Мы разом смотрим на мои босые ноги и красные чаксы, стоящие рядом на полу. Он качает головой.

— Ты же понимаешь, что мне нужно оставаться сосредоточенным на поисках.

Он широко — хоть и фальшиво — улыбается, и на одной его щеке появляется ямочка, так что я задерживаю дыхание. Двойной пиздец.

— Вау, — я мечтательно вздыхаю. — Всё стало еще хуже, когда ты улыбнулся. Тебе и вправду нужно нацепить на себя предупреждающую табличку, Солнышко.

Его улыбка исчезает так же быстро, как из ваших рук выпала бы горячая картошка, и парень открывает рот, чтобы ответить, но вдруг рядом с ним оказывается стюардесса.

— Мистер Скотт, может, вы хотите что-то выпить перед полетом? Шампанское? Или «Пеллегрино»?

Я почти удивлена, что она не предлагает саму себя. Но это явно подразумевается по тому, как девушка наклоняется над ним, как ее рука ложится на сидение рядом с его плечом, а спина изгибается настолько, что грудь подается вперед. Я не могу ее винить. Чувак эффектный.

Но он едва ли смотрит в ее сторону.

— Нет, спасибо.

— Вы уверены? Возможно, кофе? Или чай?

Он изгибает одну бровь так надменно, как могут только британцы.

— Мне ничего не нужно.

— Шампанское было бы здорово, — говорю я.

Но стюардесса не отводит взгляда от своей добычи.

— Я искренне извиняюсь за путаницу, мистер Скотт. Правда. Я предупредила начальство, и они сделают всё возможное, чтобы компенсировать вам неудобства.

— Неактуально, но спасибо, — парень поднимает свой журнал со спортивной элегантной машиной на обложке. Как типично.

— Ну, тогда, если вам ничего не нужно...

— Не знаю насчет него, — перебиваю я, — но я бы с удовольствием... Эй! Алло? — я машу рукой, когда она уходит, чрезмерно виляя бедрами. — Бьюллер?

Я чувствую его улыбку и бросаю на парня взгляд.

— Это твоя вина, знаешь ли.

— Моя? — Приподнимая бровь, он не отводит взгляда от журнала. — И какие же жизненные злоключения привели тебя к данному выводу?

— Ты охренительно хорош собой, так что она не видит никого, кроме тебя, Солнышко.

Его лицо не выражает ни эмоции, хотя губы изгибаются.

— Если бы моя внешность могла еще и лишать женщин способности говорить.

На это я не могу сдержать усмешки.

— О, спорю, ты бы очень этому радовался: все эти беспомощные женщины просто улыбаются и кивают. Хотя, боюсь, на мне бы это не сработало.

— Конечно, нет, — заявляет он. — Я застрял рядом с тем, кто, очевидно, страдает неизлечимым случаем словесного поноса.

— Сказал мужчина, у которого явно социальный запор.

Он снова замирает, а его глаза округляются. И опять странный звук срывается с его уст, напоминая сдерживаемый смешок.

— Господи, — мужчина сжимает переносицу, стараясь сдержаться. — Я обречен.

Я улыбаюсь, желая рассмеяться, но тоже сдерживаю порыв.

— Так и есть, — я глажу его по предплечью. — Но всё закончится через каких-то семь часов.

Он стонет, поднимая голову. Веселье в его глазах настоящее, и это еще сильнее усугубляет для меня ситуацию.

— Я не переживу это...

Самолет слегка вздрагивает, начиная отъезжать от гейта. Лицо мистера Солнышко бледнеет, приобретая милейший оттенок зеленого цвета, перед тем как его заменяет бледно-серый. Боязнь полетов. Но он явно из тех, кто предпочтет авиакатастрофу признанию в своем страхе.

Чудно. Скорее всего, еще до взлета у него случится гипервентиляция.

Возможно из-за того, что моя мама тоже боялась летать, или потому что мне нравится думать, будто ужасное поведение мистера Солнышко основано на страхе, а не на его мудозвонском характере, я решаю ему помочь. И, конечно же, еще больше повеселиться в процессе.

Габриэль

Я в аду. Это знакомое мне место — длинная узкая труба с приклеенными к ней крыльями. Смертельная ловушка на пять сотен мест со спертым воздухом и жужжащими двигателями. Я часто тут бывал. Только на этот раз дьявол собственной персоной составляет мне компанию.

Я верчусь в индустрии развлечений довольно долго, чтобы знать: дьявол всегда идет в красивой обертке. Ведь лучше всего бросать приманку в спокойный пруд. Этот конкретный дьявол выглядит так, будто она родом из пятидесятых — платиновые волосы обрамляют ангельское личико, большие ошалелые карие глаза, красные-красные губы и фигура в форме песочных часов, на которую я изо всех сил стараюсь не обращать внимания.

А ведь отнюдь не просто игнорировать такую грудь. Всякий раз, когда девушка что-то говорит, эти пухлые губки двигаются так, будто у них есть собственный разум. А с учетом того, что эта странная болтливая девица никак не заткнется, мне грозит опасность оказаться очарованным фантастической выпуклостью ее, несомненно, большой груди.

Боже, а она всё продолжает болтать. Словно в каком-то кошмаре, где вокруг вас звучит полнейшая абракадабра с одной единственной целью — свести вас с ума.

— Послушай, ты... — ее грудь еще выше вздымается, а красные губки надуваются... — Я знаю эту игру, и она на мне не сработает.

Я поднимаю взгляд выше.

— Что?

