Ноги подломились, внутри образовался комок, а голос Мэтта проносился в голове странным вихрем, мешаясь с воспоминания. Зачем он так говорит?.. Потемнело в глазах. Тот день словно чёрная могильная плита близилась надо мной…

- Вот. Все правильно. Тебе должно быть больно, а не пусто. Эта рана никогда не заживёт.  Никогда. И ты никогда не забудешь об этом. У тебя сейчас там не шрам, а зияющая рана, вот иди и поливай её слезами, пока не закончатся.

Я буквально висела у него в руках. Я с трудом уловила сквозь вату в голову, что Мэтт вызвал такси и, кажется, дал таксисту деньги. После этого я дрожащим голосом произнесла свой адрес. Как в тумане доехала до дома, шатаясь, я вышла из машины, по лицу градом катились слезы, я лишь сдерживалась, чтобы не зарыдать в голос, стараясь, не погружаться туда, не сейчас, не на улице… А там уже закрывая дверь своей квартиры, разрыдалась. Это было и правда слишком больно. Копаться в этом... Переживать это снова…

Я думала, это будет бесконечно, это слезы, рыдания, отчаянье… я так я боялась, что меня засосёт туда... он и правда был очень важен, так важен, что я не знала, как буду жить без него. Я не хотела превратиться в Мэтта, такого же алкоголика, полоскающего своё горе в бокале вина или тушащего на кончике сигареты… но эта боль была такой осязаемой, такой ломающей меня, такой живой… Я корчилась на кровати, заливая подушку слезами, то пускаясь в бесконечные вереницы проклятий, то шепча в темноту слова молитвы, то прося прощения. Пару раз звонил телефон, после этого я выключила звук, полностью погрузившись в своё горе. Разрешая ему быть, а себе падать в него до самого дна, даже если в конце я очнусь за барной стойкой. Я физически ощущала своё падение, словно внутри ломалось все. Весь этот год, прошедший без него в ожидании исцеления. В ожидании него…

В гневе летела в стену кружка, разбившаяся на осколки, а к потолку нёсся вопль…

4

Ближе к утру я забылась зыбким печальным сном, но выспаться мне не удалось. Меня разбудил солнечный свет, пробившийся сквозь сдвинутые шторы и шкодливо ползающий по лицу. Я села на кровати, голова гудела колоколом, в глаза словно насыпали песка, и я резко стала узкоглазым китайцем, потому что вместо них были припухшие щёлочки. Я зевнула и оглянулась. По квартире словно прошёл ураган: везде валялись фотографии Тома, мои вещи, лампа упала и разбилась, постельное белье переворошено.

Я прислушалась к себе, внутри было тихо. Грустно и тихо. Не было океана боли и отчаянья, лишь тихая печаль по былому и немного тоски. По лицу скатилась пара слезинок и все. Видимо моё горе все же не было настолько огромным, как я представляла его, либо мои запасы были истощены. Я встала и осторожно пробираясь, выбралась в коридор, там было чище, однако по всюду валялись уроненные вещи, статуэтки, разбитые вазочки.

Тут вообще целая посуда осталась?.. - мелькнула в голове мысль.

Вчерашний вечер проплывал в голове как в тумане, и погружаться в воспоминания мне не хотелось. Я вскользь заглянула на кухню. Там был такой же раздрай, а ещё много, реально много, битой посуды. Однако сушилка для тарелок уверила меня, что парочка тарелок для завтрака всё же найдётся. Впрочем, как и целая кружка. Я повернулась к обеденному столу и остолбенела. Там, пришпиленная ножом для мяса лежала фотка Тома. Я подошла и попыталась вытащить его, но деревянный стол крепко держал нож. Да уж… кажется, я вчера была немного в неадеквате…

Я все-таки дошла до ванной и вздохнула, увидев отражение в зеркале. Про косметику я вчера благополучно забыла, не до этого как-то было. Зато сейчас на меня смотрела красавица с такими разводами на лице, что даже если захочешь, так не нарисуешь. Тело было слабым и вялым, так что умывания, обычно не занимавшие долгое время, сейчас превратились практически в медитацию. В голове плескалась тишина и отсутствие каких-либо идей и мыслей, а каждое движение было словно в вакууме. Впрочем, меня всё это устраивало.

Когда я вышла из ванной, на улице полноценно разливался день, светило солнце, пробиваясь даже сквозь шторы. Переодевшись в нормальную одежду и нацепив носки, я пошла на кухню и раздвинула шторы, впуская яркий слепящий свет, а после распахнула окно. Запахло осенью, свежестью и прохладой.

