– У тебя есть любовница, Жюль? – спросила однажды его Паулина. Было это больше года назад, еще до того, как Сирил Рэтбоун увидел фотографию Фло Марч с Жюлем на заднем плане в парижских газетах. Она дождалась, пока Дадли приготовил поднос с выпивкой и вышел из комнаты, чтобы задать этот неожиданный вопрос. Вопрос, который и для нее самой оказался неожиданным, когда она задала его. Хотя она не была чересчур страстной женщиной, однако чувствовала, что он перед ней преклоняется, но остается равнодушным, и какой-то женский инстинкт подсказал ей этот вопрос. Разговор происходил в комнате с видом на закат солнца, где Мендельсоны встречались в сумерках, чтобы выпить бокал вина и поговорить о дневных делах перед тем, как идти переодеваться к обеду.

– Что это значит? – спросил удивленно Жюль, отворачиваясь от красного с оранжевым заката и обращая все внимание на жену.

– Просто спрашиваю, – сказала Паулина.

– Но что значит подобный вопрос? – снова спросил Жюль.

– Ты повторяешься, Жюль. «Что это значит? Что значит подобный вопрос?» Право, ты мог бы придумать ответ получше, ты, человек, привыкший иметь дело с миллионами долларов.

Паулина, обычно такая невозмутимая, начала понемногу раздражаться.

– Что с тобой, Паулина? – спросил Жюль с видом человека, которому нечего скрывать.

– Опять вопрос. Ты на вопрос отвечаешь вопросом. Это годится для бизнеса, Жюль, где запугивают и заставляют людей защищаться, но со мной это не пройдет. Я, возможно, одна из немногих людей, которых ты встречал, кто не боится тебя.

Жюль улыбнулся.

– Я знаю это, Паулина, – сказал он. – Я всегда это знал, с тех самых пор, когда увидел, как ты швырнула брачное соглашение в Маркуса Штромма и облила чернилами его рубашку. Это одна из многих твоих черт, которые я в тебе люблю.

– Ты довольно своеобразно демонстрируешь свою любовь, – сказала она.

– Я могу вновь ответить на вопрос вопросом. Что это значит?

– Меня считают красивой женщиной. По крайней мере, люди говорят мне, что я красива, журналы и газеты расписывают меня, как красавицу. Я говорю это не для того, чтобы похвастаться. Мне твердят об этом с детских лет. Из-за этого я столько над собой работаю. В этом причина, почему ежедневно, в любую погоду я проплываю сорок кругов в бассейне. В этом причина, почему я часть дня вожусь с Пуки над моими волосами, а с Бланшет над моим маникюром. Именно поэтому я дважды в год езжу в Париж за нарядами.

– Я все это знаю, – сказал Жюль.

– О да, я уверена, что знаешь. Я также уверена, что тебе нравится иметь меня под боком, когда ты ходишь на бесконечные обеды, которые ты вынужден посещать. Я знаю, что тебе нравится – и ты даже нуждаешься в этом, – как я привлекаю интересных людей и развлекаю гостей на твоих приемах, когда ты хочешь произвести впечатление на человека, который нужен тебе для бизнеса.

– Да, это правда.

– Но мне этого недостаточно, Жюль. Ради такой любви, которую ты проявляешь ко мне, я с таким же успехом могла выйти замуж за Гектора.

– Я действительно люблю тебя.

– Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о любви в истинном смысле этого слова, что значит заниматься любовью. Я ведь не манекен, не просто хозяйка дома, я – женщина.

Конечно, он понимал. Он боготворил жену. Он не мог представить жизни без нее. Его женитьба была контрактом, таким же обязательным, как любой деловой контракт, который он когда-либо подписывал. Предупреждая дальнейшие подозрения, он снова стал более внимательным к своим супружеским обязанностям, по крайней мере, на какое-то время, но возникли осложнения, осложнения сексуального характера, о которых он и не помышлял.

Настоящее ее имя было Хоулихен, Флерет Хоулихен, но она его терпеть не могла. «Разве я не достаточно похожа на ирландку без этого противного имени Флерет Хоулихен?» – часто спрашивала она, тряхнув рыжими волосами. Когда она мечтала стать актрисой, а работала официанткой в кафе «Вайсрой» на Сансен Стрип, то изменила свое имя на Ронду Марч, в честь Ронды Флеминг, рыжеволосой кинозвезды, которую обожала ее мать. В «Вайсрое», как говорили, готовили лучший кофе в Западном Голливуде, и именно здесь она встретила Жюля Мендельсона, который был любителем кофе, выпивая в день по десять чашек. Он зашел в кафе «Вайсрой» в тот день, когда кофеварка в его офисе сломалась. На груди у нее была прикреплена табличка с именем «Ронда».

