Когда Паулина уехала с сестрой и ее мужем – Луизой и Лофорд Ордано – из Филадельфии, Жюль взял Фло с собой в Париж, где у него были дела. В «Конкорде» они сели в разные секции и не обмолвились ни словом за время полета, потому что в самолете летело несколько знакомых Жюля. В Париже они поселились в разных гостиницах. Мендельсоны всегда останавливались в «Ритце» на Вандомской площади, а Фло сняла номер неподалеку в гостинице «Мерис». Жюль жил в постоянном страхе, что кто-нибудь из друзей Паулины увидит его с молодой рыжеволосой красавицей.

В лимузине, в котором они ехали из аэропорта Шарля Де Голля, Фло постоянно выглядывала в окно машины, охваченная радостью пребывания в Париже.

– Это Эйфелева башня? – спросила она.

– Нет, это башня аэропорта, – ответил Жюль.

– О, она похожа на Эйфелеву башню, – сказала она.

– Нет, не похожа, – ответил Жюль, – она похожа на обычную башню аэропорта.

– А мне кажется, что похожа, – настаивала Фло.

Он дал ей кредитную карточку для покупок и посоветовал побывать у любого портного, кроме тех, у которых одевалась Паулина, но он отказался ходить с ней на показы одежды, а потому она не знала, какую одежду заказывать. Симпатичная продавщица в одном из магазинов, чувствуя ее растерянность, посоветовала ей пойти к «Шанель». «Вы не ошибетесь, если обратитесь в «Шанель», – сказала она. В первый раз придя в «Шанель», Фло заказала четыре комплекта одежды. Во второй раз она заказала еще шесть. Когда в примерочной ее спросили, какой длины и какого цвета одежду она предпочитает, она повернулась к продавщице и сказала: «Выберете сами, что считаете подходящим, я полностью полагаюсь на вас».

За два дня она потратила пятьдесят тысяч долларов. Кассир, не запомнивший ни лица, ни фамилии Фло, обратил внимание на сумму ее заказа и позвонил в банк, чтобы проверить ее кредит. Ему ответили, что на счете достаточно денег, чтобы оплатить любую сумму покупок мисс Марч и что у нее неограниченный кредит.

Каждый вечер они обедали в ее номере в «Мерис». Именно здесь Жюль и Фло впервые занимались любовью. Он обнаружил, что его сексуальный аппетит не имеет предела, а жажда к специфическим сексуальным актам не казалась плебейской, поэтому Фло не отказывала ему ни в чем. В красивой молодой женщине, носившей когда-то имя Флерет Хоулихен, Жюль Мендельсон нашел превосходную партнершу по сексу.

Если она и не была удовлетворена ограниченными возможностями парижских приключений, то старалась не показывать этого. В ту пору ее жизни тот факт, что она побывала в Париже, хотя все время приходилось прятаться, вполне устраивал ее. Для нее возможность упомянуть в разговоре с друзьями из кафе «Вайсрой» или с ее парикмахершей, или с Пуки, или даже с любым незнакомым человеком «когда я была в Париже» приводила ее в восторг. Только пожар в гостинице, который на деле оказался ни чем иным, как загоревшимся матрасом в соседнем номере, оставил неприятный след.

Несмотря на всю глубину его страсти к Фло, Жюль ни на минуту не поддался желанию развестись с Паулиной. Паулина и Фло были ему необходимы, и ему даже в голову не приходила мысль, что обладать сразу двумя женщинами он не может. Что касается Фло, то он полностью исключал возможность ее причастности к его жизни, за исключением сексуальной, и в то же время не позволял ей вести жизнь, не связанную с ним. Для этого он тратил на нее уйму денег. В том случае, если бы две женщины встретились и обменялись впечатлениями, что он считал совершенно невозможным, каждая из них обнаружила бы, что занимает в жизни Жюля не то положение, которое ее устраивает. Красивая и элегантная Паулина, возможно предпочла бы более романтические отношения с мужем, чем пребывание на пьедестале, воздвигнутом для нее, а сексуальной и эротичной Фло пришлось бы по нраву принимать гостей и сидеть во главе стола среди знаменитых и богатых людей.

Жюль проснулся часа в три ночи и никак не мог заснуть. Мысли о Фло и картины любовных наслаждений не оставляли его. Он желал быть с ней. Ему до боли хотелось обладать ею. Ворочаясь с боку на бок, подавляя желание выкрикнуть ее имя, он резким движением потянул на себя простыню, и лежащая рядом Паулина оказалась раскрытой.

