Мне повезло найти свою половинку. Она оказалась совсем не такой, как я себе представлял. Если воссоздать душу женщины из чёрного графита, окунуть его в кровь, а затем усыпать мягчайшими лепестками роз, и то не удалось бы достичь той замысловатости, которой была наделена моя избранная.

Я познакомился с ней в последний день лета. Лучи солнца пробивались сквозь вашингтонское небо, и казалось вполне уместным, что скоро наступит осень. На следующей неделе обещали дождь, дождь и снова дождь. Но в тот день светило солнце, и она стояла, греясь в его лучах, щурилась, даже сквозь солнцезащитные очки, словно у неё была аллергия на свет. Я выгуливал свою собаку в довольно людном парке возле озера Вашингтон. Мы как раз развернулись в обратную сторону, намереваясь отправиться домой, когда я остановился, чтобы посмотреть на неё. Она была худощава, очевидно, любила бегать. И на ней была надета та вещица, которая длиннее свитера, но короче, чем платье. Свитер-платье? Я медленно прошёлся взглядом по её ногам, вплоть до армейский ботинок. Судя по потёртым загибам и тому, как удобно ей было в них стоять, она их очень любила. И я тоже полюбил эти ботинки ради неё. И на ней. Мне захотелось овладеть ею. Откровенная мужская мысль, которую слишком стыдно произнести вслух. Женскую грудь пересекала лямка сумки, которая висела на её левом бедре. Мне кажется, что я довольно смелый мужчина, но не настолько, чтобы подойти к женщине, каждое телодвижение которой буквально кричало, чтобы её оставили в покое. Но в тот день я отважился. И чем ближе подходил, тем больше она отдалялась.

Она не замечала меня, была слишком занята, разглядывая воду. Теряясь в ней в какой-то степени. Как может мужчина ревновать к воде? Именно это мне и хотелось выяснить.

— Привет, — поздоровался я, когда оказался прямо перед ней. Она не сразу посмотрела на меня, а когда это сделала, её взгляд показался мне немного вялым. Я сразу перешёл к делу.

— Я писатель и когда увидел, как ты стоишь здесь, у меня появилось желание начать записывать слова на бумаге. Поэтому мне кажется, что ты моя муза. Поэтому я посчитал, что мне нужно поговорить с тобой.

Она улыбнулась мне. Похоже, ей потребовалось приложить усилия для этого, видимо, женщина не часто улыбалась, и мышцы её лица застыли.

— Это лучший способ ухаживания, о котором я когда-либо слышала, — сказала она задумчиво.

Я не был уверен, было ли это ухаживанием. Это было по-настоящему. Только её слова заставили мои губы сморщиться, будто мой рот был полон мякоти лимона.

Я посмотрел на потёртую кожаную сумку на её бедре.

— Что в сумке? — поинтересовался я. И сразу же начал чувствовать её. Словно знал кто она до того, как женщина мне рассказала.

— Компьютер.

Я не распознал в ней студентку колледжа. Женщина была слишком принципиальной, чтобы быть простой служащей. «Писательница», — предположил я.

— Ты тоже пишешь, — озвучил я свою догадку.

Она кивнула.

— Значит, мы должны понимать друг друга, — сказал я. В её каштановых волосах я разглядел седую прядку. Очередное доказательство того, что она рождена для зимы.

— Тебя зовут Джон Кардэ, — сказала она. — Я видела твою фотографию. В «Barnes and Noble».

— Ну, это неловко.

— Было бы, если бы мне не нравились сопливые женские романы, — сообщила она. — А они мне нравятся.

— Ты пишешь такие?

Она покачала головой, и, клянусь, что прядь серебра замерцала в лучах заходящего солнца. Мой всезнающий писательский ум сразу произнёс: «Мифрил» (Прим.пер.: мифрил — разновидность металла из произведения Толкиена «Властелин колец»).

— Я работаю над своим первым настоящим романом. Он, видимо, получится очень бурным.

— Давай обсудим его за ужином, — предложил я. Глаз не мог оторвать от неё. Я имею в виду, да, она выглядела ошеломительно, но это было нечто гораздо большее. Напомнила мне дом без окон. В одном из таких запросто можно сойти с ума, но мне очень хотелось попасть внутрь. Женщина посмотрела на мою собаку.

— Я могу завести его домой, он как раз по пути в город.

Она помедлила, но только, чтобы проверить время, а затем кивнула. Мы шли в тишине несколько кварталов. Женщина опустила голову, предпочитая рассматривать тротуар. Я задавался вопросом, любила ли она трещины или ей просто не хотелось встречаться взглядом с мимо проходящими пешеходами. Должно быть, наша молчаливая прогулка со стороны казалась странной. Я догадывался, что она довольно немногословна. Музы чаще всего разговаривают с помощью взглядов и жестов. Сила, которую они дарят, электризуется сама по себе. От неё все нейроны в организме встают по стойке смирно.

Хотя я приглашал её зайти, женщина осталась ждать меня на краю подъездной дорожки моего дома и ковыряла носком ботинка сорняк, который пробился сквозь асфальт. Я не очень хороший садовник. Мой двор выглядел неухоженным. Я провёл Макса обратно к дому и открыл дверь, которую никогда не запирал. Остановившись у его миски, я наполнил её водой из-под крана, пока пёс наблюдал за мной. Макс знал мою стратегию поведения с женщинами. Я приглашал их на обед, рассказывал о своих книгах и о своей страсти, а потом приводил обратно сюда. Прежде чем выйти на улицу, я провёл рукой по волосам, схватил со стола упаковку жевательной резинки «Джуси Фрут», и вышел на улице. Женщины не было. Именно тогда я осознал, что так и не спросил, как её зовут. И не сказал ей своё имя, то есть своё настоящее имя. Аккуратно развернув фольгу, я вытащил жёлтую пластинку жевательной резинки и зажал её между зубами. Засунув в кармах обёртку, я тщательно изучал улицу, пытаясь обнаружить её. Я только что потерял девушку, которую по-настоящему хотел узнать. И это очень плохо.

КНИГА НИКА

Она вернулась. Два дня спустя. Из окна гостиной я увидел, что девушка стояла на том же месте, где я оставил её тогда, и смотрела на мой дом, будто он напоминал ей какой-то кошмар. В прошлый раз, когда я видел её, она стояла, освещаемая солнечным светом. На этот раз шёл дождь. На ней был белый дождевик, капли дождя с капюшона стекали на её лицо. Я видел серебряную прядь, прилипшую к щеке. Наблюдал за ней из окна несколько минут, чтобы посмотреть, что она будет делать. Девушка стояла, как вкопанная. Я решил выйти к ней. Шагая босиком по тропе, я потягивал кофе из чашки, проводя языком по трещинке на ободке. Несколько капель дождя попали в мою кружку. Когда я приблизился к ней на пару метров, то остановился и посмотрел на небо.

— Тебе по душе такая погода, — констатировал я факт.

— Да, — ответила она.

Я кивнул.

— Хочешь зайти на кофе?

Вместо того чтобы ответить, она, молча, пошла по дорожке в сторону дома. Дверь захлопнулась за ней, прежде чем я понял, что женщина оказалась одна в моём доме. Интересно, не показалось ли мне, что девушка постаралась наступить на каждый сорняк на пути?

Она не остановилась, чтобы осмотреться, когда шла по коридору, который соединял прихожую с остальной частью дома. На стенах в коридоре у меня висело несколько картин и семейные фотографии. Обычно женщины останавливались, чтобы рассмотреть каждую из них. Мне всегда казалось, что они делали так, чтобы успокоить нервы. Девушка сняла плащ и бросила его на пол. Вокруг него сразу же образовались лужицы дождевой воды. Чудачка. Она пошла прямо на кухню, будто бы была здесь сто раз, пока не остановилась перед моей потрёпанной кофеваркой. Указала на шкаф над ней, и я кивнул. Девушка выбрала кружку Доктора Сьюза (Прим. ред.: Теодор Зойс Гайзель — американский детский писатель и мультипликатор) — умная девочка. Я предпочитал Уолта Уитмена (Прим. ред.: американский поэт, публицист) с трещиной на ободке. Я наблюдал, как она подняла кофейник с нагревателя и начала, не глядя, наливать кофе. И смотрела в окно. Правда, когда жидкость достигла края кружки, её рука автоматически отодвинулась. Я вздохнул с облегчением. Чувства веса и времени были развиты до совершенства в этой странной маленькой головке. Закончив, она прислонилась спиной к столешнице и выжидающе посмотрела на меня.