В Иоанно-Предтеченском Скиту, весьма небольшом по величине, но похожем на очень густо заросший сад, между келлиями росло четыреста яблонь, пятьдесят груш, множество вишенных и сливовых деревьев. Братии же в нем бывало в среднем человек до тридцати. Наступала осень, все созревало… Что же – ешь не хочу? Нет. Яблок-то не жалко было, но и здесь надо было установить строгую меру. Для воспитания воли. Старцы разрешали монаху съесть за день яблок только три штуки. Не более. А нарушения поневоле обнаруживались на ежедневном откровении помыслов. Иеромонах Савватий рассказывал, что, будучи послушником, нарушил этот обычай. «В один день очень усилился у меня аппетит на яблоки, и я, конечно, не вдруг, а вперемежку, даже и незаметно для себя, кушал яблоко за яблоком, даже и сверх положенного, и к концу дня оказалось, что я съел в день 13 яблок вместо трех-то. А вечером каждого дня необходимо было идти к старцу на откровение помыслов и, тем паче, дел. Думаю, что мне теперь делать? Как показаться к старцу и что говорить? Прихожу, становлюсь по обычаю пред старцем на колена и начинаю говорить не прямо, а издалека: "Простите, батюшка, я ныне много яблок поел". Старец: "А сколько же ты съел? Пять?" Отвечаю: «Больше». – "Шесть?" – «Больше». Не дождавшись конца этому «больше», старец как начал рукою по голове стукать! Стук!.. Стук!.. Тем и завершилось мое откровение».
Келейник иеромонаха Климента (Зедергольма) о. Тимон был мастер на все руки – знал хорошо даже часовое дело: он чинил и стенные, и карманные часы… Мог вытачивать и вырезать из дерева разные поделки. Однажды очень искусно сделал палку-посох для старца Амвросия и принес ему в подарок Тот взял посох, похвалил работу и, увидев довольную физиономию мастера, нагнул его и, как рассказывал о. Тимон, – «так-то славно приударил меня по спине новым костылем-то дважды». Это было за тщеславие. О. Тимон это вполне понял, но наказание счел неполным. Не разгибаясь, он попросил: «Еще в третий!» Батюшка и на третий раз не поскупился. Вот и награда монашеская. Три удара.
А вот случай посерьезнее. Иеромонах Палладий, бывший в Скиту чередным служащим, регентом и летописцем, не жаловался на здоровье. Он был бодрый, но весьма тучный человек. О нем говорили: «В отце Палладии сколько толстоты, столько же и простоты». Все его любили. Но вот в марте 1888 года старец Амвросий шлет к нему своего келейника с повелением немедленно постригаться в схиму и собороваться. О. Палладий, помня, что это делается с людьми, можно сказать, умирающими, удивился: «Что это? Я здоров». Вскоре старец повторяет свой приказ. О. Палладий снова не внял ему. А о. Амвросий и в третий раз шлет гонца: скорее, скорее! постригаться и собороваться!.. Тут уж о. Палладий задумался, но все же, не поняв причин срочности этого дела, начал готовиться – не спеша. И вот что произошло. Пока там шили схиму, его парализовало. Он слег, лишившись речи и движения. Едва успели его пособоровать и причастить Св. Христовых Тайн, как он скончался. Так и не постригли его в схиму. А послушайся он с первого раза – может быть, он и не умер бы на этот раз. Что такое схима? Как сказал старец Варсонофий: «Схима – это край: или смерть, или выздоровление». Случалось, схима поднимала монахов со смертного одра: например, старца Варсонофия, а позднее, в 1921 году, старца Анатолия (Потапова). Двух призывов прозорливого старца не услышал о. Палладий, да и третий – в пол-уха…
РЕВНИТЕЛЬ ИНОЧЕСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ
Архиепископ Литовский и Виленский Ювеналий (Половцев)
Не может воин сразу стать генералом, не послуживши как следует в солдатах. У монашествующих тоже так Призвал Господь в монастырь – начинай там житие послушником, будь в послушании у настоятеля, духовника, у всех старших монахов. Вот тут и учится смирению душа. Монахи давно заметили, что начальное житие в монастыре определяет многое из того, что будет потом. Всю духовную лестницу одолеет послушник, смирившийся с первых же шагов. Так было с архиепископом Ювеналием, подвижником и духовным писателем.