— Не чтокай на меня этим своим вычурным британским акцентом, думая, будто из-за него я в тебя втюхаюсь, — тонкий палец размахивает перед моим носом. — Меня не волнует, насколько у тебя сексуальный голос, это не работает!

Я не стану улыбаться. Ни за что.

— Не представляю, о чем ты говоришь, но если бы я был тобой, то хотел бы получить консультацию медиков сразу после приземления.

— Пф. Ты притворяешься, будто боишься полетов, лишь бы я тебя пожалела.

Уродливое чувство пронизывает мои внутренности, и я сжимаю руки в кулаки, чтобы не закричать — не то чтобы я мог вообще вымолвить хоть слово. А она всё продолжает нести несусветную чушь.

— Думаешь, раз ты сидишь здесь, выглядя напряженным и скованным, я предложу тебе минет в роли отвлечения от всего происходящего?

Мое унизительное положение отходит на второй план, когда я слышу слово «минет».

— Что?

— Ну так вот, этого не случится.

Игнорируй свой член. Игнорируй его. Он — идиот. Сосредоточься на актуальной проблеме.

— Ты ненормальная. Абсолютно двинутая.

— А ты красавчик, но при этом хитрый ублюдок. К сожалению для тебя, хорошей внешности будет маловато. Я не стану этого делать.

Я наклоняюсь ближе, будто бросая вызов.

— Послушай, даже если бы я хотел, чтобы твой рот оказался рядом со мной, на какой черт мне просить о минете здесь? — я машу рукой в сторону прохода. — Когда это может видеть весь салон. Кто бы так делал?

— Не я, — восклицает она в ответ, морщась от отвращения. — Но это милая отговорка. Ты, очевидно, размышлял о реализации данного плана.

Только не души эту больную на голову женщину.

Сжав челюсть достаточно сильно, я бросаю на нее сердитый взгляд.

— Мадам, даже если бы эта смертельная ловушка-транспорт летела в сторону земли в огненном шаре, а мой член у тебя во рту был последним моим шансом на секс, я предпочел бы пристегнуть ремень и броситься в объятия смерти.

Она моргает, ошарашено округляя глаза и даже немного выпучивая их.

— Ого, так много слов, Солнышко. Но, думаю, ты лжешь. Потому что сильно этого хочешь.

Мой рот открывается и закрывается, как у рыбы, хватая воздух. Не могу придумать ни одной колкой реплики в ответ, а это редкость. Может, я не общаюсь с кучей людей, но уж точно не лезу за словом в карман, когда этого требует ситуация.

Над нашими головами раздается звуковой сигнал. Я поднимаю взгляд и отмечаю, что сигнал о необходимости пристегнуть ремни выключился. Значит, мы уже набрали высоту и нужную скорость.

Когда я возвращаю свое внимание к дьяволице, то вижу, что она уткнулась носом в журнал, довольно переворачивая страницы, тогда как ее губы вздрагивают от легкой самодовольной улыбки.

И тут меня как кулаком в живот поражает мысль: она снова выебала мой мозг. Отвлекла от взлета. Да так эффектно, что я даже не почувствовал момент подъёма самолета. Теперь меня накрывает смесь сдержанного восхищения, нежеланной благодарности и жгучей потребности в мести.

Месть — громкий голос у меня в голове, и я прикусываю щеку изнутри, чтобы не улыбнуться. Наклоняясь вперед, я вторгаюсь в ее личное пространство, игнорируя витающий вокруг девушки запах лимонного пирога.

Она нервничает, ее голова дергается назад, а тело выпрямляется. Как же мне это нравится.

— Всё верно, — бормочу низким голосом ей на ухо, тогда как девушка дрожит и пытается отстраниться. — Ты меня подловила. Я хочу заняться оральным сексом. Очень хочу. Будешь так добра помочь мне с разрядкой?

Она ахает, бархатная кожа бледнеет.

— Ты издеваешься?

— Мы это уже проходили, — я тянусь к своему ремню безопасности и отстегиваю его. — Мне нужно это... с тобой.

— Ух, постой минутку, дружище. — Она прижимает руку к моей груди и быстро отдергивает, словно от огня.

Как ни странно, прикосновение было скорее теплым, чем горячим. Я до сих пор ощущаю отпечаток ее ладони сквозь слои одежды. Игнорирую и это, излишне выразительно выгибая бровь.

— Не волнуйся. У меня есть план. Просто притворись, будто у тебя болит голова и тебе нужно прилечь мне на колени. Я накрою тебя одеялом, чтобы заблокировать свет. Они даже не станут спрашивать, почему ты стонешь.

Я убираю ремень безопасности в сторону, словно собираюсь достать член.

— Еще лучше, если я закрою дверцу к нашим сидениям, и у нас будет абсолютный интим. Тогда ты спокойно сможешь отсосать мне.

С ее губ срывается странный звук.

— Ты... мерзкий... Не верю, что это...

— Да ладно, дорогая. Сделай нам обоим одолжение, а? Давай, хоть разочек лизни мой кончик?

Вот дерьмо. Мне не стоило этого говорить. Мой член поднимается, ему по душе эта идея. Ее красные, мягкие, полные губы приоткрываются... Сомкни их, негодница.

Я усмехаюсь во все зубы, наклоняясь ближе, даже несмотря на то, что девушка уже ярко-красного цвета.

— Немного вверх и вниз. Я так напряжен, что это займет не больше пяти-десяти минут.

От нее исходит сдавленный гортанный звук, и я издаю болезненный стон.