– Молодец, Киппи. А что мать?

– Мама колеблется.

– Колеблется, вот как?

– «Мы не знаем этих людей», – так она сказала.

– Очень надменная.

– Такова моя мать.

– Ты рассказал мамочке… Киппи протестующе поднял руку.

– Я не могу приказывать матери, куда идти. Только отчим может. Он приведет ее туда.

Арни Цвиллман кивнул.

– Что случилось с твоим пальцем?

– Собака набросилась.

– Откусила палец?

– Только кончик.

– Да… Я ненавижу кровь, – сказал Арни. – Что твой предок говорил обо мне?

– Он не мой предок. Я рассказывал тебе.

– Хорошо. Что твой отчим Жюль Мендельсон говорил обо мне?

– Он сказал, что ты поджег «Вегас Серальо» ради страховки, – сказал Киппи.

Арни побагровел и покачал головой.

– Жирная рожа.

– Эй, ты говоришь о моем отчиме.

– Что еще он сказал обо мне?

– Сказал, что ты мухлюешь в карты.

– Вот дерьмо. Не знаю ни одного человека, который бы не мухлевал в карты. Для меня это – часть игры. Перемухлевать шулеров.

– Он сказал, что в твоей игорной комнате в потолке установлена электрическая система подглядывания.

– Откуда, черт возьми, он знает об этом?

– Послушай, Арни, я тебя не критикую, я только передаю то, что слышал.

– Завтра будет слушаться твое дело. Судья Кварц отклонит предъявленное тебе обвинение. Твои родители пойдут с тобой в суд?

– Они даже не подозревают об этом. Кроме того, они будут на похоронах.

– Зайди-ка сюда на минутку, Киппи, – сказал Жюль на следующее утро. Он стоял в дверях библиотеки, одетый в черное для похорон Гектора и держа чашку кофе в руке, когда Киппи проходил мимо, направляясь к завтраку. – Надо кое-что обсудить, пока мама не сошла вниз.

Жюль вернулся к креслу под «Белыми розами» Ван Гога и отодвинул в сторону газеты. Киппи вошел в библиотеку, закрыл за собой дверь, но не сел.

– Я звонил в лечебницу в Лионе, – сказал Жюль, – разговаривал с отцом Лафламмом. Они примут тебя назад. Думаю, тебе лучше побыть там.

Киппи кивнул.

– Мисс Мейпл заказала билеты на самолет. Киппи снова кивнул.

– Премного благодарен, – сказал он.

– Только запомни одно: я сделал это ради твоей матери, не ради тебя, – сказал Жюль.

– Все равно, очень тебе благодарен, – сказал Киппи.

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 9.

«Они записали меня в регистрационную книгу как консультанта. Только Бог знает, каким консультантом я была. Я это говорю ради Жюля Мендельсона, он был очень великодушный человек. Каждый месяц мне отправляли чек на имя Ф. Хоулихен. Хоулихен моя настоящая фамилия, хотя я не пользовалась ею годами. Марч только вымышленная фамилия, на случай если я стала бы актрисой или моделью, но этого, к сожалению, не произошло. Иногда, если Жюлю надо было мне о чем-то написать, он начинал письмо словами: «Дружище Ред».[1]

Так он дурачил секретаршу, чтобы она думала, что Ф. Хоулихен – приятель, а не подружка, и мисс Мейпл принимала это как должное. Только ты не думай, что мисс Мейпл можно было обмануть. Она всегда знала, кто я. Однажды она позвонила мне и сказала, очень вежливо, что ей кажется, будто я трачу много денег. Конечно, Жюль не узнал, что она мне звонила. Если бы она только сказала мне тогда: «Положи часть этих денег в банк и сохрани их на черный день».

Но я, вероятно, не послушала бы ее. Понимаешь, самая большая моя ошибка в том, что я думала, будто счастливые времена никогда не кончатся.»