Он родился в дворянской семье в 1824 году в отрочестве проявил блестящие способности к усвоению разных знаний, иностранных языков. Несмотря на то, что родные склонили его к поступлению в Михайловскую артиллерийскую академию, он всё более увлекался чтением духовных книг, необычайно часто для своего круга ходил в храм, следуя влечению своего сердца, которого явно коснулся Господь. В 1845 году он окончил академию, направлен был на батарею, стоявшую в Воронеже, и по пути туда заехал в Оптину Пустынь. Как записано в Летописи Иоанно-Предтеченского Скита, он побывал у старца Макария «и объяснил свое желание поступить в монашество, а из Воронежа послал прошение об отставке… В полку на службе не был».
Итак, получив отставку, подпоручик Иван Андреевич Половцев вступил послушником в Оптину Пустынь, в Иоанно-Предтеченский Скит. Это произошло 15 марта 1847 года. Старец Макарий сразу заметил его искреннейшее желание совершенствоваться в монашеской жизни. К тому же он оказался весьма полезным сотрудником в начатом старцем Макарием очень важном и богоугодном деле – издании святоотеческих книг на церковнославянском и русском языках. Иван Андреевич хорошо знал как церковнославянский, так и греческий языки, был не только светски, но во многом и духовно образован и понимал весьма многое из аскетического делания. Он имел также литературные способности, хороший письменный слог, умение точно выразить сложную мысль. Старец привлек его и к писанию писем, не только под диктовку, а иногда и полностью поручал ему составить текст ответа на письмо какого-нибудь своего духовного чада. Но главное – редактирование и сверка с источниками издаваемых текстов. Это послушание не было легким, так как сразу готовилось к изданию несколько книг. Типография же требовала быстрейшего возврата гранок: листы пересылались в процессе печатания из Москвы в Оптину и обратно.
Работая, Иван Андреевич погружался всё более в благодатную стихию православной аскетики, и в то же время он находился под руководством великого аскета, старца Макария. Он был у старца в полном послушании. Вот, например, случай, бывший с ним хотя и гораздо позднее, когда он уже был пострижен в монашество, но освещающий весь его послушнический путь. «Однажды о. Ювеналий, – пишет архимандрит Агапит в Жизнеописании старца Макария, – у старца в чайной вместе с его келейниками пил чай. Но вот отворяется дверь, показывается старец и зовет: "Ювеналий!" У о. Ювеналия оставалось на блюдце немного недопитого чая, может быть, глотка на два или на три, но он, нисколько не рассуждая, тотчас оставил свое чаепитие и хотел было уже идти к старцу. Заметив это, старец улыбнулся и велел ему сначала допить свой чай».
Через месяц после своего поступления в Скит послушник Иоанн (так его называли) заболел и, как отмечено в скитской Летописи, «от горячки оправился едва к июню месяцу с пособием козельского городского лекаря Ивана Львовича Плетнера, который и прочих братии пользует всегда в болезни». По молитвам братии и старца Макария он, наконец, выздоровел и с новыми силами погрузился в труды по своему послушанию.
В августе 1848 года он был утвержден в качестве послушника. Летопись Скита за август этого года свидетельствует: «19-го. Отправились из Скита в Калугу для подачи прошений владыке к определению послушники: Жерве Петр Александрович, гвардии поручик, и Половцев Иван Андреевич, артиллерии подпоручик, да 3-й с ними из Обители, прежде живший в Скиту послушник Василий Никитич Кобцов ливенский… 20-го. Преосвященный принял от них прошения благосклонно, а 22 числа возвратились благополучно». Осенью этого года трудов послушнику Иоанну прибавилось. 18 ноября в Летописи записано: «В сем месяце заболели скитские пономари: рясофорный монах Василий зубною болью, а послушник Феодосии сильною простудою груди. До выздоровления их пономарское послушание поручено послушнику Ивану Андрееву Половцеву». В скитской церкви над Царскими Вратами в этом году был укреплен крест с многочисленными мощами угодников Божиих – позлащенный, в рамке за стеклом. У подножия креста – частица мощей святой равноапостольной мироносицы Марии Магдалины. Этот крест принадлежал брату Ивана Андреевича, тот подарил его ему, а Иван Андреевич пожертвовал его в скитский храм.