня женщиной. Я плакала, когда Айзек отбивал ритм на моём запястье и сказал мне, что он должен был отказаться от этого, прежде чем всё разрушило его. Пойди, разберись. Или, может быть, его откровение просто освободило от всего. Мой крик был разочаровывающим. Будто что-то более глубокое вытолкнуло последний камень из плотины, после чего она прорвалась.

Он видел мои слёзы, но игнорировал их. Я была очень, очень благодарна. Они укатили меня в операционную, и анестезиолог встретила меня, назвав по имени. Меня попросили считать в обратном порядке от десяти. Последнее, что я увидела, прежде чем отключиться, был Айзек, пристально смотрящий мне в глаза. Мне кажется, он призывал меня жить.

— Сенна... Сенна...

Я слышала его голос. Мои веки были тяжёлыми. Когда я подняла их, Айзек стоял передо мной. Был какой-то тревожный комфорт в его присутствии.

— Привет, — сказал он тихо. Я моргнула, пытаясь очистить своё зрение.

— Всё прошло гладко. Мне нужно, чтобы ты отдохнула. Я вернусь позже, чтобы поговорить об операции.

— Ты достал его? — мой голос был просто скрипом. Он пах кофе, когда наклонился ко мне. И говорил мне на ухо, как будто делился секретом.

— Я вытащил его. Весь.

Я едва могла кивнуть, прежде чем снова закрыла глаза. Я уснула, желая кофе, и того, чтобы мои веки не были так тяжелы, чтобы я могла видеть его лицо немного дольше.

Когда я проснулась, в палате находилась медсестра, проверяющая мои жизненно важные показатели. Она была блондинкой с розовыми ногтями. Они были гладкими и блестящими, как маленькие конфеты. Девушка улыбнулась мне и сказала, что собирается позвать доктора Астерхольдера. Он вернулся через несколько минут и сел на край кровати. Я наблюдала, как Айзек налил в стакан воду из графина и поднёс трубочку к губам. Я выпила.

— Я изъял три лимфатических узла. Мы их обследовали, чтобы увидеть, как далеко распространился рак. — Айзек сделал паузу. — Ты сделала правильный выбор, Сенна.

Я почувствовала тяжесть в груди. Как же быстро он получил результаты?  Мне хотелось дотянуться и коснуться повязки, но это было слишком больно.

— На данный момент просто отдыхай. Принести тебе что-нибудь?

Я кивнула. Когда я говорила, мой голос звучал хрипло:

— На тумбочке, рядом с моей кроватью есть книга. Принеси мне её в следующий раз, когда ты…

— Я принесу её завтра, — сказал он. — Твой сотовый здесь. — Айзек указал на шкафчик рядом с моей кроватью. У меня не было никакой потребности в телефоне, так что я туда даже не посмотрела. — Я должен сделать обход. Позвони мне, если что-нибудь понадобится. — Я кивнула, половина меня хотела, чтобы он оставил визитную карточку как в старые времена.

На следующий день Айзек, верный своему слову, принёс мне книгу Ника. Я держала её в руках в течение длительного времени, прежде чем попросила медсестру положить на мою тумбочку. Трудно избавиться от старых привычек.

Айзек пришёл проведать меня после того, как его смена закончилась. Он снял форму и теперь был в джинсах и белой футболке. Медсестры перешёптывались, когда доктор шёл одетый таким образом. Он выглядел больше барабанщиком, нежели врачом. Айзек сел на мою кровать. Но на этот раз не как врач. Он был барабанщиком. Интересно, Айзек ударник очень отличается от Айзека врача? Доктор потянулся к книге и взял её, переворачивая в руках. Мои глаза исследовали татуировки на предплечье. Странно было видеть книгу Ника в руках Айзека. Он изучал её некоторое время, а затем спросил:

— Хочешь, чтобы я почитал тебе?

Я не ответила, поэтому он открыл её на первой главе. Айзек пролистал страницу посвящения, даже не глядя. «Браво», — подумала я. — «Повезло тебе».

Когда он начал читать, я хотела закричать на него, чтобы остановить. У меня был соблазн заткнуть уши. Отклонить атаку книги, написанной лишь для того, чтобы сделать мне больно. Но не сделала. Вместо этого, я слушала Айзека Астерхольдера, читающего слова, которые любовь всей моей жизни писал мне. И они звучали так...

КНИГА НИКА

Человек не должен быть одинок, но, тем не менее, в большинстве случаев, рождается он именно таким. И пока взрослеет, ему прививают мысль, что где-то в мире существует вторая половинка его души. Нашу планету населяет более шести миллионов человек, значит, один из них может, действительно может, быть предназначен непосредственно для вас. Но для того, чтобы найти этого человека, разыскать свою вторую половинку — любовь всей своей жизни — мы все должны полагаться, что наши пути пересекутся, две жизни свяжутся воедино, и одна душа узнает другую по тихому шёпоту.