Отрицательно реагировали на постановление Госдумы и ведущие страны Запада. Госсекретарь США Уоррен Кристофер в ходе визита на Украину заявил, что решение российской Думы о восстановлении Советского Союза — крайне безответственное. Соединенные Штаты, по его словам, встревожены им не меньше, чем Украина. Кристофер напомнил, что Украина и другие страны, образовавшиеся на месте СССР, — это суверенные независимые государства, и любые попытки в одностороннем порядке изменить существующее положение будут отвергнуты международным сообществом. Министр иностранных дел ФРГ Клаус Кинкель, комментируя постановление Думы, предостерег своих западных коллег, сказав, что в создавшейся обстановке Западу надо проявлять «осторожность и бдительность».

Обеспокоенность решением Госдумы выразил Генсек ООН Бутрос Бутрос Гали.

В сущности, денонсация Беловежских соглашений была первым реальным делом зюгановцев. Не риторикой, не предвыборной демагогией, а реальным, практическим шагом, который они предприняли, пользуясь своим доминирующим положением в Госдуме.

— Для меня здесь важно то, что, по сути дела, это первый случай, когда зюгановцы, российская коммунистическая партия приняла официальное государственное решение, — сказал в интервью РТР Анатолий Чубайс. — Это уже не речь на митинге, это не программа партии, это решение одного из высших государственных органов, которое было продиктовано коммунистами. Иными словами, впервые страна, весь мир получили возможность не просто услышать то, что задумано, что обещается, что произносится, а увидеть то, что делается коммунистами как партией, которая сегодня реально руководит Госдумой… Это показывает, а что же будет делаться и что будет происходить в действительности, если вдруг коммунисты окажутся у власти в июне 1996 года… Впервые лозунги, призывы, обещания восстановить Союз, великое государство оказались облечены в форму практического решения, которое в действительности ведет ровно к противоположному результату. Все то, что нарабатывалось все эти годы, с трудом, с ошибками, но тем не менее нарабатывалось шаг за шагом, кирпичик за кирпичиком по выстраиванию взаимоотношений между Россией и Белоруссией, Россией и Казахстаном, другими бывшими союзными республиками по формированию таможенного союза, десяткам других направлений — все это сегодня поставлено под вопрос… То же самое будет с любыми другими решениями. Когда эти люди хотят восстановить связи между государствами, они их разрушают. Когда эти люди пытаются защитить пенсионеров, они их наказывают. Когда эти люди пытаются поднять зарплату, в действительности они снижают уровень жизни и т. д.

Словесной перепалкой, однако, дело не ограничилось, хотя на слуху у широкой публики была лишь она. Что происходило помимо нее, в то время мало кто знал. О том, какие тучи вновь нависли в те дни над Россией, стало известно лишь позже. В середине марта 1996 года страна в очередной раз прошла по краю пропасти…

Коржаков и K° давно подбивали Ельцина на силовое разрешение вопроса об удержании власти. Отмена прокоммунистической Думой Беловежских соглашений вроде бы предоставляла удобный повод для этого. Ельцин в «Президентском марафоне» приводит тогдашний совет своего главного охранника: «С трехпроцентным рейтингом бороться бессмысленно, Борис Николаевич. Сейчас упустим время за всеми этими предвыборными играми, а потом что?»

Не уверен, что Ельцин (или его литзаписчик Юмашев) здесь точно цитирует Коржакова. Тот скорее говорил не о трехпроцентном рейтинге (правда о низком рейтинге от президента скрывалась), а о том, что выборы несут с собой большую степень неопределенности, так что лучше их просто-напросто отложить.

«Чего греха таить: я всегда был склонен к простым решениям, — признается Ельцин. — Всегда мне казалось, что разрубить гордиев узел легче, чем распутывать его годами. На каком-то этапе, сравнивая две стратегии, предложенные мне разными по менталитету и по подходу к ситуации командами, я почувствовал: ждать результата выборов в июне нельзя… Действовать надо сейчас!».

Главные действия намечались такие — запретить компартию, распустить Думу, перенести президентские выборы на более поздний срок… При этом Ельцин четко осознавал, что он снова, как в 1993-м, «выходит за конституционное поле». Оправданием для него, как он считал, было то, что наконец-то он решает «одну из своих главных задач», поставленных им перед собой «еще в начале президентства», но так до сих пор и не решенных, — «навсегда покончить с компартией в России».

Напомню: Дума денонсировала Беловежские соглашения 15 марта. А подготовку к ответным силовым акциям Кремль начал уже через день. По воспоминаниям одного из главных участников тех событий — бывшего министра внутренних дел Анатолия Куликова, в воскресенье 17 марта рано утром ему позвонил Коржаков и пригласил к одиннадцати в Кремль на встречу с президентом. Среди приглашенных были и другие высокие чины — министр юстиции Валентин Ковалев, генпрокурор Юрий Скуратов, директор ФСБ Михаил Барсуков, председатель Конституционного Суда Владимир Туманов… В кабинет все заходили поодиночке. Куликов оказался у президента после Скуратова.

«Ельцин показался мне взбудораженным, — вспоминает Анатолий Сергеевич. — Пожал руку и без лишних разговоров объявил: «Я решил распустить Государственную думу. Она превысила свои полномочия. Я больше не намерен терпеть этого. Нужно запретить коммунистическую партию, перенести выборы». «Мне нужно два года, — он несколько раз, как заклинание, повторил эту фразу: «Мне нужно два года», — и я такое решение принял. Во второй половине дня вы получите указ».

Первой реакцией Куликова была реакция военного служаки, привыкшего беспрекословно подчиняться начальству:

«Борис Николаевич, — сказал я, — вы — президент и верховный главнокомандующий и можете принимать такие решения. Мы все обязаны им подчиниться. Я прямо сейчас отдам все необходимые распоряжения на этот счет».

Однако вслед за этим последовала и вторая реакция.

«Но если вы не возражаете, — сказал министр президенту, — я бы хотел продумать и доложить вам сегодня, к 17 часам, свои соображения более подробно».

Ельцин не возражал.

После посещения президентского кабинета был еще некий сбор в кабинете Коржакова для уточнения «деталей замысла». На нем бурно обсуждали принятое Ельциным решение. Среди прочего, чтобы предотвратить развитие событий по сценарию 1993 года, когда здание Верховного Совета оказалось набитым людьми, которых так и не удалось оттуда выкурить, решили, по предложению Куликова, объявить депутатское прибежище на Охотном Ряду заминированным, эвакуировать всех оттуда и взять здание под охрану.

Приехав в свое министерство, Куликов собрал коллегию, рассказал о решении президента и приказал «готовить расчет сил и средств». То есть машина очередного серьезнейшего гражданского конфликта — по крайней мере, в том, что касается МВД, — была запущена на полный ход.

В полдень в кабинет к Ельцину были приглашены его помощники Илюшин, Сатаров, Краснов, Батурин, а также депутат Госдумы Сергей Шахрай, по существу также игравший тогда роль президентского помощника. Ельцин сообщил им о своих намерениях, дал поручение подготовить соответствующий указ и обращение к народу. Реакция помощников на президентские планы была отрицательной, однако Ельцин не стал слушать их возражений и выпроводил из кабинета.

Помощники принялись за работу, однако — неслыханное дело! — к 17 часам вместо указа и обращения из-под их перьев вышел совсем другой документ, в котором доказывалась пагубность и бесперспективность ельцинских намерений. Документ назывался «Контрдоводы и альтернатива». Привожу его текст с некоторыми сокращениями:

«1. Правовых обоснований жесткого варианта практически нет.