Доктор Локк закинул ногу на ногу, устроился поудобнее на столе и расхохотался. Даже на непроницаемом личике Джой Харрисон появилась слабая улыбка при воспоминании об условиях работы, изложенных в письме, которое она вскрыла утром.

— Деньги на бочку, мой мальчик! Восхитительная синекура в очаровательном месте. Лучше не придумаешь. Я сам едва не поддался искушению. Но условия слишком тяжелы. — Смеясь, он продолжал: — Ты небось наслышан о престарелых мисс Симпетт?

— Никогда не слыхал.

— Рекс, ты должен знать! «Симпетт»! Ну-ка, напряги память!

Траверс покачал головой.

— Это имя ничего не говорит мне. Вспоминаются только какие-то шарлатанские лекарства — «Успокоительная микстура Симпетт», «Слабительные таблетки Симпетт»!

— Именно они в первую очередь приносят двум старым леди деньги. Старина, они миллионерши! Обеим за семьдесят! Катаются на роликовых коньках! На роликах!!! Живут вместе на роскошной вилле на юге Франции, где-то неподалеку от Грассе, и наслаждаются чрезвычайно собственным слабым здоровьем. Я не оговорился, сказав «наслаждаются». Некоторые женщины это умеют. Иные наслаждения им не знакомы, бедным старушкам. Психология этого явления, мне кажется…

— Ты хотел рассказать мне о работе, — напомнил Рекс Траверс.

— Я и рассказываю. Мисс Энни Симпетт пишет мне, как они сожалеют о том, что их покидает мой приятель Грей, английский врач, который наблюдал их там, которому они полностью доверяли; единственный человек, которому они могли рассказать все, — я полагаю, кроме меня. Отблеск его блестящей репутации упал на меня. — Он сделал жеманный жест. — Они предложили мне его место после того, как он вернется в Англию. Мне! Вообрази! Преподнесли его мне в подарок, словно портсигар: «Благодарю вас, доктор, примите этот серебряный портсигар как скромный знак уважения от благодарного пациента». Кроме того, эти милые старушки склонны оплачивать мое проживание на соседней вилле, которая сейчас пустует, чтобы я всегда был рядом и возложил на себя заботу и ответственность за астму мисс Энни Симпетт, а также за бронхит и причуды мисс Кэролайн Симпетт. Две тысячи в год!

— Неплохо.

— Неплохо?! Помимо этого, там обширная практика. По соседству образовалась целая колония состоятельных старых дев, замужних и одиноких. Ты никогда не задумывался, Рекс, какое огромное количество так называемых замужних дам на самом деле — старые девы?

— Не задумывался и не собираюсь, — раздраженно ответил тот, ибо следил за ходом мыслей своего доброго друга и отлично понимал, к чему он клонит. — Так что же? Ты не принял это фантастическое предложение? Конечно, захотел остаться в Лондоне?

— Что? Если мне это выгодно, я хоть завтра вылезу из норы. Ты полагаешь, мне не хочется пожить на Средиземном море? Много солнца, отличная кухня, восхитительные вина, живописные пейзажи, купания, развлечения после работы… Но существует одно условие, Рекс.

— Старые леди требуют, чтобы их врач был непьющим и некурящим?

— Хуже. — Глаза Локка за стеклами очков сверкнули. — Он должен быть женат. Это обязательно. Они не вынесут той мысли, что их осматривает холостой мужчина! В свои семьдесят лет! Тебе хоть раз представляли спектакль подлинной старомодной британской добродетели?

— Боюсь, что нет.

— Тогда тебя многое удивит. О, я могу привести множество примеров.

— Не сомневаюсь, но, пожалуйста, не сейчас, — перебил его Траверс, предвидя, что анекдот послужит началом запутанного потока красноречия. — Закончим с этим письмом.

— Поскольку я не женат и никогда не буду женат, то не смогу принять это предложение. Дальше они — эти королевы невинности — пишут, что, если я не смогу принять их предложение, они будут бесконечно благодарны мне, если я порекомендую достойного человека. Но ты, разумеется, тоже завзятый холостяк. А почему бы тебе не жениться?

Рекс Траверс пожал плечами под белым халатом, и это могло означать все, что угодно. Например: «Если мужчина хочет чего-то достичь, не имея первичного капитала, да еще в самом начале обучения потерял четыре года, ему есть о чем подумать помимо женитьбы! Прежде всего, я сильно нуждаюсь. Потом, современные женщины требуют больше, чем мужчина готов им дать, — это касается и круга общения, и карманных денег, и автомобилей, и развлечений… И вообще, я еще не встретил идеальной женщины, несколько раз, когда мне казалось, что вот он — идеал, идеал отказывался разделить мои чувства. Поэтому я, как и ты, Локк, нахожу, что институт брака весьма нуждается в реконструкции. По многим причинам». Вот что имел в виду Рекс Траверс, пожимая плечами, — правда, делая это не так, как французы: плавно, доверительно и драматично одновременно, но слегка уклончиво, очень по-английски, словно бы говоря: «Ну, как вы думаете?»

— Лучше всего тебе немедленно жениться, — сказал Локк.

— Ты напоминаешь мне слона-приманку, — ответил Траверс. — В Индии их специально дрессируют, чтобы заманивать других зверей в ловушку. Потом, когда звери уже там, сам слон мчится в другую сторону.

«Ловушка», — услышала Джой Харрисон, наклеивая свои марки, и подумала: «Ловушка? Все мужчины солидарны в этом вопросе. Джеффри, доктор Траверс, доктор Локк, все они считают брак ловушкой».

Она слушала приятный мягкий голос доктора Локка, который убеждал своего друга, что женитьба — вовсе не пожизненная тюрьма, как представлялось им в отрочестве. Женитьба — не более чем уступка ситуации! А в данном случае сулит несомненные преимущества! Которые следует использовать! Нужно жениться! И считать жену социальной необходимостью. Преодолей себя, а потом — когда ты укрепишь свои позиции, наладишь деловые связи и без тебя уже не смогут обходиться, — ну, тогда, если захочешь, верни себе свободу! Сэксон Локк говорил очень ласково, из чего следовало, что он использует счастливую возможность поиздеваться. Он с головой окунулся в предмет, с той же страстью, с какой набрасывался на статьи типа «Супружество будущего» или «Мужчина преимущественно склонен к полигамии», появлявшиеся в прессе и вызывавшие скандалы в добропорядочных семействах. Он со всем возможным энтузиазмом и красноречием убеждал Рекса Траверса в том, что эта работа на юге Франции ему совершенно необходима. Что это дар Божий. Что колесо фортуны наконец повернулось.