Вот оно – заключительное остроумие рассказа: р. Израиль напоминает, ссылаясь на слова р. Акивы, что Господь очищает Израиль от грехов, в частности и от греха несоблюдения слов р. Акивы. Как же Господь очищает Израиль? От ритуальной нечистоты можно омыться, погрузившись в живую воду реку, источник с дождевой или проточной водой. Но вода – лишь мифологическая форма духа; подлинно очищающая сила – Господь, поэтому и сказал Иеремия: "Господь – очищающий источник Израиля".
ПЛЯСКА СМЕРТИ[22]
Милые и любые в жизни, и в смерти своей не разлучились.
В глуши земель польских стоит городок, а на краю городка – собор[23] Бога Израиля. У собора малый холм четыре пяди поперек, и красные как кровь кусты блестят с него. Не сыграют тут свадеб. Клики женихов у налоя не прозвучат тут. И семя Аарона – храмовые священники[24] – не ступят на холм этот и по сей день. Почему не ступят жрецы на холм и почему не поставят венчального шатра?[25] Сейчас расскажу вам.
В былые времена жил в городе славный купец, богач и боголюб. И у купца единственная дочь, хрупка и нежна, как солнце красна, как месяц ясна. Пришло ей время любить, и выбрал ей любезный купец мужа по сердцу своему, славного молодца, что Бога боится и Тору чтит. И поставил венчальный шатер перед большим собором, и устроил ей венчание по закону Моисея, по обычаю Израиля, в роскоши и величии, как дала ему по щедрости рука Господня. И знатную трапезу учинил богач для бедняков города, и кликнул скрипачей повеселить жениха с невестою. А для зеницы ока, для дочки единственной, бил он челом владыке державному, чтоб дозволил ей пойти под венец в шелках, а шелка святому обществу Израиля не дозволялись, ибо с них разор и развал и деньгам перевод. Дослал купец с челобитной кесарю – кесарево, а государыне забавку. Поздравил его владыка и счастья дочери пожелал, но шелков не разрешил, чтоб другим повадно не было. И люди купца понурили головы, а все родственницы и свойственницы невесты кричали: позор, что не дал ей владыка идти в шелковых нарядах и уборах к венцу. Купец не роптал на волю властей, но по взмаху руки ясно, что не по вкусу ему державный указ. И сказал: хороша моя дочь и любезна и в затрапезе. Из-за уборов не откладывают свадьбу, а что превзошли меня – так Господу превосходство. И в ночь полной луны устроил он свадьбу с веселием и с песнями, и с дудками, и с барабанами. А дорогие шелковые наряды поменял на деньги, и деньги дал на приданое сиротам. И устроили свадьбу в роскоши и величии, с веселием, с песнями, с дудками и с барабанами, как дала купцу по щедрости рука Господа. Короче, повели жениха с невестой к венцу. Вельможные гости накинули фату на голову невесте, а поезжане обрядили жениха в белое и на голову положили земли вместо молитвенного обруча филактериев.[26]
Глаз покажет слезы о сожженном пламенем Иерусалиме, а сердце пробудит к ответу напоминание о дне смерти. Короче, стоит жених под сенью венчального шатра, а подружки ведут невесту под руки. Поезжане идут ей во сретенье, близятся к ней, возвращаются вспять, и подружки трижды обводят невесту вкруг жениха. Певчий руку к уху поднес, большой палец к горлу приставил и поет, и выходит женихом из-под венца, и весь люд подхватывает хвалу. Стар и млад текут со всех улиц и закоулков посмотреть на веселье жениха и невесты. Они уже под венцом, и тут малая тучка встает на окраине города. И возвели очи и увидели коня и всадника. И сказал дружка свату – купцу: вот послал владыка нарочного разрешить шелковые наряды. Сказал сват дружке: не может этого быть, прямо написал мне, "другим чтоб не было повадно" и "запрет остается в силе". Так что если пригонит гонец, то несет он грамоту раввина нашему жениху в час его радости. И умолк. И увидел дочь свою нежную и прелесть лика ее и сказал в сердце своем: хороша моя дочь под венцом и в затрапезе. Но по взмаху руки ясно, что не по вкусу ему державный указ. И жених взял обручальное кольцо, и надел жених кольцо на палец невесте и сказал: "Сим ты посвящена мне по Закону Моисея, по обычаю Израиля", и все честные гости воскликнули: "В добрый час!" И жених разбил хрустальный кубок в память разрушения Храма, и прочли рядную, и жены скрестили ноги в плясках. Взяли они два плетеных каравая и захлопали ими пред собой. И одна распевает: "Царю