— Ждать, чтобы наступил вечер.

— Мы с Пальмо едем на машине за город.

Внезапно Этторе почувствовал зависть, очень этому удивился и даже огорчился.

— Но мы едем не по делу, — объяснил Бьянко, — если бы по делу, я и тебя взял бы.

— Что сегодня в кино? — спросил Этторе.

— «Адский вызов».

— Что это такое?

— Вестерн. Я видел афишу.

— Ну, так я пойду на этот адский вызов, — заключил Этторе.

Он дождался в кафе, когда открылось кино, и пошел. Вопреки ожиданию, фильм ему понравился настолько, что он охотно посмотрел его и второй раз.

Как он и предполагал, когда он вышел из кино, было уже около шести, и он медленно пошел по направлению к дому.

Отец уже поджидал его около своей мастерской. Он улыбнулся, как только сын появился из-за угла, и хранил эту улыбку до тех пор, пока тот не подошел к нему вплотную.

— Ну, как, Этторе?

— Что?

— Как тебе работалось?

Этторе пристально посмотрел на отца, тяжело вздохнул и сказал:

— Слушай, отец, я эту работу выполняю и буду выполнять, но она мне не нравится и никогда не понравится. — Повернулся и пошел к дому.

Дома он прежде всего спросил мать, скоро ли будет ужин. Она ответила, что скоро, потому что отцу в восемь часов надо быть на собрании ремесленников.

Мать ничего не спросила о его работе, хотя ее явно терзало любопытство. Но ей не хватало смелости, она не знала, в каком тоне вести разговор, и боялась, что сын вспыхнет как спичка — такое нервное и напряженное было у него лицо.

Отец за ужином не сказал ни слова, сидел, опустив глаза, будто стыдясь чего-то.

Поужинав, он ушел было в свою комнату, но немного погодя вернулся и направился к входной двери.

— Я пошел, — сказал он жене.

Она посмотрела на него, и во взгляде ее сверкнуло негодование. Возвысив голос, она спросила:

— Почему ты не переоделся? Хотя бы кепку оставил да взял шляпу — ведь идешь на собрание. Будешь там выглядеть самым последним из оборванцев!

— А я и есть оборванец, — невозмутимо ответил отец и вышел.

Мать с силой захлопнула за ним дверь и, повернувшись, обратилась к Этторе:

— Видал? Опустился, не следит за собой. Ты заметил, как у него брюки сзади висят?

Глядя в окно над кухонной раковиной, Этторе ответил:

— Оставь его в покое, пусть делает, что хочет, пусть проживет, сколько ему еще осталось, по своему разумению. Мне очень хотелось бы одного: чтобы отец мог прожить свои последние годы так, как он жил, когда был молод, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас; чтобы он перестал быть твоим мужем и моим отцом, вроде закончил бы службу, отнявшую у него тридцать лет жизни, чтобы он жил в эти последние годы так, будто он один и свободен. Ты понимаешь, чего мне хотелось бы?

Мать обернулась к нему. Глаза ее были прищурены, губы крепко сжаты. Тогда Этторе сказал:

— Ты всего только женщина.

Он закурил сигарету. Мать стала собирать грязную посуду, потом открыла кран.

Этторе все еще не мог решиться. Он чувствовал себя так же, как в тех случаях, когда ему хотелось пойти развлечься, а он не осмеливался попросить денег.

Должно быть, именно это мать и подумала, потому что, обернувшись, вдруг спросила:

— Уж не собираешься ли ты попросить денег? Работать ты начал только сегодня и денег домой еще не приносил.

Тогда Этторе потушил сигарету и медленно произнес:

— Я не ходил сегодня на работу.

Мать резко обернулась, мокрая рука ее была прижата к сердцу.

— Так я и знала! — крикнула она. — Я знала, но это уж слишком! Ты ненормальный, Этторе, ты обманщик и предатель! Видеть, что твои отец и мать умирают от жажды, и не дать им ни капли воды!

— Тихо! — крикнул он, вскакивая на ноги. — Я сегодня же начинаю работать. С Бьянко. Нагрузим машину и поведем ее в Геную. Ага, сразу стала глядеть по-другому! Вернусь завтра и дам тебе столько денег, сколько на шоколадной фабрике не заработал бы и за месяц. Ты довольна?

