Остальные бутылочки с людьми стояли на столе.

— Что ты наделал? — набросилась Халимар на Ибрагима. — Зачем ты похитил стольких людей?

Ибрагим молчал и злобно смотрел на белых джиннов.

Халимар сама стала освобождать людей. Как только человек становился свободным, один из белых джиннов улетал вместе с ним, чтобы вернуть его на то место, с которого он был похищен. Одной из последних освободилась Инна. Она была страшно напугана, от ее самоуверенности и высокомерия не осталось ничего.

— Хома! — увидела Инна парня и бросилась к нему на грудь.

Хома обнял ее и погладил по волосам.

— Не волнуйся! Все будет хорошо! — пообещал девушке.

Один из белых джиннов исчез вместе с Инной, как только Хома выпустил ее из объятий.

Джинны исчезали, отправляли людей домой и снова возвращались в квартиру Аркадия.

Наконец осталась одна бутылочка. Халимар освободила маленькую сухонькую старушку, которая подвернулась под руку Ибрагима вместе с бездомным котенком. Старушка не вставала, котенок громко мяукал в безмолвии гостиной, терся о руки старушки. А старушка оставалась без движения.

Белые джинны плотным кольцом окружили Ибрагима.

— Это что? — грозно спросил один из джиннов.

— Я не знаю! Я не хотел! — взмолился Ибрагим и упал на колени. — Пощадите!

— А ты ее пощадил? — грозно спросил другой джинн.

— Пощадите! Я не хотел! — умолял Ибрагим, барахтаясь у ног белых джиннов. — Я не хочу! Я не хочу! Я не хотел! Помогите!

Хома не слышал этого разговора. Не слышал, как Ибрагим умолял белых джиннов. Он видел только грозные лица белых джиннов, ползающего у их ног Ибрагима и безжизненное тельце старушки.

Вдруг золотые туфли Ибрагима со звоном раскололись на маленькие кусочки. Раскололись, как тонкое стекло от сильного удара. Хома прочел ужас в глазах Ибрагима, а у белых джиннов — ни тени сочувствия, только осуждение. Горе Ибрагима было так велико, что Хоме показалось даже, будто он услышал безмолвный крик Ибрагима.

Один из джиннов взял на руки мертвую старушку, другой — котенка. Оба джинна прижались спинами друг к другу — и исчезли.

Ибрагим словно обезумел. Он ползал по полу, рыдал беззвучно, собирал осколки своих золотых туфелек, целовал их, прижимал к груди.

— Я не могу на это смотреть, — сказала Халимар Хоме. — Дай руку, Хома!

И в ту же секунду они оказались в своей маленькой комнатке на третьем этаже. Халимар, ни слова не говоря, стала маленькой и полезла в бутылочку, которая по-прежнему была у Хомы под майкой. Она молча прошагала по его животу, груди, ни слова не сказала о том, что маечку давно пора бы уже постирать. Залезла в бутылочку и плакала там.

Хома пытался выманить ее из бутылочки.

— Халимар! Прости меня! Я был не прав! Я дурак!

В другой ситуации Халимар обязательно бы откликнулась на последнее его заявление, у нее была бы уже готова какая-то очередная шутка по этому поводу. Но сейчас она не отвечала. И это очень беспокоило Хому.

— Халимар! Не пугай меня! Халимар! Я раскаиваюсь! Я был не прав, когда обвинял тебя! Халимар! Прости меня!

Снова тишина.

— Халимар! Хочешь, я на колени стану перед тобой, как Ибрагим?

Напоминание об Ибрагиме подействовало. Халимар покинула свою неприступную крепость и снова стала обычного размера. Она села рядом с Хомой и уткнулась носом в его грудь.

— Хома! Это я виновата во всем! Из-за меня Ибрагим так унижен и опозорен навеки!

— Подумаешь, туфелек лишился! — вспыхнул Хома. — А бабушка умерла!

— И бабушка умерла из-за меня! Ведь это я дала Инне те бутылочки! Она отнесла их Ибрагиму, а он от злости стал заполнять их людьми. Если бы не моя глупая шутка, старушка сейчас была бы жива, а Ибрагим не был бы наказан! — и Халимар разрыдалась, как человек, вслух.

— Не плачь, ты не виновата!

— Правда? Ты не обвиняешь меня? Я ведь не знала, что он будет делать с бутылочками!

