- И тебе спасибо, - тихо выдавила из себя я, отводя глаза и убирая руку. Мне было немного неловко, что я вот так касалась малознакомого парня, но в тот момент мне так хотелось поддержать его… - Я бы не рискнула туда соваться без необходимости. Мне был нужен этот пинок, хотя да, это было грубо…

- Ну вот… похвалила и сразу расстроила…

Я снова улыбнулась, но уже в кружку, настроение поднималось. Почему мне так хорошо сидеть с ним?

5

- Знаешь, Том любил вставать рано, так рано, что порой его не было дома уже до рассвета… - Я булькнула в кружку, припоминая своё желание привязать его к кровати, чтобы он не будил меня с радостным лицом и не вытаскивал из тёплой кровати спозаранку. – Он был художником и любил рисовать рассветы, мог долго сидеть, созерцать рассвет, фотографировать его, снимать на видео, а только потом рисовать. Меня это так утомляло… особенно вставать до рассвета.

Мой вздох разнёсся по комнате. Я заглянула в кружку, она снова была пуста, раз в пятый как минимум.

- А Марина вообще, мне порой казалось, не спала… мы оба гоняли на мотоциклах. И представляешь, гонки кончаются, отдых с друзьями, время за полночь, мы, уставшие, возвращаемся и падаем на кровать дома, проходит пара-тройка часов, и что? – Мэтт сидел передо мной в позе лотоса и разводил руками, - она встаёт и идёт на балкон делать йогу. Потому что пора вставать и не важно, что мы легли так поздно… как меня это злило. Я всегда любил поспать, а тут…

- Ага, и ещё он делал такое лицо типа, ну что ты злишься, это же так нормаааааально вставать в пять утра.

- Да-да, будто не понимает, что сон самое ценное, что есть у нас в жизни.

- И еда.

- И мотоциклы.

- И любовь, пожалуй.

- Да, наверное…

- Знаешь, сто лет не пила кофе... Том всегда так меня смотрел, когда я говорила о кофе, будто я помои обсуждала на приёме у королевы. Он считал, что оно разрушает организм, поэтому он пил только травяной чай его бабушки. Вкусно, конечно, но нифига не бодрит, если ты полночи не спал.

- Да уж… Марина предпочитала зелёный чай, признаюсь, он если хороший, неплохо прочищает мозг, но все равно ничто не сравнится со вкусом кофе, этим бархатистыми нотками.

- И аромат такой… - я застонала, падая на подушки.

- Да, а аромат свежесмолотого кофе?

- О да… у моего отца есть деревянная кофемолка, ты знаешь, как она пахнет после стольких лет?

- Думаю афигенно.

- Не то слово… обожала в детстве её нюхать.

- Да, я думаю, что нет ничего плохого в чаях, но они не заменят кофе.

- Верно-верно. Ничто не заменит кофе.

Мы помолчали, каждый вспоминая что-то ещё. Но сквозь толпы воспоминаний, которые гудели в голове, перебивая друг друга, крича, чтобы я поведала о них Мэтту, пробивалась одна интересная мысль: у нас с ним было куда больше общего, а вот Тому и Марине было бы интересно познакомиться друг с другом. Интересная была бы встреча. Жаль, что этого никогда не случится. Даже странно, что я сначала я посчитала Мэтта при нашей первой встрече таким тупым быдлом, а сейчас я вижу в нем человека с израненной душой, телом, своими чувствами и переживаниями. У меня такое ощущение, словно мы долго знакомы. И этот день, уже подходивший к концу, сблизил нас больше, чем если бы мы были знакомы годами. День был посвящён говорению, мы выговаривались, вытаскивая из себя свои обиды, гнев на любимых, рассказывая смешные истории и придурковатые случаи из жизни, приоткрывая завесу наших душ. И поражаясь… я была поражена, что этот парень, разивший алкоголем, каждый час маявшийся от желания покурить, иногда сдерживающийся, иногда нет, варящий прекрасный кофе, умеющий ездить на мотоцикле, увешанный тату и пирсингами в самых разных местах, обладал тонкой душой, разбирался в искусстве, мог отличить одного художника от другого, собирал книги о живописи и фанател от Леонардо да Винчи. Как я могла такое даже предположить? Мои стереотипы не вмещают настолько объёмную личность. И да, он не похож на «нормальных» парней, но он нормальнее всех, кого я знала.

