Стригалёв замолчал, переводя дыхание после длинного монолога.

— Какой момент? — нетерпеливо спросил Никита.

— Люди не видели в происходящем опасности. В конце концов, руководство — это тоже работа, причем работа нужная, важная и сложная. Плюс ещё и ответственная. Не в бездельники же человек рвется, не сидеть на чужом горбу, а трудиться. Причем так или иначе, но делать эту работу кто-то должен. Так если я не берусь за неё, то почему я должен кого-то останавливать? Человек хочет попробовать, надо дать ему шанс. Ну а уж если не получится, тогда…

Врач сделал рукой неопределенный жест.

— А когда поняли, что не получилось? — настаивал на своем Паоло.

— В том-то и дело, что у них получилось. Правда совсем не то и не так, как виделось в начале, но получилось. Сложилась система. Система власти, которая дальше уже формировала исполнителей под себя. Знает такую болезнь — рак?

— Плохая болезнь, — нахмурился Валерка.

— Да, болезнь очень противная. Хотя по сути своей довольно простая: в каком-нибудь органе вместо его тканей начинают массово развиваться другие клетки. Такие, что не способны выполнять функции клеток этого органа. И орган перестает работать, потому что в нем чем дальше, тем меньше работоспособных клеток. А те, что неработоспособны, захватывают другие органы. В итоге, если это не лечить, то человек умирает.

— А к чему вы сейчас это? — спросил Серёжка.

— К чему… А вот попробуйте себе представить, что вместо клеток рака, которые практически не функциональны, то есть из них невозможно, скажем так, «собрать» никакой орган, в организме начинают разрастаться и мигрировать клетки, например, печени. Да, именно печени. Вы знаете, какие у неё функции?

— Очистка организма от вредных веществ, — ответил Валерка.

— Именно. Конечно, это не единственная функция, но она самая главная. Полезны ли клетки печени? Не просто полезны, а очень полезны. Но что получится, если они начнут подменять собой клетки почек, сердца, мозга? Все эти органы не смогут работать, потому что их клетки устроены иначе. И организм гибнет. Вот так же произошло и с послевоенной Россией. Когда люди разглядели что к чему, то было уже поздно. У власти прочно утвердились те, которые создали эту систему. И сменщиков себе они воспитывали по своему образу и подобию.

— Императорские Лицеи… — негромко произнес Валерка.

— Не сразу. Не сразу сложилась Империя, не сразу появились Лицеи. Но суть была именно та самая. Дело в том, что новые правители в массе своей чувствовали, что они необразованны. И что тянут страну назад. Но искушение властвовать было слишком велико. А для того, чтобы остаться у власти, нужно было, чтобы их необразованности не поняли другие. Отсюда и такое настойчивое убеждение, что дворяне — это лучшие люди, что они особым образом обучены для командования и управления. Хотя в массе своей они не более чем…

Взгляд Стригалёва упал на Серёжку.

— В общем, управлять эти люди не умели, не умеют и вряд ли когда-то научатся.

— Неправда! — вскинулся Серёжка. — Они построили огромную галактическую Империю.

— Что значит — построили? Объявить найденную планету принадлежащей России большого ума не надо. Кто ведет поисковые космолёты? Отнюдь не дворяне. Выпускник Императорского Лицея, как правило, имеет диплом штурмана, вот только корабля ему не довести от Земли до Проксимы Центавра. Вообще, если смотреть по дипломам, так все наши правители — потрясающие специалисты. А на практике они…

Стригалёв махнул рукой.

— Неправда! Вы это нарочно говорите… У них открытия.

— Да нет у них никаких открытий. Потому что открытия не приходят просто так. Точно так же, как не растет сам собой урожай. Ты ведь деревенский житель, верно?

— Верно.

— Скажи, если поле не сеять, если за ним не ухаживать, что вырастет?

— Бурьян вырастет, — с вызовом ответил Серёжка.

— Вот так же и везде. Сначала учеба, потом работа, а потом уж и открытие. А так чтобы знаний нет, времени потрачено с гулькин нос, а открытие в кармане — не бывает. Даже у гениев. Да. Менделееву периодическая таблица приснилась во сне. Вот только не надо забывать, сколько времени он перед этим над ней бился наяву.