Жюль Мендельсон был не из тех, кто заговаривает с официантками в кафе, но в тот день, по причине, ему самому не понятной, он сказал официантке с рыжими волосами с табличкой с именем «Ронда» на груди:

– Вероятно, все зовут вас Ред.

– Нет, не зовут, – ответила она, довольно решительно. Она была красива и привыкла иметь дело с похотливыми мужчинами пожилого возраста. – Если на то пошло, мне не нравится, когда меня называют Ред.

– Как же вас тогда называют? – спросил он.

Ему было явно интересно, что она ответит, и она почувствовала, что ошиблась, приняв его за похотливого джентльмена.

– Вас интересует мое имя?

– Да.

– Ронда, – сказала она, показывая пальцем с красным маникюром на табличку на груди.

Он взглянул на нее поверх «Лондон Файненшнл Таймс», в то время как она протирала столик бирюзового цвета губкой, и сказал:

– Вы не похожи на Ронду.

– Я подумываю изменить его на Ронделл.

– О, нет, только не Ронделл.

– Хотите кофе? – спросила она. – У нас подают лучший кофе в Западном Голливуде.

– Да.

Когда она поставила перед ним чашку кофе, он спросил:

– Каким было ваше имя до того, как вы его сменили?

– Вам оно не понравится.

– Почему же?

– Флеретт Хоулихен, – сказала она почти шепотом. – Меня от него корежит. Представьте его в титрах фильма.

Он засмеялся.

– Флеретт… Что ж, мне нравится.

– Не может быть!

– Нравится, правда.

– Вот чокнутый! – сказала она, хотя ей нравилось поговорить о себе.

– А что если так: Флосси?

– Еще хуже, чем Флеретт.

– Тогда, Фло?

– Хм… – Она замолчала, обдумывая его предложение.

– Когда-то я знал некую Фло, – сказал Жюль, не желая углубляться в разговор, – она тоже была красивая девушка.

Так она стала Фло.

В то время Фло Марч было двадцать четыре года, и хотя она была не первой красавицей в городе, но одной из самых хорошеньких, поскольку рыжие волосы, голубые глаза и кожа цвета сливок привлекали внимание к их обладательнице. Время от времени разные мелкие агенты, которым она подавала по утрам кофе, приглашали ее на свидания, но не на съемки или званые обеды в рестораны, а именно туда ей страстно хотелось попасть. Они вели ее обедать в другие кафе, и все ждали от нее одного, что она обычно им и давала, потому что легче сказать «да», чем «нет», чтобы избежать ссоры. Гектор Парадизо, живший на Голливудских холмах недалеко от «Вайсрой», каждое утро завтракал в кафе и часто рассказывал Фло о том, где провел вечер накануне: на приеме у Фей Конверс или у Роуз Кливеден, или, что было самым интересным, у Паулины Мендельсон. Фло любила слушать рассказы о приемах, особенно у Паулины Мендельсон. Она читала каждое слово о Паулине Мендельсон в газетных колонках светской жизни или в журналах мод, которые Гектор частенько оставлял ей после того, как сам их прочитывал. Фло была не такая глупышка, чтобы не знать о другой стороне жизни Гектора, о той стороне, о которой никто никогда не распространялся. Шустрые ребята со Стрип заходили в «Вайсрой» и рассказывали ей о своих похождениях с богатыми парнями, которые останавливались на своих «мерседес-бенцах» и «роллс-ройсах» на Стрип, договаривались с ними о цене и везли их к себе домой.

Жюль стал приходить в «Вайсрой» каждый день, всегда с финансовой газетой в руке, и садился за один и тот же столик, хотя управляющий неодобрительно посматривал на посетителя, занимавшего кабинку на четверых и заказывавшего только кофе. Но было в Жюле что-то такое, отчего управляющий, его звали Керли, не зная, кто такой Жюль, остерегался просить его пересесть из кабинки за стойку, особенно после того, как Ронда, пожелавшая вдруг, чтобы ее звали Фло, рассказала, что этот крупный мужчина оставляет ей чаевые по десять долларов, хотя заказывает только кофе.