Жерар подошел к работающим. По их телам струился пот, смешивался с цементом и засыхал твердыми потеками, под которыми лопалась кожа и начинала сочиться кровь. У всех были глубоко запавшие щеки и тусклые, остановившиеся глаза. Когда они тяжело переводили дыхание, казалось, что у них разрываются внутренности. Иногда один из них останавливался и кашлял, сплевывая серую слизь и цемент. Если надсмотрщику чудилось, будто кто-то чересчур замешкался, раздавались два предупредительных свистка. После третьего следовал удар дубинкой.
Штурмер подошел к надсмотрщику, сунул ему бумагу, полученную в иммиграционном бюро, и спросил:
— На какую работу поставишь?
Толстый индеец, похожий на палача, заговорщицки протянул ему свои «орудия труда».
— Будешь работать со мной на пару, друг.
Жерар испытующе взглянул на него. Видно, этот болван и впрямь счел его себе подобным.
— Лучше я отсижу свой срок в Карсель Модело за то, что тебя укокошу, чем стану на твое место. Катись подальше, сволочь!
Надсмотрщик непонимающе уставился на Жерара. Штурмер пожал плечами и отправился обедать в «Корсарио», окончательно отказавшись от мысли зарабатывать деньги честным путем: с этого и надо было начинать.
Потом дело запахло контрабандой. Два богатых городских торговца: плоскостопый негр-аптекарь в золотых очках и индеец по имени Альварес Кордо, владелец единственного в Лас Пьедрасе универмага, — наперебой уламывали Штурмера, суля ему несметные барыши. Жерар живо смекнул, что, если бы у него был хоть какой-нибудь начальный капитал, оба гватемальца могли бы ему очень пригодиться. Будь у него своя лодка, они наверняка пошли бы на риск, оплатив первые расходы. Они даже намекнули, что на таких условиях готовы одолжить ему десять тысяч долларов.
С другой стороны, у хозяина прибрежного ресторанчика имелась шхуна, на ремонт которой требовалось не больше двух тысяч долларов. Тому, кто взялся бы ее отремонтировать, хозяин наверняка продал бы шхуну в кредит. Это была добротная двадцатидвухметровая посудина из тикового дерева с медной обшивкой. Дельце было выгодное: после ремонта такая шхуна стоила бы не меньше пятнадцати тысяч долларов. Но у Жерара не было необходимых двух тысяч, и добыть их ему было так же трудно, как и сумму, в десять раз большую.
Дело это тянулось уже одиннадцать месяцев. Два раза в неделю француз навещал своих возможных кредиторов, желая дать им понять, что мысли о сотрудничестве с ними он не оставил. Иногда спускался к морю и окидывал шхуну взглядом хозяина. Все остальное время он проводил с Линдой. Или просто бездельничал.
Но не только Штурмер так постыдно застрял в этом мертвом городе. Он познакомился здесь с Гансом Смерловым, литовцем, поляком, немцем или русским — в зависимости от того, с кем Ганс говорил, и от того, что писали в газетах о политике. Раньше он служил начальником полиции в Гондурасе, потом вынужден был бежать, чтобы его прежние приятели не упрятали его за решетку.
— Ну что, Ганс, недолго длилось твое генеральство, вытурили, а?
— Сукины дети, — отвечал Смерлов, пожимая плечами. — Дерьмо собачье!
Когда Ганса спрашивали о планах на будущее, лицо его делалось суровым и непроницаемым.
— Планы? Соберу из голодранцев армию убийц, и мы камня на камне не оставим от Тегусигальпы, когда я туда вернусь!
Смысл розыгрыша состоял в том, чтобы заставить его признаться, что у него не было и нет ни гроша для закупки необходимого оружия. Шутники вволю веселились, глядя на его жалкую физиономию.
Заглядывал в «Корсарио» и Джонни. Настоящее его имя было иным. Он был румыном и скрывался в Лас Пьедрасе с тех пор, как во время попойки ударом ножа убил своего лучшего друга. Джонни, как и Ганс, прибыл сюда из Тегусигальпы. Идиотская история; поножовщины между друзьями всегда нелепы. Но теперь, когда в лице Жерара Джонни нашел нового лучшего друга, он уже реже сожалел об убитом.
