Уехали мои товарищи, а я так и остался при политотделе и из лазарета сразу перебрался на вольную квартиру. Это и к штабу поближе вышло, да в своей комнате и работать удобнее. А работы всем нам хватало. В политотдел приходили не только рабочие, но и крестьяне из окрестных деревень, местные партийные и профсоюзные работники, молодежь. Приходили по разным делам: кто с жалобой на кулаков, кто с просьбой выделить докладчика - кто с чем.

В Проскурове налаживалась жизнь советского города.

И вдруг в один день все переменилось…

Это был знойный, душный день конца июля. Штаб не работал: было воскресенье. Я побродил в городском саду, послушал музыку, пришел домой, поужинал. Но спать не хотелось. И, растянувшись на кровати у открытого окна, я стал перелистывать конспект лекций Теслера, нашего комбрига. Вот человек! Сначала я думал, что он из каких-нибудь ученых, - столько знает! Есть же у нас ученые, которые в революцию вместе с рабочим классом встали за социализм, как, например, Клементий Аркадьевич Тимирязев. И вдруг я узнаю батрак! Потом он был рабочим в Риге. Даже голодая и бедствуя, Теслер не расставался с книжкой. Добирался он и до подпольной литературы большевиков, так что еще в царское время стал понимать, кто враги рабочего класса и как с ними бороться.

В Красной Армии Теслер начал службу в батальоне латышских стрелков и очень скоро стал командовать этим батальоном. А потом его назначили к нам комбригом. Наверное, отличился в боях. Да и порядок умеет навести - это мы почувствовали сразу, как только Теслер появился. Тогда же был прислан из Москвы Иван Лаврентьич - ставить политработу. Очень хорошо поладили они между собой. И стали мы звать командира бригады Августом Ивановичем. Настоящее-то отчество у него совсем другое. А мы соединили: один Август, другой Иван - так пусть главное наше командование называется Августом Ивановичем!

А потом, когда бригада вступила в бои против петлюровцев и германских оккупантов на Украине, мы на деле узнали нашего молчаливого и сурового на вид комбрига и полюбили его.

В Проскурове, находясь в штабе, я сам убедился, до чего пристрастен Теслер к книгам: едва он сошел с боевого коня, как сразу зарылся в местной городской библиотеке. Все книги пересмотрел!

Библиотека оказалась плохонькой, разоренной, но Теслер организовал там «советскую полку». Книги и брошюры для этой полки он вместе с Иваном Лаврентьичем набирал из каждой посылки, которую мы получали для политотдела из центра.

Теслер задумал написать брошюру для красноармейцев «О братстве советских народов» и читал на эту же тему лекции в нашем политотдельском кружке.

Руководитель строгий. Только лишь лекцией у него не обойдешься, как бы старательно ни записывал. Велит в библиотеке бывать, а там он видит каждого, кто за книгой.

Перелистываю я тетрадку и досадую на себя за то, что из-за поездки в деревню не попал сегодня на лекцию, а Теслер с этим, конечно, не посчитается. Задумался я и вдруг слышу - конский топот под окном. Мелькая в полосе света, один за другим галопом понеслись всадники. Патруль… Но что за скачки в полночь? Я отложил тетрадку. Тут что-то неладно.

Я выбежал на улицу и прислушался к быстро удалявшемуся топоту.

Всадники на полном скаку повернули к казармам.

«А ведь они со стороны штаба проскакали, - вдруг сообразил я. - Что бы это значило?»

Я вернулся в свою комнату, схватил фуражку, наган и со всех ног бросился в штаб.

Запыхавшись от бега, я торопливо вошел в двери гимназии, и тут сразу, скрестив винтовки, мне преградили дорогу часовые. Я показал пропуск и пошел по коридору. На втором этаже опять часовые. Странно, здесь часовых никогда не ставили… Я опять достал свой пропуск и, больше уже не пряча, одним духом взбежал по лестнице. Заглянул в комнату политотдела - пусто, темно. Я пошел на цыпочках к актовому залу, где помещался оперативный отдел штаба. Приоткрыл дверь, гляжу - а в зале все наше командование… Полный сбор!

Я тихонько вошел и присел на свободный стул, под бронзовой лампой.

Все молчали. Изредка только кто-нибудь покашливал, и кашель гулко отдавался в противоположном темном конце зала.

