В тот день, когда сэр Уильям вернулся в лагерь № 1, детям стало уже лучше. Сильный холод, который наступил после землетрясения, прошел, и они сидели на солнышке у больничной палатки и завтракали. Они выглядели, как жалкие оборванцы.

– Бедняги, вам нужна новая одежда, – сказал сэр Уильям. – Нам надо пойти в магазин.

Анна удивилась его незнанию.

– Здесь нет магазинов, а в гуманитарной помощи нет детской одежды.

– Должны привезти, – пояснил Гасси. – Нам медсестра сказала.

– Думаю, не стоит ждать, – сказал сэр Уильям. – Поехали в Стамбул. Там хорошие магазины.

Дети уставились на него так, как будто он бредил. Конечно, они слышали о Стамбуле, но никогда там не были. Кристофер без особой надобности не заезжал в города, поскольку там сложно было найти место для стоянки дома на колесах. Франческо, привыкший путешествовать со скоростью Того, предположил:

– Стамбул ведь далеко?

Сэр Уильям достал из кармана сигарету и закурил ее.

– Далеко откуда? – спросил он.

Да, это был вопрос. Он заставил детей вспомнить о том, о чем они старались не думать. Где теперь их дом? Все пропало: Кристофер, Ольга, Жардек, Бабка, Того и даже маленький домик и дом на колесах. Когда они уйдут из палатки, им некуда будет вернуться.

Франческо вздрогнул, а у Гасси стал такой вид, как будто его сейчас стошнит. Две слезинки скатились по щекам Анны.

– Вы извините, – выдавила она, – но не надо было задавать такой вопрос.

– Глупости! – воскликнул сэр Уильям. – Вы не можете навсегда оставаться в больничной палатке. Вас временно поручили мне, и я вас не оставлю, пока вы нормально не устроитесь. А теперь, Франческо, расскажи мне, как старший, что ты знаешь про свою семью.

Франческо хотелось помочь, но все их знакомые умерли. Однако сэр Уильям об этом знал и, видимо, имел в виду более дальних родственников.

Тогда Гасси сказал:

– Был папа нашего папы. – Он посмотрел на Франческо и Анну. – Это был ужасный человек, который не позволял папе рисовать.

Франческо вспомнил, как часто отец рассказывал им свою историю. Он повернулся к сэру Уильяму.

– Поэтому папе пришлось взять из дома некоторые вещи, чтобы купить билет до Парижа, где он должен был учиться.

Сэр Уильям кивнул.

– И правильно сделал, потому что он стал очень хорошим художником. Вы не знаете, где жил ваш дедушка?

Дети замотали головами. Не один раз они слышали название этого места, но поскольку никогда не были в Англии, то не запомнили его. Тут Гасси вспомнил кое-что еще.

– Брат нашего папы уже работал в банке, когда папа еще учился в школе. – Он победоносно взглянул на Франческо и Анну. – Помните, как Кристофер нам рассказывал?

Конечно, они помнили. На пути в Пакистан, на желтой пыльной дороге он рассказывал об этом Ольге: «Это настоящая жизнь. И я ее люблю. Солнце печет голову, вокруг нас – пряные запахи, а ты живешь себе в доме на колесах. Только подумать, если бы отцу удалось меня убедить, я был бы заперт в банке. Я даже мог бы стремиться к должности управляющего банком. Думаю, что Сесил уже давно управляющий».

Детям было нелегко вспоминать отца и мать (которых они звали просто Кристофер и Ольга), и они хотели сменить тему, но нужно было помочь сэру Уильяму, поэтому Франческо сказал:

– Думаю, Сесил сейчас управляющий банком.

Сэр Уильям никогда не пропускал мимо ушей то, что ему говорили.

– Кто такой Сесил?

Кристофер часто рассказывал смешные истории про своего брата Сесила, и казалось странным, что кто-то его не знает.

– Он брат нашего папы. Наш дядя, – объяснил Гасси.

– А он женат? – спросил сэр Уильям.

Дети покачали головами.

– Мы не знаем. Он работал в банке, когда папа уехал в Париж, – сказал Франческо. – Два года наш папа посылал рождественские открытки своим маме и папе.

– Со смешными рисунками, – добавил Гасси.

– И своим адресом, – напомнила Анна.

