Дело было летом, в лагере. Артиллерист я молодой, попал в лагерь первый раз. Слышу кругом все эти разговоры про домик, а сам только глазами хлопаю: ничего не понять.

 — Что, — спрашиваю, — за домик? Где такой? Хоть бы поглядеть.

 А товарищи посмеиваются:

 — Попадёшь на стрельбы — узнаешь!

 Не стал я приставать с расспросами. Знаю своё дело, несу солдатскую службу.

 Пришло время стрельб.

 Приехали на место.

Гляжу — поле передо мной, конца-края нету. Трава, луговые цветы, тут и там кустарник — даже в глазах зарябило.

 Объясняют мне:

 — Это полигон. Ещё с ночи вокруг поля караул выставлен, чтобы случаем не забрёл сюда грибник или какой отдыхающий.

 А тут уже и пушку выкатили на позицию.

 Команда:

 — По местам!

 Бросились ребята к пушке. А меня командир наводчиком ставит, мне наводить пушку на цель. Боязно с непривычки, но говорю себе: «Не робей, Ваня, покажи, что не напрасно тебя зиму учили...»

 И тут показывает мне командир домик в поле. Далеко, у самого леса.

 — Рассмотрите, — говорит командир.

 Рассматриваю. Чистенький такой домик, беленький, с красной крышей.

 — По домику!

 И командир даёт команду стрелять.

 Навожу я пушку, а домик жалко. «Эх, — думаю, — конец тебе, домик, пришёл. Разлетишься ты сейчас в щепки!»

 Заложили снаряд.

 — Огонь!

 Дёрнул я за шнур, грохнула пушка... Смотрю — устоял домик.

 Ишь ты, мал, да крепок! Не деревянный, видно, а кирпичный.

 Ещё снаряд заложили. Прицелился я, выстрелил.

 Стоит домик.

 В третий раз ударил... Стоит. Никакого последствия.

 «Что-то крепкий уж очень, — думаю себе. — Не из гранита ли сложен? Кирпич бы уж развалился».

 Тут я раз за разом пустил три снаряда. И гранит раздолблю!

Смотрю в бинокль — и глазам не верю... Хотя бы царапина на стене, хоть бы кусок штукатурки обвалился!..

 — Стрелять не умеешь, — зашептали вокруг меня товарищи.

 — Все снаряды мимо...

 А я чуть не плачу.

 «Ах ты, дрянной домишко! Да я ж тебя...»

 Но командир не дал больше стрелять.

 — Отбой!

 И побрели мы к домику. Командир впереди шагает, я следом иду. А рядом со мной товарищи — молчат, насупились.

 «И чего, — думаю, — смотреть? Зачем идём? И без того видно — никуда я не годный наводчик...»

 Вдруг кто-то из ребят схватил меня за руку:

 — Гляди! Командир-то...

 Я и рот разинул.

 Командир наш сквозь домик прошёл. Не в дверь, а прямо через стену. И опять белая стена.

 Мы переглянулись.

 — Давай на помощь, ребята. Тут что-то неладно!

 И пустились мы во весь дух выручать командира.

 Подбежал я к домику, гляжу... А он знаете из чего?

Из верёвочек. Навешены густо верёвочки, с бантиками из мочалы. Сверху всё красным покрашено, пониже белым... Никакого и домика нет — одна занавеска.

 Раздвинул я руками верёвочки. Ребята за мной.

 А тут, позади занавески, — яма на яме, яма на яме.

 — Видите? — сказал командир. — Это всё ваши снаряды. Все по домику. Все в цель. Ставлю вам за стрельбу отлично.

 — Товарищ командир... — забормотал я. — Да как-же это всё? Для чего занавеска?

 А командир и говорит:

— Это самая прочная стена — крепче деревянной, крепче каменной: пролетел снаряд — и опять верёвочки сошлись, опять домик целый. А ставить бы здесь настоящие дома — так на наших артиллеристов не напастись. Ведь как стреляют: пострелял — и дом долой, пострелял — и дом долой. Ну-ка, сколько домов надо на всех?

 Я прикинул в уме: да, надо целый город выстроить.

 А сапёры — вот хитрый народ: одной занавеской обошлись!

— Полевое ученье с маскировкой! — объявил командир.

 Бойцы наперегонки бросились в кладовую.