Были и другие: необычайно респектабельный с виду англичанин Льюис, большой поклонник красоты негров, Хуан Бимба, воевавший когда-то в Испании против Франко, пятнадцатилетний итальянец Бернардо Сальвини, похожий на слегка свихнувшегося исполнителя эстрадных песенок, Педро — американец, мулат Земляной Орех, Делофр, бывший посланник Франции в Каракасе, Стив из Боготы… Словом, человек двадцать, готовых на все, лишь бы уехать отсюда…
У ворот лагеря компании «Круд» висело объявление о найме: «Набираем опытных шоферов на грузовики. Работа опасная. Плата высокая. Обращаться в контору».
Утром в бунгало О’Брайена состоялось совещание, на котором, кроме него, присутствовал специалист по тушению пожаров, прибывший из Далласа на самолете компании, начальник транспортной службы и ответственный за материальную часть.
— Счастье еще, что у нас есть этот склад нитроглицерина, — ворчал О’Брайен. Погасив сигару о подоконник, на котором сидел, он смачно сплюнул за окно и обратился к инженерам: — Просто счастье! Но с персоналом разбирайтесь сами, мне на это плевать. Мне ясно одно: нельзя, чтобы скважина горела без конца. Если мы будем медлить, нам ничего не удастся сделать, пока ветер не переменит направление.
— Что сообщает метеослужба? — спросил инженер из Далласа. — Когда переменится ветер?
О’Брайен пожал плечами и выругался. Метеослужба! Что она может? Никто ему в этой проклятой стране не предсказывал погоду хотя бы на неделю вперед, не то что на месяц.
Начальник транспортной службы отхлебнул виски:
— Похоже, мы снова начинаем обсуждать уже принятое решение. Объявление о найме висит у ворот с утра.
Говорил он резко, будучи не прочь продемонстрировать представителю центра, как этот О’Брайен обращается с подчиненными.
— Именно потому, что вы его повесили, затея кажется мне лишенной всякого смысла, — отрезал О’Брайен. — Подведем итоги: привозить из Штатов бригаду шоферов-специалистов бессмысленно. Особенно учитывая, какие машины мы можем им предложить — развалины, да и только. Не так ли, Хэмфри?
Услышав обращение по имени, начальник транспортной службы даже подпрыгнул на месте. «Старый верблюд отбрыкивается!» — одновременно подумали снабженец и специалист по пожарам.
— В смысле безопасности они действительно оставляют желать лучшего, — пробормотал Хэмфри. — Но если бы меня послушали раньше…
— Сейчас слушать будете вы! Если мы вызовем сюда шоферов из Штатов, произойдет одно из двух: либо они согласятся, либо откажутся везти нитроглицерин на абсолютно для этого не приспособленных машинах. Если они откажутся, мы будем вынуждены доставить сюда специальные грузовики из Далласа. Это обойдется дорого и займет много времени. А если мы отправим парней обратно и наймем шоферов на месте, профсоюз завопит так, что мы не обрадуемся.
— В любом случае, — продолжал О’Брайен резко, — нам придется расхлебывать кашу. Учитывая состояние и профиль дороги, минимум половина машин взлетит на воздух. Парни повезут не кружева на платья новобрачным, а ни-тро-гли-це-рин!
Он произнес это слово, отчеканив каждый слог, и оно тяжелой глыбой повисло в комнате.
— Как вы собираетесь распределить груз? — поинтересовался О’Брайен. — По скольку фунтов и на сколько грузовиков?
— Рейсов за пять—шесть надо перевезти полторы тонны. Разложим груз с учетом риска. На складе у нас всего две тонны. Если мы не довезем до места необходимого количества, а растеряем все по дороге, у нас ничего не выйдет.
— Специальные грузовики стоят слишком дорого, — сказал О’Брайен. Он пытался говорить спокойно и терпеливо, словно объясняя своей кухарке рецепт любимого блюда.
— Но, поймите же, наконец, о чем я толкую. Кто придет наниматься? Прежде всего куча черномазых. Но они нам не подходя.
— Почему? — наивно спросил начальник снабжения, до этого молча ковырявший в зубах. — Мне кажется…
— Вам кажется!.. Разве не достаточно они нам надоедают из-за тринадцати погибших? И если по нашей вине еще двое или трое гватемальских граждан расстанутся со своими свидетельствами о рождении, как вы думаете, будут у нас хлопоты?