подобен суженый мой", а другая распевает: "Чиста и честна невеста красна", и все подхватывают: "В добрый час!" И невеста опустила два чистых ока в землю. Кто это скачет на коне? Как тяжелая тень скалы падает его тень меж нею и женихом. И всадник доскакал до венчального шатра, и увидели, что это наместник. И кинулись старцы города к нему и воскликнули: добро пожаловать, ибо в добрый час пожаловали, и земно поклонились ему, и вынесли медовых хлебов и вина и обратились к нему: яви нам сияние лика своего, пане, прими наше благословение. И мясо и рыба у нас на пиру, затем что свадьба у нас сегодня. Твой холоп выдает единственную дочь за доброго молодца, вот и он стоит перед ликом твоим, в сиянии лика твоего, пане. И узрел наместник невесту рядом с хрупким отроком и чуть не упал с коня. Ударила ее краса по сердцу, и смешались жилы его кровей. Двигом двинулась сабля, как пьяная закачалась на боку, застучала по стальным шпорам, шпорам на сапогах. И встрепенулся наместник, как муж от сикеры. И взмахнул наместник саблей и поразил жениха и умертвил его, а невесту схватил и увез в свой дворец.
Жених упал оземь, а грустный смех порхает на его губах. Беззвучно протянет руки увлечь невесту в пляс. Жирная и сладкая мокрота в горле. Скорчилась кожа на шее, и из шеи бежит его жизнь. Смех исчез с губ, и язык высунулся изо рта. Беззвучно устремит очи на лик невесты и невесты не увидит. Кровь стынет в глазах, и кровью он залит. Жених умер. Против большого собора лежит он мертвый. Из шеи брызжет кровь на белизну одежд, на венчальный наряд. Невесты нет – умчал ее наместник. Кричала девица, и нет ей спасителя.
Опоры шатра выпали из рук поезжан, и ужас Божий поразил остатки народа. Что делать. Бог дал, Бог взял. Не на свадебный пир пришли, на похороны. Опоры шатра выпали из рук поезжан, и поезжанам стало горько и яростно. Принесли заступ и мотыгу. И взяли труп жениха и погребли там. Где пролилась его кровь, там и похоронили – у большой синагоги. Прямо в одежде его похоронили, в свадебных одеяниях и в белом покрове, запятнанных кровью его души, и в башмаках – возбудить гнев и местью[27] отомстить. И запятнанную кровью землю погребли с ним. И стал ему венчальный шатер могилой и брачное веселье – вечной тугой. И всю ночь ходили и плакали. И отпевали[28] и поминали его и его невесту многие дни. Но и она недолго протянула во дворце наместника, не хотела отступиться от веры в Господа Бога Израиля. И ходила в мраке и запустении от тяжкой кручины. И раз наместник поехал на охоту, а она села у окна, выходящего на город. И увидела площадь перед собором, где венчалась. И вспомнила младость, день венчания, как стояла рядом с суженым у большого собора. Всадник на коне скачет, скачет к шатру. Дружки хлопают в ладоши и кричат: «Царю подобен суженый», а подружки хлопают караваями и кричат: «Чиста и честна невеста красна», и весь люд подхватывает: «В добрый час!» Кто это скачет на коне, как тяжелая тень скалы падает на сердце? И венчальный шатер дрожит над головою, и опоры его падают на землю. И рухнула на колени, потому что перевернулось у нее сердце. И она при смерти, а служанки говорят: вот вернулся хозяин с охоты. И не ответила им, и не глянула. Сказала: принесите мой венчальный наряд, в котором меня привезли сюда. И принесли ей венчальный наряд, в котором ее привезли во дворец. И одела ее рабыня в платье, в венчальное платье. И рвется она встать и пуститься в пляс, и возвращается наместник с охоты в одеждах, багряных от крови. И бросил дичь и кинулся к ней, а она отдала душу и умерла. И вырыл ей наместник могилу меж могил бога чужого. И пошли все его приближенные и все его рабы и понесли ее на плечах и похоронили меж могил бога чужого. И из ночи в ночь, в глухую полночь, когда дважды закричит петух и звезды сменятся в тверди, раскроется беззвучно могила меж могил бога чужого и женщина в покрывалах взойдет в ночную тень. И укроет платом лицо от страха стражей ночи[29] и выступает в Кручине своей к большому собору. И тогда восходит из могилы ее мертвый жених, здесь под шатром пролилась его кровь. И в тени ночной простирает руки, прижимает свою суженую к сердцу, и вместе пускаются в пляс мертвых. Затем не ступят храмовые священники на этот холм, и свадеб тут не празднуют и по сей день.