– Но отец все еще злился, – сказал Франческо, – и так и не ответил ему.

Сэр Уильям выяснил все, что ему было нужно. У него были большие связи, а фамилия Докси достаточно редкая. Если хоть кто-нибудь из этой семьи еще жив, то он найдет его даже на другом конце света.

– Военные говорят, что дорогу завтра откроют. А значит, мы сможем отправиться в Стамбул. Оттуда я позвоню в Лондон и постараюсь выяснить про ваших родственников.

– Но они не очень хорошие, – сказал Гасси.

Сэр Уильям успокаивающе улыбнулся.

– Если мы их найдем, то можно попробовать переехать к ним. Я никуда не денусь и буду поддерживать с вами связь.

Франческо вдруг вспомнил, что сэр Уильям не знает очень важной вещи.

– Но Анне надо учиться танцам.

– По-настоящему учиться, – добавил Гасси. – Жардек, наш дедушка, был известным учителем танцев, и он говорил, что Анна может стать прекрасной балериной.

Сэр Уильям мало что понимал в танцах, но он был оптимистом и считал, что надо решать проблемы по мере их поступления.

– Я уверен, что это не серьезная проблема, и уроки можно устроить, – успокоил он детей. – Но сначала надо выяснить, где ваши родственники.

Сэр Уильям приложил все усилия, чтобы детям понравилось в Стамбуле. Он купил им новую одежду: серые фланелевые шорты с рубашками и галстуками для мальчиков и два хлопчатобумажных платья для Анны. Еще он купил им всем по свитеру на случай, если будет холодно. Потом, на четвертый день, сэру Уильяму позвонили из Лондона. Он сразу сообщил детям новости.

– У вас есть родственники. Ваши дедушка и бабушка умерли, но дядя Сесил жив, и еще у вас есть тетя Мейбл. Они живут в доме, который называется Данроамин, в местечке под названием Фитон. Сегодня я им напишу обо всем и сообщу, что привезу вас в конце недели.

На следующее после получения письма утро было ненастно как снаружи Данроамина, так и внутри него. Возмущенные слова сыпались, словно град.

– Мы уедем, Мейбл. Мы запрем дом.

– Мы не можем так поступить, дорогой, – сказала Мейбл. —То есть я хочу сказать, что это наш дом, куда нам ехать?

– Я отправлю в Стамбул телеграмму. Напишу, что ты больна, это очень заразно, и мы даже увидеться с детьми не можем.

– Но, – возмутилась Мейбл, – все ведь знают, что я не больна. Меня каждый день видят в магазине.

– Мне нужно поговорить с моим адвокатом. Уверен, что нет таких законов, по которым я обязан брать в дом детей своего брата, особенно когда этот брат – вор.

Мейбл подыскивала аргумент, который бы его остановил.

– Разве это не будет выглядеть очень плохо, если люди узнают, что мы отказались принять их?

– Да как об этом могут узнать? Дети в Турции. Я думаю, в Турции есть сиротские дома.

– Но не для детей-англичан, дорогой.

Сесил взглянул на письмо.

– Они только наполовину англичане, их мать была полькой. Почему бы им не отправиться к своим польским родственникам?

– Может, у них нет родственников в Польше, – сказала Мейбл. – Я вообще не понимаю, как ты можешь такое предлагать. Не покажется ли это странным сэру Уильяму?

В конце концов, хотя и крайне неохотно, Сесил временно признал свое поражение. Он не мог просто взять и написать сэру Уильяму: «Нет. Я детей не приму».

– Остается только надеяться, что у них есть какие-нибудь деньги, – сказал он. – Тогда бы мы могли отправить их в школу-интернат; в газетах писали, что его картины хорошо продавались.

– Да, дорогой, это так, – сказала Мейбл, благодарная судьбе, что хоть с чем-то она могла согласиться, хотя в душе была категорически против интерната.

Потом Сесил придумал себе новый повод для недовольства.

– Если бы у нас был дом поменьше, без свободных спален, мы бы не смогли принять детей. Ты в этом виновата, Мейбл, тебе нужна была эта кухня.

Мейбл привыкла к незаслуженным обвинениям и не удивилась, узнав, что Данроамин Сесил купил из-за нее. На самом же деле первое, что она узнала об этой покупке, были слова Сесила: «Я купил дом».