— Да, ты не знала, что он будет делать с бутылочками! — успокаивал ее Хома, не забывая при этом крепко держать в своих объятиях, чтобы она снова не сбежала от него в свой зеленый флакон.

— Ты не думаешь, что я одна во всем виновата? — всхлипывала Халимар. — Я ведь не злая, Хома! Я только хотела разыграть Ибрагима и Инну.

— Ты не злая, Халимар! — успокаивал девушку Хома.

— Почему мы не стали искать твою Инну раньше? Тогда бы мы успели спасти старушку! Я могу излечить человека, но не могу его воскресить! Ни один джинн не может воскресить человека. Почему мы не стали искать твою Инну раньше? Ах, зачем я потащила тебя вчера в Страну Свободных Джиннов! — завелась Халимар и уже плакала навзрыд.

— Ты разрываешь мое сердце! Я не могу видеть. Как ты плачешь! Я приказываю тебе, как твой повелитель: прекрати немедленно плакать! И еще: никогда больше не называй Инну моей. У меня есть только ты! Ты — моя, Халимар!

— Слушаю и повинуюсь! — больше не всхлипывая, сказала Халимар. — Я с удовольствием выполню оба твои желания.

Она снова достала свои счеты, что-то там пересчитывала, шептала. Наконец сказала спокойно:

— Осталось шесть. Всего шесть, Хома!

— Хома, можешь выбросить эту ужасную майку с карманом, — потребовала Халимар. — Больше Ибрагим нам ничего не сделает.

— А вдруг он будет мстить? — предположил Хома.

— Не будет. И белые джинны уже не охраняют наш дом.

— Как хочешь, — Хома послушно снял майку. — Где ваша светлость желает, чтобы я держал вашу бутылочку?

— Не кривляйся! Можешь засовывать ее себе в карман, если хочешь. Только не в майку!

— Привередливая ты, Халимар! Чем тебе моя майка не понравилась? Я, между прочим, для тебя специально ее купил, и карманчик сам пришил с любовью. Даже палец уколол пару раз! — вспомнил Хома.

— Рукодельница ты моя! Ну, давай я пальчик поцелую, чтобы не болел, — пошутила Халимар.

— Раньше надо было целовать, сейчас уже не болит.

— Не надо, так не надо! Не сильно и хотелось.

— Вот только губа верхняя разболелась. Просто сил нет терпеть! Как эту боль прекратить? — хитрил Хома.

— Я тебя насквозь вижу. Я твои трюки могу заранее предугадать. Неужели так сложно сказать: «Халимар, давай поцелуемся!»

— Халимар, давай поцелуемся, — послушно повторил Хома.

— Не хочу! У меня настроение плохое. И я еще обижена на тебя. Ты так на меня кричал!

— Я уже не помню, сколько раз извинился! Со счета сбился. А ты никак простить не можешь!

— А ты как думал? Обидел меня до глубины души. Такого наговорил! Я помню каждое твое слово. Хочешь, повторю?

— Я уже забыл. Но повторять не надо.

— Ты сказал мне, чтобы я забрала все мои паршивые желания.

— Прости, прости, прости!

— Прощу, если попросишь у меня что-нибудь важное для себя. Очень важное! Для всей своей жизни.

— Я не знаю, чего хочу.

— Ты хотел стать художником, — напомнила Халимар.

— Я хочу сам им стать, без вмешательства джиннов.

— Не джиннов, а джинна. Все так говорят сначала. А потом соглашаются принять помощь. Хочешь посмотреть работы художника, которому я помогла раскрыть талант? У меня тут совершенно случайно репродукции оказались.

Халимар протянула Хоме альбом.

— Ты летала с ним в прошлое? — спросил Хома, рассматривая картину «Каменный век. Пиршество».

— Глупости ты говоришь, Хома. Как можно летать в прошлое? То, что было, уже прошло. Прошлое нельзя вернуть. Можешь вернуть вчерашний день и не наговорить мне кучу гадких слов?

— Я — нет! Но, может, кто-то другой может?

— Только писатели-фантасты пока умеют летать то в прошлое, то в будущее.

— Значит, кто-то все же летает?

— Я похожа на писателя-фантаста? — спросила Халимар.

— Не очень, — честно ответил Хома.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос. Не летала я с ним в прошлое. Я ему рассказывала о том, что видели другие джинны. Он писал, а я подписывала: «С моих слов написано верно».