Я лежала на подушках, разглядывая украдкой его задумчивую позу, когда он о чём-то думал или вспоминал, заметила я, Мэтт трогал нижнюю губу, оттягивал её, дёргал, скручивал. Это было так забавно. Сейчас не могла его оценивать, просто я собирала факты о нем в такую большую папку с грифом «Досье на Мэтта». Просто голые безоценочные факты. Их было много, они были неожиданными, горькими, иногда не очень приятными, но я искреннее старалась держать свой вектор восприятия в норме, не ударятся в отвращение к нему и не восхищаться им. Просто принять его таким как есть, со всех сторон. Как если ты обходишь скульптуру, смотришь на неё снизу, сверху, справа и слева, подмечаешь детали, читаешь об авторе, ты относишься к скульптуре никак, ты просто её созерцаешь, вот и я старалась также. Смотреть на него как человека, ни хорошего и ни плохого, потому что все люди, и я в том числе, совершают разные поступки под влиянием разных обстоятельств и эмоций. И все люди поровну состоят из недостатков и достоинств, главное принять обе стороны человека.

- Ещё меня всегда бесило, что когда я готовил, она никогда не доедала… - Вдруг произнёс Мэтт, в его голосе звучала неприкрытая боль. – Почему меня раздражал человек, которого я любил? Да я за неё бы жизнь отдал…

Он судорожно выдохнул, закрывая лицо руками. Я поднялась с подушек, и подползла на коленях к нему и порывисто обняла, Мэтт часто дышал, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

- Почему?.. мне так жаль…

- Я думаю, что все любимые нас в чём-то раздражают, потому что мы разные… мы не одинаковые, а злость или раздражение - это лишь показатель, что мы такие непохожие. Реакция на это…

- В тот день я не успел ей сказать… - тихий сдавленный шёпот, пробуждающий мурашки по всему телу, - я не успел ей сказать, как она мне дорога…

- Она это знала, - слезы скатились из моих глаз, тот день встал и перед моими глазами, я взяла его голову в свои руки и заглянула ему в покрасневшие глаза. – Они оба знали. Знали, что мы их любили, и чтобы мы не говорили им до этого… они знают… что мы любили их… так сильно любили.

Мэтт молчал, глядя мне глаза.

- Да… ты права… мне каждый раз так стыдно, мне все говорят, что, наверное, Марине ужасно видеть меня страдающим, опускающимся все ниже без неё. Что она хотела бы, чтобы я был счастлив...

Он сжал губы, немного покачиваясь. Как горе может сломить такого человека, как он? Как сильно он любил её? Что теперь его так корёжит? Впрочем, чем я лучше?

- Как будто мне от этого станет легче… что он ещё и там страдает… - фыркнула я. Рука сама потянулась к его волосам. Такие шелковистые, мягкие… Провела вниз, остановилась на шее, я наклонилась к нему, касаясь его лба своим и заглядывая в тёмные бездонные глаза. – Я думаю… нет, я знаю, что мы сможем. И ты, и я. Мы справимся… но ты прав, наши слезы надо вылить, выговорится, как мы сегодня, разделить это на двоих. Эта история должна быть окончена…

Мэтт поражённо замер, уставившись на меня.

- Не забыть. Закончить. – Поправилась я. – Я бы хотела с любовью вспоминать о Томе постоянно, как если бы он просто уехал жить в другую страну. Я скучаю по нему, зная, что мы не встретимся, но помню лучшее и продолжаю идти дальше. Ты показал мне, что я могу так сделать…

Он молчал, все также глядя мне в глаза.

- А это не будет предательством?

- Вряд ли… мы же помним их, любим, холим и лелеем наши воспоминания, верно? Но мы не можем перманентно жить в горе, это неправильно… Я думаю, они и правда будут расстроены, что мы всю свою жизнь посвятим тому, что будем оплакивать их. Представь, ты умираешь в 84 года…

- Почему именно в 84?

- Не знаю, не придирайся к словам, - я кинула на Мэтта грозный взгляд, - так вот… ты умираешь, прилетаешь в белом одеянии на небеса и встречаешь там Марину, что она тебе скажет, наблюдая за тобой все эти 84 года…

- Не 84, а всего 62.

- Чегой-то?