22
Пляска смерти – так называется, кроме прочего, и лад, на который возносят молитву поминовения усопших.
23
Собор – с тех пор, как был разрушен Храм, а в некоторых местах и до этого, центром еврейской религиозной жизни стал бет-кнесет дом молитв, где собирались и молились. В отличие от Храма или с другой стороны, от святилищ чужих богов, бет-кнесет не считается святым сам по себе, это просто помещение. Бет-кнесет – по-гречески – синагога, а буквально – соборный дом, собор.
24
Священники Храма – семя Аарона-Первосвященника. Брат Моисея-законоучителя Аарон был назван Первосвященником самим Господом, и все его потомство и по наши дни носит священнический сан и может служить во Храме. На иврите священник – когэн, и потомки Аарона и теперь носят фамилию Коган, Кон и т. п. Если, как мы видели в объяснении к слову «собор», святость приобрести нелегко (синагога может стоять сотни лет, а «святой», в том смысле, в котором мы говорим, что "Храм свят", она не становится), то и потерять святость невозможно. Хотя уже две тысячи лет нет Храма, законы, касающиеся священства – потомков Аарона, – остаются в силе. Каждую субботу можно зайти в синагогу и увидеть, как потомки Аарона-Первосвященника благословляют народ. Им запрещено жениться на разведенных женщинах или на женщинах вольного поведения или на женщинах, родившихся вне народа Израиля, так как все это не сообразно созванием священника Храма. Многие из них никогда не пьют вина и по сей день, так как пьяному запрещено служить во Храме. Ведь Мессия может прийти в любую минуту (даже пробудившись ночью, евреи спрашивают: Мессия еще не пришел?), а значит, в любую минуту Господь может отстроить Храм и священников призовут к храмовой службе. Получается, что, выпивая вино, потомок Аарона, возможно, отдаляет приход Мессии, ибо не придет же Мессия, если все священники Храма пьяны и некому служить во Храме. Поэтому священники не пьют. Им также запрещено приближаться на семь шагов к мертвому, к кладбищу, могиле и т. д., чтобы не оскверниться. Поэтому, например, по Закону, потомку Аарона – любому еврею по фамилии Когэн следовало бы ехать в наши дни из Иерусалима в Иерихон в объезд, чтобы не приближаться к кладбищу на Масличной горе.
25
Венчальный шатер – по закону Израиля, брак заключается с помощью «освящения» и "венчального шатра", кидушин и хулы «Освящение» производится тремя способами, причем в старину любого из них было достаточно, чтобы брак состоялся. Однако в дальнейшем мудрецы постановили, чтобы производились обязательно все три способа и еще чтоб стоял и венчальный шатер. Эти три способа таковы: первое – освящение невесты кольцом или любым другим предметом. Достаточно дать женщине кольцо и произнести фразу: "Сим ты мне посвящена по закону Моисея, по обычаю Израиля" – и брак заключен. Нет нужды ни в свидетелях, ни в раввинах, но, чтобы одна из сторон не могла оспаривать сам факт заключения брака, обычно берут двух свидетелей, следующих Закону Израиля. Можно обойтись и без всего этого и просто заключить рядную, «ктубу». Наконец, можно обойтись и без этого тоже, достаточно мужчине познать женщину с намерением сделать ее своей женой. Но чтобы не смог он потом утверждать, что намерения у него не было, принято освящать кольцом и писать брачный договор, хотя если нет спора, то любого из трех достаточно. Венчальный шатер – это кусок материи, привязанный к опорам по краям, опоры держат почетные гости. Обычно шатер устанавливают вне синагоги, под открытым небом, как и положено шатру, и тогда под его сенью производят и обряд освящения, хотя в древности эти два обряда производили в разное время и в различных местах.
