7
Сын, скажу тебе я, что сказала
Мне жена во мраке давней ночи,
В дни, когда она еще не знала —
Сына мне она подарит, дочь ли.
Так она сказала той порою:
«Слышишь? Бьется! Тут, под сердцем самым!»
Я коснулся тихою рукою —
И любовь повеяла меж нами.
Да! Любовь недаром прозвенела
В мгле ночей пылающей стрелою,
В глубине возлюбленного тела
Прорастая жизнию иною…
И когда иду домой с работы
В изморось, в осенний день унылый, —
Я теперь еще не знаю, кто ты,
Человечек маленький мой, милый.
Всё же эти ручки — для работы.
Эти ножки — им идти лишь прямо.
Голове — гореть в пылу заботы:
За народ борьбу вести упрямо.

II. БОРЬБА

1
Четырнадцатый черный год был зол.
Угрюмый дождь над хмурой нивой шел.
Жилища вкруг нерадостно чернели,
Средь них, в грязи, — солдатские шинели,
И вязли ноги, и была тяжка
Людей и землю гнущая рука.
Глаза мрачнели. Черными крылами
Кружился ворон черный над штыками.
Но шли. Болото. Падали. Окоп.
Стреляли. Кровь. Туманы. Черный поп.
И смертный хрип. Помещик. Царь. Болото.
И мерзко квакал голос «патриота».
2
Я помню, вернулся с позиций
Филипп, рядовой солдат.
Глаз вытек. Чему дивиться?
Ослепших ведь целый ряд.
«Лучи», — твердили селяне,
Учитель же — газ признал.
Филиппа воспоминания
Не радовали — он молчал.
Техника — дело большое,
Еще важнее — война.
Калека — чего он сто́ит,
Всего единица одна!
Ведь каждому проповедано,
От умника до глупца,
Что надобно до победного
Воевать конца!
Но как-то под вечер вещий,
Под сонного ветра хрип
Чудны́е сказывал вещи
Солдат, рядовой Филипп.
Говорил: сквозь кровь и муки,
И пушки, и грохот мин
Протянули друг другу руки
Рабочий и селянин.
Чтоб вместе, напором властным,
Сломить угнетателей фронт,
Чтоб взвиться знаменам красным
Среди низин и высот.
К Керенскому пусть взывали
И поп, и кулацкий брат,—
Других уже люди знали,
И знал их Филипп, солдат.
Глазом одним, горячим,
Он видел: пылает клич.
Безмерность раскрыл незрячим
Самый зоркий из всех — Ильич!
3
День Октября мы справляли алый,
Холодный дождик бил остриями.
Дождей холодных еще не мало —
Мы знали — будет шуметь над нами.
Но на трибуне встал арсеналец.
Встал арсеналец — его все знаем…
«Дождик? Мы бури бы не побоялись!
День Октября нам пылает Маем!»

III. ТВОРЧЕСТВО

1
Дождь утихает.
С ветки намокшей —
Если рванет ее ветер холодный —
Падают капли,
А в небесах
Сквозь дым проступают озера лазури.
Озера лазури!
Озера лазури!
Я вас люблю,
Как девичьи взоры,
Как дружеское рукопожатье,
Как призыв к сраженью,
Как песню любви!
Вами любуясь,
Думаю о созиданье:
О дикаре, что некогда создал
Небывалое дивное диво —
Сук заостренный, чтоб землю царапать,
Чтобы, землю засеяв, хлеб свой добыть;
О дикаре, что камешком острым
На стене нацарапал пещерной
Мамонта очерк или медведя.
На удивленье великое людям;
О том, кто задумал одежду из кожи;
О том, кто впервые обувь скроил;
О мудреце, смастерившем цеп;
О мастере, что любоваться выходит
На созданье свое — так солнце с зарею
Мир озирает, им сотворенный;
О всех, чей мозг и рука
Пустили жить большие машины
И стройные зданья взнесли;
О тех, чьи симфонии, песни,
Трактаты, рисунки, формулы, цифры,
Поэмы, статуи, драмы, картины
Сквозь ночь и века нам сияют
Слепящим — нет! — животворящим сияньем!
Озера лазури! Вам — слава! Хвала вам!
2
Поэт! Прими же от собрата
Завет «святого ремесла»:
Уметь ты должен из квадрата,
Из круга или из числа,
Из меры мудрого отбора
Построить зданье, где фронтон —
Как слово «ввысь», где гневом взоры
И счастьем блещут из окон.
Кому чертог ты строишь новый?
Народ — твой друг. Так с ним иди,
И мастерством свой стяг багровый,
Как позолотой, обведи.
3
Он зло ругается, а пот течет по коже,
Он теребит пиджак, вконец рассвирепев,
Но скрипки лишь визжат, ревет гобоев зев,—
И, руки опустив, он смолк в бессильной дрожи.
«Что им до Шуберта? Поймите же! Ну что же?
Тут заговор! Еще!» Он сдерживает гнев,
Но мутно пенится по-прежнему напев…
«Пиано, сто чертей! Три форте! Правый боже!»
Но вот из темных глыб, огниста и ясна,
Уже пробилась и встает она —
Триумфом поисков сверкающая мука…
Мгновенье — и всплеснут крылами над землей
И скрипка и гобой, в гармонии одной,
И вот пиджак его — камзол маэстро Глюка.
1935–1936

Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: