— Я сказал, что аплит состоит из кварца или полевого шпата. Понимаешь, или — или. Дело вот в чем? чтобы в температурном интервале от семисот до шестисот градусов образовался «еврейский камень», нужно, чтобы соотношение кварца и полевого шпата в магме было именно таким, как я тебе сказал. Ну, а если тот пли другой компонент находится в избытке над этим соотношением? Тогда этот избыток и выпадает в предыдущем этапе, образуя аплит. Следовательно, если в избытке находится полевой шпат, аплит состоит в основном из полевого шпата. Если же в избытке находится кварц, он состоит главным образом из кварца.
— Здорово! Вот теперь понятно. Ну, а дальше?
— Когда температура опустится ниже шестисот градусов, на письменный гранит начинают нарастать крупные, красиво ограненные кристаллы горного хрусталя, топаза, берилла, турмалина, огромные пластины мусковита и так далее. Именно в эту стадию, от шестисот до пятисот градусов, образуются те изумительные кристаллы, которые ты видишь здесь и которые украшают витрины минералогических музеев всего мира.
— И на этом кончается кристаллизация магмы?
— Нет, при дальнейшем понижении температуры от пятисот до четырехсот градусов кристаллизация магматического расплава все еще продолжается, но так как вещества в нем к тому времени остается сравнительно немного, то кристаллы возникают теперь мелкие. Они, как правило, нарастают на крупные многогранки, образовавшиеся в предыдущую стадию, и представлены в основном теми же минеральными видами. Впрочем, возникают здесь и новые минералы, такие, как литиевый пироксен — сподумен, литиевая слюда — лепидолит, фосфат редкоземельных элементов — монацит, сложный окисел железа, марганца и ниобия — колумбит, иттриево-редкоземельные соединения — самарскит и ксенотим, то есть главным образом минералы лития, редких земель и таких ценных элементов, как тантал, ниобий, иттрий и другие.
Наконец, когда температура очага понизится до четырехсот градусов, то пары воды, составляющие основную массу газов, превращаются в жидкость. При этом давление резко падает. И начинается новый этап минералообразования — минералообразование из горячих вод. Но об этом мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, а теперь я быстренько опишу это обнажение, и — в путь!
Во второй половине дня плот остановился в устье небольшой речки, впадающей в Ваю со стороны гранитного массива. Петр Ильич приказал причаливать к берегу.
— По этой речке стоит пройтись, — сказал он, рассматривая ее высокие каменистые берега. — Здесь может быть много интересного.
— Опять жила?
— Может быть и жила.
Они быстро разгрузили плот, раскинули палатку, и так как до вечера оставалось еще много времени, решили пройтись вверх по речке.
Речушка была крохотной. Кое-где русло ее совершенно терялось в нагромождении гранитных глыб. Но текла она в высоких обрывистых берегах, создающих впечатление узкого извилистого ущелья.
Петр Ильич шел вдоль самого русла. Он внимательно рассматривал попадающиеся на пути обломки пород и время от времени разбивал их молотком. Саша смотрел на крутые гранитные обрывы. Ему хотелось вновь увидеть пегматитовую жилу. Вот было бы здорово! Но никаких жил здесь не было. Всюду гранит и гранит…
Петр Ильич остановился и взглянул на компас.
— Так на запад и тянется, в самое сердце массива. Что же, пойдем дальше или возвращаться будем?
— Пройдем еще немного. Может, что-нибудь интересное встретим. А пока… Знаете что, Петр Ильич, помните, вы обещали рассказать о целестине, который я нашел в обрыве, когда лез к пещере?
Геолог протер очки.
— О целестине? Что же тебе о нем рассказать? По составу — это сульфат стронция. Название он получил за свой цвет. «Целестис» по-латыни «небесный».
— В самом деле! — Саша осторожно вынул кристалл из кармана и положил его на ладонь. — Словно кусочек неба…
— Но таким он бывает только в момент добычи, — продолжал Петр Ильич, не обращая внимания на Сашино восклицание. — На свету его окраска быстро слабеет, и он становится почти бесцветным.
— Какая жалость! Неужели и этот кристаллик, обесцветится?
