Ключевой фигурой спектакля был образ Прекрасной Елены - идеальной красоты, которая изменяет всех, кого зацепит хотя бы рикошетом.

  ...Они работали как проклятые, все. Почти сорок человек - восемь месяцев, так словно им был обещан Бродвей, так, словно в случае провала - смерть, не меньше. Всех зацепило. Даже отца. "Железный Ник" не стал спорить, узнав, что из-за "Фауста" поступление сына в вуз откладывается на год. Не стал спорить - это вполне тянуло на какой-нибудь олимпийский рекорд.

  И вот, за две недели до премьеры, Прекрасная Елена пропала. Просто пропала.

  Алена... Не самая сильная в коллективе. Не самая пластичная. В ней была какая-то дерганность, Настя ругалась, грозилась заменить Аленку дублершей...

  Заменить Елену было некем. Просто некем. Чтобы убедить в этом Настю потребовалось чуть не десяток попыток. Пригласили даже профессиональную балерину - бесполезно. Что-то такое было в нескладной Алене Мазур. Может быть, актерский талант?

  А, может быть, все дело было в том, что Алена не пыталась изобразить Идеальную Красоту, она просто такой была. Ошарашивающее красивой. Не удивительно, что девчонки взбесились: пластика, талант, опыт - ничто не могло перевесить банальное внешнее совершенство.

  - Мазур, ты сегодня как корова на льду!

  Смех девчонок. Растерянное лицо Аленки. Она - ранима и обидчива, зря Настя на нее сорвалась, но за две недели до премьеры режиссеру можно простить многое.

  - Блэк, это же неправда... Неправда!

  - Правда, правда, - подтвердил он. Это была не самая лучшая Аленкина репетиция. А врать Блэк попросту не умел. В детстве научиться забыл, - но зато ты самая симпатичная корова, - он похлопал ее по плечу с намерением приободрить.

  - Точно, Буренка из Масленкина...

  Резким движением она освободилась.

  - Мазур, ты куда? Вернись, мы еще не закончили!

  Алена обернулась. Лицо было каменным. Но все - залито слезами.

  - Я - закончила, - отчеканила она. И, срываясь на крик, - Навсегда, поняли! Надоели! Мазур - корова, Мазур - лопата, у Мазур - обе ноги левые. Сами танцуйте свою кретинскую Елену, понятно?!

  Чего ж тут непонятного? Истерика у звезды. Две недели до премьеры... У всех нервы. Блэк даже не расстроился поначалу: умоется - придет. Кто из них не убегал со сцены, чтобы пореветь в ладони или попытаться этой самой ладонью, сжатой в кулак, расколотить зеркало в туалете? И через пять - десять, максимум, пятнадцать минут возвращался, как миленький. А остальные делали вид, что ничего не было. Потому что "Фауст" - важнее.

  А Аленка не вернулась.

  Слишком красивая девчонка не могла стерпеть, что ее красота - это еще далеко не все.

  Почти двое суток ни слуху, ни духу.

  Блэк машинально посмотрел на часы: 21. 40. Не почти. Уже двое суток.

  Кранты "Фаусту". Определенно, кранты.

  Последний год этот диск жил в компьютере. Не вынимался. Даже не возникало желание послушать что-то другое. Денис ткнул мышкой, выбирая композицию, на которой, по замыслу, Елена исчезает... Подвинул на колени планшетку.

  Если человек талантлив, то он талантлив во всем. Тезис спорный, но в Блэке он подтвердился на сто один процент: рисовал он так же, как танцевал, как решал сложные математические конструкции - легко и точно.

  Несколько быстрых штрихов - и на экране обрисовалось женское тело. Точнее - девичье. Ничего женского в Аленке пока не было. Может быть, потому... Блэк знал ее тело так же хорошо, как если бы что-то у них было. Неудивительно - полгода танцевали вместе. Но - ничего не было, даже мысли не было. Ребенок, он и есть ребенок. Какие здесь могут быть мысли?

  Лицо оставалось незавершенным. Лицо Прекрасной Елены Блэк нарисовать не мог. В рисовании он, как слепец, "видел" руками, и изобразить то, что никогда не трогал, было для него так же немыслимо, как отрастить перепончатые крылья и взлететь.

