— Нет, твоя бабушка! Я же не тебя видел на гепарде, а только бабушку твою. Но позировать мне будешь ты.

— Для гепарда позировала, а для бабушки тем более придется. Это будет потрясающая картина! Но я советую сначала поучиться у великих.

— Да, я помню. У Михайловича.

— Так вот, возьми какую-то его картину и повтори. А потом уже будешь писать свое.

Хома стал снова перелистывать альбом. Вдруг одна репродукция привлекла его внимание.

— Халимар, это же ты!

— Неужели? Да, есть некоторое сходство.

— Ты ему позировала?

— Конечно! Я же была его музой и его джинном. Только это не я. У меня носки на туфлях длиннее. И волосы у меня светлее. И наряд я такой никогда бы не надела. Нет, это не я. Хотя…

— Может, он хотел тебя видеть такой?

— Возможно, ты прав. Он добавил мне черты другой женщины. Потому так и получилось: я и не я. А вообще-то мне нравится картина. Можешь с нее начинать, — позволила Халимар.

— Тогда я изменю цвет волос девушке, удлиню носки ее туфелек. Чтобы придать ей большее сходство с тобой!

— Хорошо! — засмеялась Халимар. — А парню этому лицо срисуй со своей фотографии. Тогда это будем ты и я, летящие в Шотландию на ковре-самолете.

— Неплохая идея. Тогда я нарисую их в золотой лодке, и это будет уже не репродукция, а моя собственная картина.

— А как же бабушка на гепарде? Когда ты ею займешься?

— И бабушка на гепарде, и Халимар на бронтозавре — все будет. Я теперь много работать буду. Я знаю, что мне нужно! Я докажу тебе, что я чего-то стою.

«Мне ты можешь ничего не доказывать, — подумала Халимар. — Я и так знаю, что ты лучше всех».

— Сначала себе докажи, а я подожду, — сказала вслух.

С этой самой минуты Хома все свое свободное время отдавал живописи. Если бы Халимар не заставляла его есть, спать и ходить на работу, он бы и об этом забывал. На то она и муза: все должна помнить.

«Теперь я знаю, что буду писать. Я видел Халимар на Эване. Счастливую и смеющуюся. Больше никто из ныне живущих людей не удостаивался такого зрелища. Я должен рассказать всем, что я видел».

— А стоит ли? — подслушала мысли Хомы Халимар. — Зачем показывать это миру? У мира есть другие заботы.

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего конкретного. Но, глядя на обилие разноцветных лоскутков на улицах, можно предположить, что миру нет никакого дела до лох-несского чуда и до меня, девушки-джинна!

— Я не соглашусь с тобой! Это все — суета, а чудеса будут вечно. Как и ты, Халимар. Ты — самое большое чудо.

— Никакое я не чудо! Я самая обычная девушка-джинн.

— А Эван — самый обычный бронтозавр. А если вас объединить, то получится самая необычная картина.

— Ты помнишь, как выглядит Эван? Может, слетаем еще раз в Шотландию? За вдохновением!

— Ты права. Тебя я смогу нарисовать в любой момент, пока ты здесь. А вот Эвана, когда ты улетишь, я больше не смогу увидеть.

— А если я улечу, и ты не успеешь закончить картину? Кто же тогда будет тебе вместо меня позировать?

— Никто. Во-первых, у меня полно эскизов. Во-вторых, у меня уже есть готовая картина. А в-третьих, я вижу тебя, даже когда закрываю глаза.

— Но с закрытыми глазами рисовать неудобно, — заметила Халимар.

— Ну, что ж, тогда я буду смотреть на картину.

— Чудесная картина! Мне очень нравится. И совсем не видно, что ты бессовестно передрал сюжет у своего коллеги!

— Ничего я не передрал! Какой у него сюжет? У него просто «Ковер-самолет». А у меня — «Хома и Халимар летят в Шотландию».

— Хома! Ты настоящий художник! Я уверена, что если бы ты выставил это на продажу, отбоя не было бы от желающих приобрести.

— Я ни за что не соглашусь с ней расстаться! — твердо сказал Хома.

— Не хочешь продавать — подари кому-нибудь. Какому-то музею, театру, кинотеатру, школе! Все равно, кому! Главное, чтобы люди видели это! — настаивала Халимар.