Может и не всё так плохо? Может можно жить и так? Без него?..

Я закипятила себе чайник, полагая, что организму нужен кофе, чтобы хоть немного встряхнуться от всего этого… Я облокотилась на оконную раму и, поглядывая на пробегающих внизу по дороге людей, на суету мельтешащих машин, пила кофе и не думала ни о чём. Мне было хорошо.  Мне впервые за последний год было реально хорошо и спокойно. Я вздрогнула, едва не выронив кружку, когда в дверь раздался звонок. Кто там? Я вроде никого не жду. Мельком глянула на себя в зеркало и на часы. 11 утра почти, неужели кто-то из тех, кто звонил мне вчера и не дозвонился?

Ох... надо отправить восвояси по причине болезни. Кофе осталось остывать на подоконнике. Я, запахнув халат и уже нахмурившись, приоткрыла дверь, забыв как обычно посмотреть в глазок.

Там стоял Мэтт, и выглядел он вряд ли лучше меня. Я оторопела. Куртка порвана, джинсы в грязи, и… это что кровь? Да, кажется, это кровь. На лице грязь и кровь. Глаз подбит, губа разбита, а в руках у него был странный мешочек с чем-то коричневым, а сам он устало, но вполне радостно улыбался мне.

- Доброе утро.

- Ты не вовремя…

Я отвела глаза. Мой голос был хриплым, и мне пришлось откашляться, прежде чем продолжать разговор. Мне не хотелось делить этот момент с ним, и уж тем более сейчас выслушивать его лекции на тему того, как он был прав, а я нет.

- Я знаю. – Мэтт снова улыбнулся мне, - Я принёс тебе кофе. Свежесмолотый. Очень вкусный.

Я покосилась на мешочек, мне захотелось рассмеяться. Кофе? Серьёзно?

- Как ты узнал мой адрес?

- Ты вчера говорила его таксисту… - Мэтт пожал плечами и поморщился. Видно болело.

- Что с тобой? – Внутри я разрывалась между желанием пустить его и прогнать. – Ты плохо выглядишь…

Он отвёл глаза и промолчал. Не хочет говорить, ну и ладно. Я вздохнула.

- Заходи, я все равно не умею готовить такой кофе. -  Я отошла, пропуская его внутрь, - Но… тут немного не убрано.

Он начал разуваться, ухмыляясь и отложив мешочек с кофе на пол. Это было все так нелепо, словно в какой-то фантасмагоричной постановке. Я в пижаме, лохматая и заплаканная, и избитый полузнакомый парень с мешочком кофе. Я прошла на кухню, пробираясь через осколки, убираться не хотелось. А Мэтт пусть думает все, что хочет. Мне все равно.

- Знаешь, - раздалось из коридора, - ты ещё бардак не видела… - Его голос стих за моей спиной.

Я повернулась, чтобы лицезреть целую гамму эмоций на его лице, Мэтт обвёл кухню взглядом, особенно задержавшись на мясном ноже в столе, затем встретился со мной взглядом. Там больше не было улыбки. Словно мы стояли оба с ним в этой долине боли, осознавая, насколько все серьёзно, и что шутки хоть и прикрывают это, но не лечат.

- Тебе нужна турка. – Разорвала это молчание я. Мэтт медленно кивнул. Я полезла в шкафы. Турка нашлась на самой верхней полке в шкафу. Мне её было точно не достать, разве что с табуреткой. – Слушай, она высоко…

- Где? – Мэтт также, как и я, осторожно преступая через осколки, подошёл ближе. Мне показалось или от его носков оставались грязные мокрые следы на полу?.. Я покачала головой. В этой квартире впервые парень, всё происходит утром, он избит и вообще… Все это слишком нелепо.

- Вон, на последней полке.

- Ага…

Он легко дотянулся до неё, а я и не замечала, насколько он высок. Надо сказать, я была под впечатлением от такого…

- Ладно, готовь, я пойду немного приберусь в комнате.

Я оставила его одного и прошла в комнату, быстро подбирая разбросанные носки, футболки и нижнее белье - все, что может меня компрометировать перед Мэттом. Потом схватилась за расчёску. Всё же причесаться стоит, в квартире мужчина - сказал голос мамы в моей голове. Ахаха. Этому мужчине я также интересна, как вон фикусу на окне. Расчёска улетела на кровать. Я подошла к комоду, чтобы поставить на него упавшую лампу, хоть и разбитую, когда вдруг: