– Наконец-то… – ровным голосом проговорил Диллон, с тем спокойствием, которое так страшило всех, кому доводилось иметь с ним дело, – наконец-то я отомщу за смерть моих родителей. Так знай же, Джеймс Блэйкли. И ты, и твой сын – оба вы погибнете сегодня, и после вас не останется никого, кто носил бы ваше имя. А вот из нашего клана кое-кто уцелел, и мои потомки с гордостью будут носить имя Кэмпбеллов.

Незаметным и в то же время плавным движением меч Диллона поразил Джеймса Блэйкли в самое сердце. На мгновение на лице старого воина застыло изумленное выражение. Затем, схватившись за грудь, он рухнул в подступающее к ним пламя.

Диллон поднял Леонору на руки и быстро вынес ее из огня на свежий воздух.

– Ах, Диллон, – шептала она, касаясь губами его щеки, – теперь ты по-настоящему свободен. Ты освободился от своего прошлого. Освободился от призраков убийц твоего отца.

– Да.

– Я молилась о том, чтобы ты приехал за мной, Диллон.

– Да, любовь моя, разве я мог поступить иначе? – Он все еще дрожал при мысли, что чуть было, не потерял ее навсегда. – Я сказал Кэмюсу, что готов отправиться за тобой хоть в самый ад и вернуться обратно.

– Да, это действительно похоже на языки адского пламени. – Она тихонько вздохнула, наблюдая, как догорает хижина. Остатки крыши, наконец, рухнули, и пламя взметнулось выше деревьев на краю луга.

Оба они подняли глаза, увидев, как длинная цепочка воинов пересекает границу, галопом направляясь к ним. Когда они подъехали чуть ближе, Леонора внезапно узнала всадника, скакавшего впереди всех.

– Отец! – закричала она.

Он соскользнул с седла и быстро пробежал разделявшее их расстояние.

– Леонора… О, моя любимая дочка… Я так боялся, когда увидел это пламя…

Диллон отпустил Леонору, и она упала в объятия отца, плача и смеясь одновременно. Прошло несколько минут, прежде чем кто-либо из них был в силах вновь заговорить.

Пока они целовались и обнимались, Диллон неожиданно издал радостный клик, увидев двоих всадников, что ехали по обе стороны от Кэмюса:

– Саттон! Шо!

Оба брата соскользнули с коней и кинулись в объятия Диллона. Он крепко обнял их, затем немного отстранил от себя, словно для того, чтобы убедиться в том, что они на самом деле здесь, рядом с ним.

– Как с вами обращались? – поинтересовался он.

– Все было прекрасно, Диллон, – ответил Саттон.

– Правда?

– Да, – заверил его Шо. – Лорд Уолтем – человек чести. Хотя нас и держали под стражей нa самом верху главной башни замка, но в кандалы не стали заковывать. Хорошо кормили и одевали.

– А еду нам подавали весьма… сговорчивые плутовки, – добавил Саттон.

Диллон покачал головой, не в силах сдержать улыбку, что тронула его губы.

– Мой братец, как я погляжу, не изменил своим привычкам даже в неволе.

– Руперт прибыл как раз тогда, когда лорд Уолтем собирался выступать в Шотландию во главе войска, предоставленного ему королем, – сообщил Саттон. – Англичане готовились устроить резню.

К ним приблизился лорд Уолтем, крепко обняв одной рукой свою дочь. В глазах его блестели слезы, которые он не пытался скрыть.

Протянув руку, он сказал:

– Диллон Кэмпбелл, я от всего сердца благодарю вас. Моя дочь заверила меня, что во время ее пребывания в Шотландии с ней хорошо обращались. Теперь мне также известно, что именно вы спасли ей жизнь.

– Я в равной степени благодарен вам, лорд Уолтем, ибо мои братья заверили меня, что вы столь же хорошо обращались с ними.

Голос лорда Уолтема зазвенел, выдавая его чувства:

– Хотя вначале я отказывался в это поверить, Кэмюс убедил меня в предательстве Эссекса, а также Джеймса и Элджера Блэйкли. Мне самому следовало бы задаться вопросом: почему это они так горят желанием отправиться в дикое Нагорье без охраны, отказавшись взять с собой королевский отряд? Но тревога за участь моей дочери помешала мне задуматься об этом. Теперь же мне многое стало ясно. Именно Эссекс и Блэйкли первыми нанесли предательский удар Кэмпбеллам, ибо были уверены в том, что горцы не потерпят обмана. Если негодяи, подобные им, убивают беспомощных, ни в чем не повинных людей, нельзя надеяться на достижение мира. Когда королю станет известно об их преступлениях, он позаботится о том, чтобы наследники их были лишены и владений, и титулов. И, так как вы рисковали жизнью, чтобы спасти мою дочь, я буду просить его величество щедро наградить вас.

Взгляд Диллона не отрывался от лица Леоноры. Когда он заговорил, голос его задрожал от волнения:

– Мне не нужно никакой награды, милорд. Достаточно знать, что миледи больше ничто не угрожает.

Услышав его хрипловатый голос, Саттон и Шо быстро обернулись к нему, пристально всматриваясь в его лицо. Никогда ранее им не доводилось видеть, чтобы их непреклонный старший брат так открыто проявлял свои чувства. Но Диллон сейчас не замечал никого, кроме побледневшей молодой женщины, которая спокойно стояла возле своего отца, молча отвечая на взгляды горца, и в глазах ее он видел столь же неутолимую страсть, как и та, что сжигала сейчас его собственное сердце.

– Ну что же, хорошо… – Лорд Уолтем прокашлялся, ему явно стало не по себе: он начинал догадываться, что пребывание Леоноры в плену нe обошлось без пылких чувств. – Пожалуй, нам пора покинуть эту сцену смерти, насилия и разрушений. Я с огромным нетерпением ожидал того дня, когда смогу вновь вернуть мою дочь в свой замок, где она займет подобающее ей место. Я уверен, Диллон, что и вам также не терпится поскорее вернуться с вашими братьями на просторы, родного Нагорья.

Диллон продолжал стоять совершенно недвижимо, наблюдая, как отец подвел Леонору к ожидавшей ее лошади, накинул на нее элегантный, подбитый соболиным мехом плащ и лишь затем подсадил ее в седло.

Антея со всеми детьми торопливо направились к всаднице.

– Благодарю вас, миледи, – проговорила она. – Кажется, мы снова у вас в долгу.

– Нет, – тихо ответила ей Леонора. – Всех нас спасли твое мужество и твое знание трав и кореньев.

– Вы слишком скромны, – сказала Антея. – Ведь я всего лишь точно выполнила ваши указания. Именно вы, миледи, проявили завидное мужество. Не будь вас, все мы были бы уже на том свете.

– Не надо больше говорить о долгах и одолжениях, – решила Леонора. – Нас с тобой связывают теперь узы настоящей дружбы.

Она готова была уже тронуться в путь, но тут Диллон пересек луг и взял ее руку в свою ладонь. В душе девушки немедленно загорелась искра надежды. Наконец он нашел в себе силы заговорить: ведь он не хочет, он просто не может вот так отпустить ее.

– Прощайте, миледи, – пробормотал он.

– Вы прощаетесь, Диллон?

– Да, мы оба знаем, что так надо. Но знайте также, что я всегда буду помнить о вас, Леонора Уолтем.

Она проглотила комок в горле.

– А я – о вас, Диллон Кэмпбелл.

Ах, Диллон, Диллон. Скажи же моему отцу, что ты сейчас чувствуешь, подумала она. Попроси же меня остаться, безмолвно молило ее сердце.

Леонора почувствовала, как слезы подступают к ее глазам, застилая окружающее призрачной пеленой. А Диллон все стоял, не отрывая взгляда от ее лица, молча и пристально глядя на нее, как часто делал это и раньше. В ней нарастал гнев. Да она просто ненавидит его! И любит… О, пресвятое небо, как же она любит его! И, как бы сильна ни была ее любовь, все равно ей никогда не высказать все, что таится в самой глубине ее сердца, в недрах ее существа.

– Желаю вам удачного путешествия, миледи. Господь да пребудет с вами.

– И с вами, милорд.

Командир колонны издал предупредительный возглас, и всадники быстро тронулись вперед. Лорд Уолтем развернул коня и подъехал к дочери.

– Ты готова, дорогая?

– Да, отец.

Бросив последний долгий взгляд на Диллона Кэмпбелла, она была вынуждена последовать за воинами. На вершине горы она остановила лошадь и в последний раз обернулась. Диллон по-прежнему стоял на том месте, где она покинула его. В знак прощания он поднял руку. Сердце Леоноры разрывалось от боли… Она взмахнула рукой и отвернулась. Впереди ее ждали родной дом и Англия.