26
Филактерии (тфилин) – буквально понимая слова Завета: и будут слова эти (Торы) у тебя знаком на руке и между глазами, – евреи ежедневно (кроме субботы, так как это своего рода работа, чего, видимо, не знал Достоевский) повязывают себе на руку и венцом на голову ленты с коробочками, а в коробочках – пергамент с текстом из Пятикнижия: кн. Исход 13:1 – 16 (о законах Пасхи, о выходе из Египта, о первенцах Господу), Второзаконие 6:4 9 с главным символом веры евреев: "Слушай, Израиль, Господь Бог наш, Господь един есть" и Второзаконие 11:13–21 – о благах за исполнение и напастях за неисполнение заповедей. Иногда утверждают, что тфилин – позднего происхождения и что само слово образовано не от еврейского «тфила» молитва, а от греческого «теофил» – боголюб. Но обычай прикреплять амулеты к голове и руке ведом и другим народам, в частности красавцам масаям, и, кажется, весьма древним. Моисея изображают с рогами в память обруча филактериев, обруч – хоть и без коробочки с молитвами – носят на голове измаильтяне и сегодня. Такой обычай пристал и воинам Иисуса Навина, прошедшим пустыни по пути в Землю Обетованную. Как и положено древней религии, в тфилин реализуется символ не заумным рассуждением, а кожаным ремнем и деревом. Миф прав: так лучше напомнить себе, что слова Божьи у нас в сердце и рука выполняет Его указ. Тфилин связывает все и вся – дела и помыслы, чувства и мысли. Сам Израиль – тфилин на руке Бога. Однажды праведник увидел простого хасида, уронившего случайно тфилин в грязь, немедленно поднявшего и поцеловавшего. Праведник заплакал и сказал: "Господи, даже простой хасид подымает свои филактерии, почему Ты оставляешь свои филактерии лежать в грязи уже тысячи лет?"
27
Возбудить гнев и местью… – чтобы пошел в башмаках и в окровавленных одеждах прямо к Престолу Господню, пробудить Его гнев и приблизить Его отмщение.
28
…отпевали… его невесту… – потому ли, что думали – убьет ее, потому ли, что думали – изменит Богу Израиля, потому ли, что стала для них как мертвая. По крестившейся дочке положено носить траур и исполнять поминальные обряды, ибо она "умерла во Израиле", так же как ее новые пастыри скажут ей, что она "родилась во Христе". Само сожительство с иноверцами не всегда было предметом осуждения – женился же царь Соломон на дочери фараона, египтянку Оснат взял себе Иосиф Прекрасный и т. д. В средние века – особенно у саббатианцев – было поверие, что мощные цари Израиля, покорявшие иноверцев, должны были происходить от союза мужей Израиля с женами иноверцев, потому что для победы и покорения нужна какая-то связь с иноверцами, понимание их, а его Израиль лишен. В наши дни брак с иноверцем не может быть заключен с религиозной точки зрения, но не воспринимается так тяжело, как отступничество. Прочтя это, одна читательница, склоняющаяся к вере в бога чужого, обвинила Агнона в национализме, шовинизме, человеконенавистничестве и ксенофобии. Это заставляет меня сделать следующее дополнение, в котором вообще-то нет нужды. Фольклорно-мифологический, легендарный элемент не нуждается в оправданиях от таких «современных» обвинений; если Иван-царевич разрубает Кощея, еще не резон звонить в милицию. Отталкивание от иностранцев – очень популярный фольклорный мотив, конечно присущий не только народу Израиля. В.Я. Пропп в книге "Русский героический эпос" пишет: "Для эпоса все, что не русское, – это «поганое» и «неверное». В былине об Иване Годиновиче герой говорит: не хочу жениться на святой Руси, я хочу жениться в проклятой Литве, так в той ли хочу жениться в Неверии. Конечно, такая жена-иностранка оказывается змеей подколодной, и герой губит ее: отрубает ей руки, ноги, губы и оставляет помирать в степи. Белинский ужасался изысканной жестокости, методичности и холодности этой казни. "Но, – пишет Пропп, – эта жестокость становится понятной, если принять во внимание, что в лице иноземки жены осуждается не столько сама коварная героиня, сколько та "поганая нечисть", к которой она относится, а вместе с тем – и всякая попытка русского героя жениться на иноземке. Женитьба на иноземке решительно, жестоко и навсегда клеймится позором" – эти слова Пропп написал, когда еще был в силе сталинский указ, запрещавший браки с иностранками, так что древняя народная нелюбовь к иноземцам не совсем канула в былое и в этом веке. Но еще раз: смешно и наивно судить легенду и фольклор с позиций либерализма 1960-х годов.
29
Страх стражей ночи – аллюзия к Песни Песней. Современные комментаторы считают, что речь идет не о ночных сторожах, а о демонах – стражах ночи.