— Они и бьются.

— Да ничего твой Игорь не бьется. И не знает он ничего, сколько раз уж тебе доказывали, — с неудовольствием произнес Никита.

Для Серёжки это стало последней каплей.

— Вы это нарочно! — выкрикнул он. — Это всё неправда! Игорь — он для России на всё готов. А вы, вы… вам бы только как хуже!

Последние слова мальчишка произнёс уже стоя на ногах. А потом развернулся и выбежал прочь из комнаты.

— Мы потом найдем, — пообещал Никита. срываясь следом за другом.

Хлопнула дверь кабинета: раз и почти тут же второй.

— Вот такие у нас дела… — медленно и немного виновато произнёс Стригалёв. — Извините.

— Вы не виноваты, — ответил Паоло. — Вы и так старались сдерживаться.

— Заметно было?

— Я заметил.

— Старался… Не хотел говорить при нём. Хороший мальчишка. Доверчивый… Верит во всё, что ему сказали… А эти мерзавцы вот на таком доверии и выезжают. А вам это знать необходимо. Потому что иначе здесь жить не нельзя. За такие вопросы, которые вы задаете, особенно Никита, можно быстро с жизнью расстаться.

— За это тоже полагается смертная казнь? — удивился Валерка.

— Нет-нет, ни в коем случае. Это вообще не преступление, за это государство не наказывает.

— Тогда в чем проблема?

— В дворянской чести. Видите ли, любой дворянин имеет полное право считать сомнение в своей компетентности унижением своей чести. У него диплом есть? Есть. значит, он специалист. А то, что знаний и умений нет, выполнять работу он не способен, и даже как правило просто не понимает, в чем именно работа заключается, это злостная клевета, оскорбляющая достоинство и унижающая честь. А посему дворянин имеет полное право защитить свое достоинство в честном поединке — один на один, со шпагой в руке. Не знаю, насколько хорошо вы владеете фехтованием, но даже у большого мастера с обычными человеческими возможностями шансы против того, кто прошел курс вакцины Кругловой почти нулевые. Выносливость, скорость движения, скорость реакции — всё это у дворянина значительно выше, чем у обычного человека.

— Ну и при чем тут честь? — хмуро спросил Паоло. — Это же всё равно, как выйти стреляться на дуэль с одинаковыми пистолетами, вот только одного из противников одеть в бронежилет.

— Для нас с вами — да. А вот для них всё иначе. Тут главное, что у противников было "равное оружие". Победить за счет технического перевеса для них позор. "Не смог справиться равным оружием — отойди с почётом и вырази противнику восхищение".

— Хорошенькое дело, — хмыкнул Валерка. — А если тот, кого не можешь победить равным оружием, беззащитных уничтожает?

— А вот тут предсказывать не возьмусь, — неожиданно ответил Стригалёв. — Принцип у них такой, это знаю. Но между принципом и жизнью всегда есть зазор, и порой довольно большой зазор. В этом плане мне всегда вспоминается эпизод из "Хижины дяди Тома". У вас известна такая книга?

— Конечно. Это же классика, — Валерка опередил так же собравшегося ответить Паоло, тому пришлось ограничиться кивком.

— У нас она практически неизвестна. Но у моих родителей была великолепная библиотека, её собирали многие поколения моих предков, ещё до Серых Войн. Каким-то чудом уцелела. Два десятка раритетов изданы ещё до Третьей Мировой. Разумеется, их из капсул почти не вынимаем, если хочется просто перечитать, так всё это давно переиздано в «Домиздате». Только вот иногда внукам даю в руках подержать: чтобы почувствовали себя настоящими Стригалёвыми. Наверное, знаете, что это такое: держать в руках вещь, которую использовали твои предки. Не вообще предки, а именно те самые люди, прямым потомком которых ты являешься.

— Знаем, конечно, — кивнул Валерка. — У меня родители взяли с собой на станцию чайные ложечки, которые ещё мамина прапрабабка когда-то покупала. А у Паоло и вовсе есть мраморный ночник девятнадцатого века.