— Может быть, когда-то я подарю ее, а может, даже и продам. Мне не нужно материальное подтверждение того, что ты есть в моей жизни. Но пока я хочу, чтобы картина оставалась в этой комнате.

— А как же слава, признание? Ты хотел этого.

— Хотел! Я хотел, чтобы на меня не смотрели, как на неудачника. Хотел нравиться девушкам. Хотел иметь много денег.

— А сейчас?

— А сейчас мне все равно, кто обо мне что думает. Главное, чтобы ты восхищалась моими картинами. Мне это приятно.

— Ой, Хома! А мне как приятно это слышать! Я восхищаюсь твоими картинами, не побоюсь этого слова. А тобой я восхищаюсь еще больше! И чтобы полет в Шотландию не остался твоим единственным шедевром, полетели туда снова! Эвана срисовывать с натуры.

— Полетели! Только не очень быстро: полет сам по себе приятен, а не только конечная его цель, — вспомнил Хома слова Халимар.

— Наконец-то ты это понял, — обрадовалась Халимар.

Туфля стала медленно увеличиваться до размеров небольшой лодки.

— Садись, Хома! Пристегни привязные ремни! — скомандовала Халимар.

— Что-то новенькое! Раньше здесь этого не было! — заметил новшество Хома.

— А еще раньше и тебя не было.

— Тебя тоже когда-то не было, хоть ты и будешь жить вечно, — напомнил Хома.

— Это очень странно! Если я буду жить вечно, значит, я должна была бы быть всегда. Что-то не так. Где я была, когда меня не было?

— Наверное, там же, где и я. Летали бестелесными во Вселенной и ни разу не столкнулись…

— Лбами, — подсказала Халимар.

— Лбами, — повторил Хома. — У нас тогда просто лбов не было, а так бы обязательно столкнулись. Не может быть, чтобы мы с тобой раньше не встречались. Мне кажется, я знаю тебя давно, еще до того, как родился, — задумчиво сказал Хома. — Халимар!

— Что, Хома? — с надеждой спросила девушка.

— Только никакого воровства! Высади меня где-то у супермаркета, я куплю нам что-то поесть в дорогу.

— Ах, оставь! Я тебя сама накормлю. У тебя осталось только четыре желания. Не буду же я их забирать у тебя из-за какого-то угощения в лодке!

— Но забирала же! — напомнил Хома.

— Тогда я это делала специально, чтобы заставить тебя действовать решительно. А сейчас… Я хочу, чтобы ты приберег желания для чего-то важного, — сказала Халимар.

— Так я уже стал художником, — вспомнил Хома. — Мое желание исполнилось.

— Исполнилось, исполнилось, сообразительный господин мой.

Лодка стремительно мчалась в Шотландию. Сегодня учебник географии не понадобился. Хома уже запомнил, как называется ее столица. А больше ему и не надо знать: все, что будет интересно, можно спросить у Халимар. Она все равно болтает без умолку.

— Не болтает, а разговаривает. Наслаждаюсь речевой деятельностью. Скоро я вернусь в Страну Свободных Джиннов, там не очень-то поговоришь. Им лень рот открыть, только думают. Я понимаю, что потребность в языке отпадает, когда твои мысли читают. Но иногда так приятно слышать звуки!

— Так говори и там! Кто может тебе запретить? У вас же свободная страна, — подсказала Халимар.

— Да! Как я сразу до этого не додумалась? У нас же свободная страна! Захочу — и буду говорить. А еще я петь там буду! «Девушка Прасковья из Приднестровья…»

— А другие песни ты знаешь?

— Знаю, конечно. Но это первое, что в голову стукнуло.

— Хорошо, что не кирпич, — пошутил Хома.

— Шутник. Вылезай, приехали. Эван! Эван! — громко закричала Халимар, так, что эхо отозвалось в горах.

Хоме тоже захотелось громко закричать, услышать, как эхо отразит его голос.

— Халимар! — громко крикнул он, сложив у рта ладони. — Халимар! Я люблю тебя, Халимар!

И горы Шотландии повторили за ним: «Халимар! Я люблю тебя, Халимар!»

Возвращались поздно. Остановились недалеко от дома. Был восхитительный летний вечер. Теплый и ароматный, наполненный цветением каких-то деревьев.

— Давай посидим, — предложила Халимар.