  Планшетка лежала на коленях. "Закольцованная" программа по пятому разу проигрывала одну и ту же музыку. За окнами, закрытыми плотными шторами, уже светлело. Четыре утра.

  В глубине темного зеркала что-то шевельнулось. И первым возник пристальный взгляд. Который сразу же вцепился в незавершенный силуэт на экране монитора. Во взгляде было любопытство.

  Вопрос: идти или нет, перед Блэком просто не стоял. Он шел, и знал, что проведет в зале отпущенные для репетиции два часа, даже если он будет единственным, кто придет. Он будет работать. Он придумал "Фауста", он убедил Настю, он нашел Елену. Каждое движение этого спектакля было наполовину, если не на семьдесят процентов - его. Творили все, но он был капитаном на корабле. И поэтому он придет. И сегодня, и завтра, и послезавтра. И в день премьеры он будет единственным актером на сцене и единственным зрителем в пустом зале... если ничего не изменится.

  Блэк легонько толкнул двери в зал. Внутренне он был готов к тому, что они заперты и придется снова спускаться вниз за ключом. Не пришлось. Двери оказались открыты. И весь "Стрит-Данс" здесь. Весь. С той же решимостью, с тем же выражением на лицах. Все... Блэк жадно обежал глазами небольшую толпу. Алены не было. Или... Как будто в зеркальной стене напротив отразился знакомый силуэт.

  Блэк стремительно обернулся к дверям.

  Показалось. Двери были закрыты.

  - Блэк, ты куда?

  Он повернулся на голос и увидел... В слегка затемненном углу, у тяжелой шторы, стояла девушка. Спиной к залу. Она не шевелилась, наверное, поэтому ее никто не замечал. Но это точно была она, Блэк просто не мог ошибиться. Именно эту спину с выступающими лопатками, эту тонкую шею, эти узенькие плечи он рисовал вчера в напрасной и самому непонятной попытке что-то осмыслить. Или что-то вернуть.

  - Мазур?

  Ни движения.

  - Аленка?!

  Словно не слышит.

  - Елена Прекрасная?!!

  Девушка стремительно обернулась, и в первую секунду Блэк испытал горькое разочарование: не она. Лицо не то. Похожее, страшно похожее, просто сестра-близнец. Но не то. Взгляд не тот. Аленка смотрела вызывающе и в то же время чуть растерянно. Во взгляде этой девушки было лишь любопытство...

  - Никак наша прима пришла в себя, - язвительно бросил кто-то из девчонок. Блэк вцепился в толпу ищущим взглядом. Но "кто-то" предпочел остаться неизвестным, видимо сообразил, что в этот раз Блэк шутки не поддержит.

  Девушка сделала несколько шагов, несмело, словно пробуя пол на крепость. Подняла руку. Ребята замерли, словно предчувствуя что-то необычное, и боясь его спугнуть, торопливо расступились.

  Девушка уверенно шагнула на освободившееся место, повернулась на носках, взмахнув руками, мягко подпрыгнула.

  Это было именно то, придуманное им движение.

  Придуманное Блэком этой ночью, проведенной в кресле рядом с компьютером. Он нарисовал его, наверное, раз двадцать или больше. Он видел его. Но Аленка его не репетировала... Или репетировала? Или у него крыша съехала?

  Внимательно глядя на партнершу, Блэк все сильнее убеждался - съехала. Окончательно и бесповоротно. Но такое сумасшествие он только приветствовал и был готов дать подписку оставаться в помрачении рассудка до конца жизни. Или, если нельзя, то хотя бы до премьеры.

  Алена танцевала так, как он видел в мечтах, в глубине большого зеркала в своей комнате и никогда - до сегодняшнего дня - в жизни. Она не могла, просто не могла уметь так.

  Но - делала же. Делала еще лучше, чем он придумал.

  Народ помалкивал: нелегко это, встретиться с чудом и не рехнуться. А уж если ты рехнулся, то лучше помалкивай и, может быть, тогда это не сразу заметят. А там, глядишь, и крыша на место встанет. И все обойдется.

  - Мазур, ты что, сама репетировала? - возглас Насти выражал всю меру удивления, возможную для здравого рассудка. Каким-то образом руководитель студии удержалась, не "поплыла".