 А наша солдатская кладовая — чего-чего там только нет! И камни серые, валуны огромные: положить такой посреди дороги — объезжать надо. И груды жёлтых осенних листьев. И пни кряжистые. И снопы. И кучи булыжника. И кочки болотные.

 Вмиг расхватали всё бойцы. Кто пень схватил — да на голову, кто кучу булыжника под мышку, кто камень-валун, кто кочку.

 Разобрали всё — и в поле.

 А молодому солдату Степану Чижову не досталось ничего.

 Стоит Стёпа, развёл руками и смотрит в глаза кладовщику.

 — Что же вы, товарищ, такой непроворный? — сказал кладовщик.

 Сказал и на себя в зеркало посмотрел.

 — Берите вот муравьиную кучу. Только, предупреждаю, рваная. Я портному хотел снести.

 А сам опять в зеркало, усики подкручивает.

 Рассердился тут Стёпа, сдёрнул со стены зеркало — и в дверь.

 Кладовщик за ним, а Стёпу только и видели.

 Бежит Стёпа, догоняет товарищей. За плечами винтовка, а под мышкой зеркало.

 «Для чего же я зеркало унёс? — подумал Стёпа и остановился.— Засмеют меня с зеркалом».

 Посмотрел Стёпа назад — возвращаться далеко.

 Глянул вперёд — а бойцы уже по полю рассыпались. Началось учение. Кто под кочку болотную прячется, кто заползает в камень-валун, кто навешивает на себя кучу осенних листьев.

 Завертелся Стёпа на месте, не знает, как и избавиться от зеркала. Хотел под куст его сунуть, да побоялся: ещё кто-нибудь невзначай раздавит.

 И побежал Стёпа с зеркалом дальше.

 Выскочил в поле. Лёг. И зеркалом заслонился. Стыдно товарищей.

 А командир в это время уже начал обход. Проверку делает, кто как замаскировался.

 Ступит шаг-другой и прищурится:

 — Пень на голове косо сидит! Что это за маскировка? Поправьте, товарищ боец... А чья это нога вылезла из камня? Наружу нога, а противник вас в лоб пулей ударит!

 Шагает командир, делает проверку. А Стёпа затаился позади зеркала, почти не дышит.

 «Вот, — думает, — подойдёт командир, вот достанется!»

 Глядит, — а командир мимо прошёл. Каждого солдата поправил, каждому солдату показал, как надо маскироваться, а его не замечает.

 — Товарищ командир! — позвал Стёпа. — Извините, я...

 Обернулся командир на голос — смотрит, смотрит, а Стёпу не видит.

 — Да где же вы?! — крикнул командир.

 Стёпа встал.

 Командир удивился.

 — Как же я вас не видел? А ну лягте, опять лягте.

 Степа лёг и опять спрятался за зеркало.

Командир собрал к себе всех солдат:

 — Видите бойца?

 Смотрят солдаты, смотрят по сторонам...

 — Нет, — говорят.

 — А что видите?

 — Да трава кругом... От ветра колышется.

 — Замечательно, — сказал командир. — Это в зеркале трава отражается.

 И к Стёпе:

 — Передвиньтесь, товарищ боец. Вон туда, к дороге. Да ложитесь с зеркалом прямо на дорогу!

 Стёпа лёг.

 — Что видите? — обернулся командир к остальным.

 — Вот здорово, — заговорили все. — Нипочём не догадаться, что тут боец лежит. Дорога и дорога, и в зеркале дорога.

 Командир подошёл к Стёпе.

 Поднял его из пыли, жмёт руку.

 — Да как же вы придумали такую маскировку?

 Степа помялся:

 — Гм... гм...

 — Понимаю, — кивнул командир. — Это у вас вышло случайно. Но из этого случая мы пользу сделаем.

 И командир велел изготовить для бойцов зеркала, чтобы маскироваться от врага.

Был у нас в эскадроне конь Голубчик.

 Когда его привезли к нам из колхоза, командир даже фотографа вызвал и велел сделать с Голубчика карточку. В газете карточку напечатали — вот какой конь! Поглядеть на него — залюбуешься: сам весь рыжий, с золотистым отливом, на лбу белая звёздочка, грива и хвост как шёлковые. А уж в ходу резвый — ни одна наша лошадь не могла с ним сравниться, всех обгонял!