Наискосок от двери за письменным столом сидел командир бригады Теслер, как всегда выбритый, аккуратный и, казалось, безразличный ко всему. Перед ним во всю ширину стола была развернута карта. Пододвинув к себе пепельницу, Теслер чинил красно-синий карандаш.

Здесь же был Иван Лаврентьич. Он хмурясь поглядывал на карту и водил рукой по бритому темени, по вискам, по затылку, как бы обшаривая всю свою голову.

Иногда он наклонялся к комбригу и о чем-то шептался с ним.

Командиры поглядывали в угол. Там, выстукивая точки-тире, стрекотал телеграфный аппарат. Лента широкими белыми петлями ложилась на паркет. Перед аппаратом сидел красноармеец-телеграфист. Он суетливо передвигал по столу свечу в подсвечнике. Но подсвечник никак не пристраивался к месту, и красноармеец перехватывал его из руки в руку.

Теслер раза два пристально взглянул на красноармейца, потом сказал, медленно переводя глаза на потолок:

- Доложите, когда там у вас будет точка…

- Уже, товарищ командир бригады… Точка и подпись! - поспешно выговорил телеграфист.

Теслер встал. Подошел к аппарату, отщипнул ленту и, подхватив ее на руку, зашагал обратно - прямой, как циркуль. Сел. Несколько минут он молча читал ленту, перепуская ее между пальцев.

- Итак, товарищи, - заговорил он наконец и обвел всех взглядом. - Общая обстановка… Попрошу строевых командиров записать.

Кругом зашелестели полевыми книжками.

- Общая обстановка, - повторил Теслер, когда все приготовили книжки и карандаши. - В районе пограничных постов бригады нарушена государственная граница: к нам прорвались петлюровцы. Вчерашний день пограничники с боем отступили. Сейчас петлюровцы идут на Проскуров. Численность их… - он выдержал паузу и потом посмотрел на всех прямо, в упор, - две дивизии…

Я невольно привстал, но кто-то сейчас же надавил мне на плечо, и я снова опустился на стул. Две дивизии! Это не меньше четырех бригад, а у нас…

Я опять жадно прислушался к тому, что говорил комбриг.

Он продолжал:

- Битые украинским народом петлюровцы, гайдамаки - все помещичье-кулацкое отребье, бежав за границу, нашло себе нового хозяина. Германский империализм, которому петлюровцы служили, развалился. Но не осиротели изменники своего народа, люди без родины и чести! Эту падаль бережно подобрали господа миллиардеры из Нью-Йорка, Лондона, Парижа. Откормили петлюровцев, обули, одели, вооружили и вновь двинули на Украину. Украина, с ее хлебом, углем, сахаром, металлом, - лакомый кусок для империалистов. А петлюровцы в своей ненависти к русскому народу готовы хоть черту продаться, только бы не было Советской Украины! Красного знамени не признают - придумали себе желто-блакитное!

Теслер сидел весь красный - я никогда не видел его в таком гневе.

Он опустил глаза, делая вид, что рассматривает карту. А когда заговорил опять, это был уже прежний Теслер - спокойный и невозмутимый.

Без усилий он вскрыл замысел врага, разъясняя то, что многим из сидевших в зале было еще не понятно. Не Проскуров соблазнил петлюровцев! Империалисты желали получить Жмеринку, мощный железнодорожный узел, соединяющий крупнейшие города правобережья - Киев и Одессу, Соблазн велик! Короткий марш в сто - полтораста верст - и враг у цели.

- Полагаю, - говорил комбриг, - что мне нет нужды разъяснять вам задачу бригады. Тем более что времени до столкновения с противником у нас остается очень немного.

Комбриг посмотрел на стенные часы, и тут все, точно по команде, мигом повернулись туда же. А часы - это были старинные часы с кукушкой - не спеша продолжали отщелкивать свои секунды…

- Поэтому, товарищи, перехожу прямо к диспозиции, - прервал Теслер молчание. Он сел и начал расчерчивать карту. Размашисто, крупными зигзагами он навел карандашом две синие черты и, пририсовав стрелочки, аккуратно загнул их к Проскурову. Потом он перевернул карандаш другим концом и, раздумывая, начал ставить вокруг города маленькие красные скобки, зубчики, кружки.