— Конечно. Кстати, а где твоя вивианитовая звездочка? Помнишь, ты спрятал в карман маленькую белую звездочку, чтобы посмотреть, что с нею будет?
— Да! Я и забыл о ней.
Саша снова порылся в кармане и развернул маленький бумажный пакетик: звездочка была совершенно синей.
— Удивительно! — воскликнул он, любуясь бархатистой синевой вивианита.
— А вот голубой целестин, наоборот, со временем становится бесцветным. Но если тот же целестин смочить кислотой и направить на него пламя паяльной трубки, то он окрасит пламя в яркий красный цвет. Это наиболее характерная особенность целестина, которая определяет один из путей его использования. Именно он служит источником красного цвета в бенгальских огнях. Ты видел когда-нибудь бенгальские огни?
Саша кивнул головой.
— А долина-то, смотри, как сузилась. На машине бы и не развернуться.
Саша взглянул вверх и на большом уступе правого берега увидел какое-то странное сооружение, напоминающее полуразрушенную сторожевую башню.
— Петр Ильич, смотрите, башня!
Геолог поднял голову:
— Башня?
— Да! Вон там, на правом берегу. Видите?
Петр Ильич протер очки:
— Гм!.. Действительно, башня. А вон и вторая! На левом склоне.
Саша обернулся. В самом деле. На противоположном склоне виднелось второе такое же сооружение. А прямо под ним, на ровной, потемневшей от времени стене гранита был высечен какой-то рисунок.
— Петр Ильич, там что-то нарисовано.
— Вот я и смотрю на этот рисунок. Две башни. Между ними как будто ручей или река… Постой, по-стой! Да ведь это то самое место, на котором мы стоим. Видишь, и уступ на правом берегу и эта расселина слева…
— Но почему все это перечеркнуто?
— Вот это непонятно. Непонятно и то, что изображено ниже. Какая-то груда камней…
— Камни-то больно забавные. Больше на кости похожи.
— Кости? А ведь, пожалуй, так оно и есть. Конечно, это кости! Но тогда на этой куче костей лежит…
— Череп! — воскликнул Саша с невольным трепетом.
— Да, человеческий череп… — повторил Петр Ильич глухим голосом.
— А выше? Над башнями? Птица, что ли?
— На птицу не похоже. Скорее какой-то многоглавый дракон.
— Ну да, конечно, — согласился Саша. — Вон какой у него длинный хвост.
Но геолог его уже не слушал.
— Что все это может значить? — произнес он в задумчивости.
— А то и значит, что там, наверное, начинаются владения злых духов! — воскликнул Саша, вглядываясь в даль ущелья. — Вот где главные-то сокровища! Пошли, Петр Ильич.
— Постой, постой! Не торопись. Все это не так просто…
Он сел на камень и задумался.
Но Саше не стоялось на месте.
— Петр Ильич, давайте сначала осмотрим башни, может быть, там…
— Нет, нет! С меня хватит твоей пещеры.
— Ну, разрешите мне одному…
— Да посиди ты спокойно! — взорвался геолог, бросая на него сердитый взгляд.
Саша присел рядом с ним и примолк. Но через минуту вскочил снова.
— Петр Ильич, разрешите, я только доберусь вон до той башни и сразу же обратно. Может быть, там еще какие-нибудь рисунки есть.
Геолог не ответил. Он снова окинул взглядом таинственные башни и, вынув из сумки карту, стал торопливо наносить пройденный маршрут. Тогда Саша сбросил с плеч рюкзак и начал быстро карабкаться вверх по склону. Вот и башня. Но как в нее заходили? Он пошел вдоль поросшей мхом стены и вдруг остановился. У западной стороны башни виднелось небольшое возвышение, а на нем…
Сердце мальчика сжалось от страха: на серой потрескавшейся глыбе сидело оно, страшное крылатое чудовище! Саша даже присел от неожиданности, но тут же понял, что это тоже каменное изваяние. Оно было сделано из какого-то черного камня и густо измалевано желтыми и оранжевыми пятнами. Саша подошел ближе и снова вздрогнул: бесчисленные глаза чудовища светились ровным золотисто-зеленым светом.