– Жюль, ради Бога, что с тобой происходит? – спросила, проснувшись от холода, Паулина. Она натянула простыню на себя.

– Извини, – сказал он. В его голосе послышалось такое отчаяние, что Паулина забыла о досаде, вызванной тем, что он нарушил ее сон.

– Жюль, хочешь со мной что-нибудь обсудить? Это касается конференции? Что-нибудь случилось?

– Нет, нет, прости, Паулина. Спи спокойно. Со мной все в порядке. Только…

– Только что?

– Ничего, в сущности, ничего. – Он начал легко похрапывать, показывая, что засыпает, хотя никак не мог заснуть. У него не было намерения влюбляться в Фло Марч. Ему хотелось только поселить ее где-нибудь, чтобы навещать, когда вздумается, дарить ей подарки, чувствовать ее рядом. Он никогда не задумывался над тем, что ему хотелось бы изменить свою жизнь и сделать Фло главной целью жизни.

Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 10.

«Жюль однажды рассказал мне о парне, который довел его до бешенства, из-за чего он уронил фигурку балерины Дега, которая была настоящим сокровищем в его коллекции. Но я даже представить не могла, что парень, о котором он рассказывал, был Филипп Квиннелл. Если бы я знала, что у Жюля с ним такие проблемы, я бы никогда не пришла в номер Филиппа в «Шато Мармон». В тот вечер я решила оставить Жюля, после того, как он притворился, что не знает меня, когда мы столкнулись с Мэдж Уайт в ресторане в Вэлли. Позже я узнала, что Филипп сомневался в самоубийстве Гектора Парадизо с самого начала. В конце концов, ведь он был один из немногих, кто видел тело и был в доме. Он отказался поверить версии Жюля о самоубийстве, а потом позвонил издателю «Трибьюнэл», чтобы выяснить, почему газета не написала обо всей этой истории. Это взбесило Жюля по-настоящему.

Жюль мог быть добрейшим парнем, но мог быть и ублюдком. На самом деле мне не приходилось сталкиваться с этой стороной его характера, но я знаю точно, что именно Жюль добился отстранения Филиппа Квиннелла от картины Каспера Стиглица, для которой он писал сценарий.»

– Голливуд никогда не прощает провала, – сказал Каспер Стиглиц, у которого четыре последних фильма провалились. Он взялся посвятить Филиппа Квиннелла в нелегкий процесс работы киноиндустрии. – Он может простить все, даже пренебречь вашими всевозможными подлогами, растратами, иногда убийствами, но не прощает провалов.

Каспер посмотрел на Филиппа сквозь очки с темными линзами, которые никогда не снимал, затем с насмешкой осмотрел зал ресторана. Он покачал головой, выражая недовольство по поводу собравшихся среди дня посетителей.

– Сегодня я здесь самый известный человек, – сказал он мрачно. Минуту он раздумывал над тем, почему Мишель, метрдотель, усадил его за этот столик, и стоит ли поднимать шум, требуя пересадить его за столик в дальнем конце зала, где он видел Марти Лески, главу «Колосс Пикчерс», когда ходил в мужской туалет. Он назвал ресторан «Ле Дом», когда позвонил Филиппу Квиннеллу и пригласил его на ленч, чтобы обсудить процесс работы над их проектом, только потому, что ресторан обслуживал тех, кто связан с кино и музыкальным бизнесом, и где могли обратить внимание на то, что разговор идет о новом фильме.

Каспер развернул большую салфетку эффектным жестом и положил ее на колени. Филипп заметил, что парик Каспера был разновидностью прически середины месяца: пятнадцать дней со дня последней «стрижки» и шестнадцать дней до следующей «стрижки», и в тот день завязал волосы в хвост с помощью резинки. В тот сезон такая прическа среди продюсеров и сотрудников кино среднего возраста считалась самой шикарной, а Каспер, как отметил Филипп, был всегда на переднем фронте киномоды. Его черный вельветовый пиджак от «Армани» был расстегнут, и под ним виднелась майка с изображением фрагмента «Герники» Пикассо. Филипп должен был признать, что парик Каспера почти нельзя отличить от естественных волос. Он подумал, участвует ли Уиллард, дворецкий, который казался таким щепетильным, в водворении парика на голову Каспера каждый день и помогает ли приклеивать, прикреплять или что-то другое, что делают с париками.