Мать сразу не ответила, она пошла к раковине и закрыла кран. Потом вернулась и спросила:

— Что за работа? Хорошая?

— А что ты называешь хорошей?

— Хорошую работу. Это постоянная работа? Или после этой поездки в Геную ты опять будешь сидеть сложа руки? Имей в виду: я не хочу видеть, как ты бездельничаешь, это сводит меня с ума.

— Это постоянная работа. Мы будем возить грузы в Тоскану, в Рим, а может, и дальше, до самой Сицилии. Мне надо будет купить кожаную шоферскую куртку.

— Я куплю тебе подержанную, — поспешила сказать мать.

— Нет, знаешь, пусть лучше мне ее купит Бьянко. Теперь это его забота.

— Ты когда с ним договорился?

— Сегодня. Утром, вместо того чтобы идти на фабрику, я отправился туда, где сейчас живет Бьянко. Он звал меня к себе несколько месяцев назад. Я потерял большие деньги из-за того, что не согласился сразу.

Ей было очень жаль потерянных денег, на лице ее даже проступили морщины от досады. Она спросила, повысив голос:

— Почему же ты сразу не согласился?

— Потому что Бьянко такой же хозяин, как все прочие. А мне тогда вообще не хотелось иметь никакого хозяина. Теперь я понял, что поначалу нужно поработать «на дядю». Я выбрал Бьянко потому, что с ним можно скорее добиться независимости. С деньгами у меня теперь будет порядок. За год я заработаю столько, что смогу уйти от Бьянко и начать работать на самого себя. Не знаю еще, что я стану делать, но пока буду у Бьянко, придумаю. А тебе я куплю все, что ты захочешь, — табачную или продуктовую лавку, что угодно. Такую лавку, где тебе надо будет только сидеть да считать деньги. Это ты умеешь делать неплохо, а?

Она молча смотрела на него, глаза у нее горели, грудь вздымалась, потом спросила:

— Как же ты заработаешь столько денег?

— Уж такая это работа.

— Какая такая?

— Мы будем провозить грузы без проверки.

— Это опасно? — Она не испугалась, она просто хотела знать.

— Нет, не опасно. Пойманному грозит штраф, но не тюрьма, а штрафы платит Бьянко.

— Выходит, это не опасно.

— Да, можешь не молиться за меня, когда я буду в отъезде.

— О, я уже больше не молюсь за тебя.

Этторе рассмеялся и сказал:

— А сейчас отпусти меня, чтобы я в первый же раз не опоздал.

— Когда же ты вернешься из Генуи?

— Завтра к полудню.

Мать подумала и сказала:

— Возьми с собой несколько газет и укутай ими как следует живот. В дороге будет холодно.

— Ты так говоришь потому, что никогда не ездила в кабине грузовика. Я пойду соберусь.

Она сказала ему вслед:

— Постой-ка, не захлопывай дверь. Возвращайся и привези мне денег, у меня больше нет сил ждать.

— Считай, что они у тебя в кармане. Отцу скажи обо всем сама.

— Скажу. Только он-то будет недоволен. Ты его не послушался.

— Не в первый раз я его не послушался.

— Но ему хотелось, чтобы хоть напоследок ты поступил, как он хочет. В общем, ладно, я ему скажу, иди.

— Мне очень жаль, но увидишь: под конец и он будет доволен. Уж я позабочусь, чтобы он прожил как следует свои последние годы.

Этторе пошел в комнату и с шумом открыл ящик, в котором лежала расческа, а потом тихонько закрыл его. На цыпочках подошел к кровати и вытащил из-под матраса пистолет. Осмотрел его, сунул за пазуху и отправился на работу.

(Говорит Этторе)

Я надел отцовскую шляпу и, когда втягивал ноздрями воздух, чувствовал запах его волос. Но я не привык ее носить и потому каждую минуту то снимал, то надевал ее, то поправлял. От пистолета я тоже отвык, он мне немного мешал. Это был большой пистолет, он оттянул мне внутренний карман пиджака и болтался где-то под мышкой.

Пришел Бьянко. Направляясь в гараж и проходя мимо меня, он молча протянул руку. Я пожал ее и ощутил в своей пачку денег. Отвернувшись к стене, я сунул их во внутренний карман, а пистолет переложил в наружный и придерживал его рукой.