Знай Фло Марч, насколько несерьезным был поджог, она бы никогда так не испугалась, услыхав, как женщина, пробегая по коридору мимо ее номера в гостинице «Морис» в Париже в два часа ночи, закричала: «Пожар!». Позже она рассказала человеку, больше всех пораженному ее действиями, что ее мать погибла при пожаре в гостинице на окраине Лос-Анджелеса. Не испугайся она так, ее фотография не появилась бы на первых страницах «Фигаро» и еще двух парижских газет, а также в «Интернэшнл Геральд Трибюн». На фото было видно, что красивые рыжие волосы Фло растрепались, поверх шубы из чернобурки накинуто одеяло, в руке маленький кожаный футляр от «Луи Фюйтто» – даже по газетной фотографии можно было разглядеть, что это были драгоценности. Фотография могла остаться незамеченной, поскольку Фло мало кто знал, как, впрочем, большинство любовниц, но ее благодетель и любовник, одетый, но без галстука, оказался запечатленным на той же фотографии, как еще один беглец от пожара. Как оказалось, паника была вызвана лишь загоревшимся от сигареты матрасом по вине подвыпившей телезвезды из соседнего номера. А благодетель и любовник Фло был очень известным человеком. Он был настолько известен, что все знали, что он остановился в отеле «Ритц» на Вандомской площади в нескольких кварталах от гостиницы «Морис», а потому мог оказаться здесь в ночное время только из-за любовного свидания. Это предположение высказал Сирил Рэтбоун, журналист для колонок светской хроники в лос-анджелесском журнале «Малхоллэнд», который оказался в Париже в то же время. Он немедленно послал вырезки из этих газет своему старому другу Гектору Парадизо в Лос-Анджелес.

«Бедняжка Паулина!» – написал Сирил своим быстрым почерком на полях газеты. Сирил Рэтбоун никогда не любил Паулину Мендельсон, потому что она не разрешала ему писать о своих приемах в колонке светской хроники, несмотря на бесчисленные уговоры, даже со стороны ее большого друга Гектора Парадизо. «Дорогой, – сказала тогда Паулина Гектору, – не настаивай. Мы не можем допустить в свой дом таких газетчиков, как мистер Рэтбоун. Жюлю ненавистна известность такого сорта. И кроме того, мистер Рэтбоун, кажется, пишет довольно много о нас, даже не бывая в нашем доме». Поэтому, следуя принципам Сирила Рэтбоуна, очень важная миссис Мендельсон получила по заслугам.

Несколько раз Гектор пытался поделиться имеющейся у него информацией с Паулиной, а в последний раз во время приема у Мендельсонов в день его убийства. Он хотел предостеречь ее от возможных неприятностей, если фотографии привлекут внимание общества. Каждый раз он подступал к этой трудной задаче с неохотой и каждый раз чувствовал внутреннее облегчение, что не смог осуществить свою миссию, поскольку знал, как глубоко это ранит ее.

Ни один мужчина не был так доволен своей женитьбой, как Жюль Мендельсон. С первого момента, как он увидел Паулину Макэдоу-Петуорт двадцать три года назад на балу по случаю дня рождения Лоренса Ван Дега в клубе «Болотистое» в Палм-Бич, он знал, что именно ее он ждал всю свою жизнь. В тот вечер она танцевала с Джонни Петуортом, с которым тогда разводилась, и для Жюля в ней было сосредоточено все, что он считал достойным и возвышенным. В те дни Жюля не считали завидным женихом. Он был неуклюжим и явно неряшливым и больше походил на тот сорт мужчин, которые не задумываются о своей внешности. Более того, слух о его огромном состоянии и таланте финансиста еще не дошел до людей того окружения, в котором вращалась Паулина и в котором она занимала уже определенное положение.

Жители Палм-Бич находили его скучным и неприятным соседом по столу на вечерах. «Дорогая, ты будешь ужасно возражать, если я посажу тебя рядом с Жюлем Мендельсоном?» – говорила обычно хозяйка одной из своих подруг. Именно таким образом Паулина оказалась рядом с Жюлем на следующий день после бала в доме Роуз Кливеден и сразу распознала его возможности. Когда мистер Форбс начал публиковать ежегодный список сорока богатейших людей Америки и Жюль Мендельсон оказался в первой десятке в этом списке, те люди, которые находили его скучным, теперь стали считать его очаровательным. «Как я рада, Жюль, что мы сидим рядом», – говорили теперь дамы, но к этому времени Паулина уже была миссис Мендельсон. Никто в те годы не подозревал, что Жюль позволит изменить себя, так как его изменила Паулина. Причем тем же образом, как она изменила старый особняк фон Штерна в Беверли-Хиллз, который для нее купил Жюль, превратив его в достопримечательность, она полностью изменила и внешность Жюля. Паулина проинструктировала Уилли, его парикмахера, чтобы он выше зачесал ему волосы и укоротил виски. Она подбирала ему галстуки, запонки и заколки для галстуков. Она повела его к портному в Лондоне, который многие годы шил костюмы для ее отца, а также к портному, шившему ее отцу сорочки, и к сапожнику. Она принимала за него решения, что ему надевать, пока он не понял, как должен выглядеть человек ее круга. Все отметили его резко изменившейся вид и его способность поддерживать разговор на приемах.