Чемодан был полон денег. Большинство купюр были рублевыми, но хватало и зеленых пачек со строгим джентльменом в парике. Захлопнув крышку и закрыв замки, Анатолий двинулся к выходу. Обернувшись на пороге, он напоследок бросил толстому, смертельно перепуганному человеку, с головы до пят перепачканному чужой кровью:

— Не приезжай больше сюда, не к кому. Еще тебя увижу — убью!

Не спеша вышли в тамбур. Поезд тормозил, уже показался вокзал. Они сами открыли дверь, спустились на подножку. В эту же секунду на перрон ворвались два стремительных синих мотоцикла. Стриж махнул парням рукой. Тут за его спиной опять приглушенно бахнул пистолет, что-то упало.

— Проблемы?

— Да второй очухался, — спокойно ответил Андрей.

Спрыгнув на ходу, они уселись за спинами друзей и уже трогались, когда Андрей выстрелил снова. Стриж с недоумением оглянулся и увидел, как из соседнего вагона на землю падает пистолет и заходится криком толстый усатый милиционер-узбек, сжимающий левой рукой окровавленную кисть правой. Когда они вырвались на автостраду, Стриж обернулся и показал Андрею большой палец. Свою задачу тот выполнил сполна и отлично.

Вечером к Мураю пожаловал господин подполковник. Арифулин был зол. Движения его казались резкими и порывистыми, узкое, красивое лицо дергалось.

— Вы что тут, совсем охренели? — начал он без предисловия, наливая себе рюмку «Посольской». Хлопнув ее, продолжил разнос: — Мне уже из центра звонят: что у вас там за иллюминация на всю Волгу? Семь человек пришлось веником сметать, одного мать родная не узнает, зажарился, как каплун. Еще одному придурку в катере полчерепа осколком снесло. Смех. Воюешь, да? А мне расхлебывать. Того и гляди чрезвычайное положение придется объявлять. О чем думают твои «кентавры» хреновы?

Говоря все это, он мотался как заводной по нелепому парадному залу дома. Местный архитектор раболепно втиснул сюда все, что пожелал хозяин: и громоздкий, нещадно чадивший и поэтому неиспользуемый камин, и легкие, авангардные кресла, и широченный диван. Так как стандартные бетонные плиты не перекрывали всего потолка, а зал, по требованию Мурая, должен был быть во весь этаж, то в середине потолка торчала двухтавровая железная балка, стыдливо прикрытая с обеих сторон двумя рядами хрустальных люстр. В небольших простенках между широкими и высокими, почти от пола до потолка окнами Витька Павленко сделал необычные, с витой резьбой полочки для фарфора и стеклянные для хрусталя. Периодически все это билось, крушилось и ломалось во время бесчисленных загулов и столь же методично восстанавливалось сначала самим Витькой, а потом, когда он вышел в тираж, другим умельцем. Мурай упорно стремился к тому, чтобы не было никаких изменений в привычной ему обстановке. Витька же вырезал и бесподобные рамы бесчисленных зеркал, придумал и соорудил хитроумные гардины с тремя рядами штор. Когда пьянки заходили слишком далеко, осторожный Бачун закрывал окна тяжелыми бархатными портьерами. Сейчас же, под вечер, заходящее солнце золотило ажурный тюль и отражалось в зеркалах, переливалось бриллиантами в хрустале люстр.

— А твои что, лучше что ли? — лениво отозвался Мурай. Он, как всегда, возлежал на огромном своем диване, ничего не ел и не пил — в его венах бродил кайф. — Как там этот придурок Голома, живой что ли?

— Живой. Приперся сегодня в гипсовом воротнике, вся челюсть в металле: "Хочу быть на боевом пошту", — передразнил Арифулин храброго лейтенанта. Плюнул. — Лучше бы Стриж его пристрелил.

— А остальные как?

— Да оба хороши! У одного вывих шейного позвонка, теперь башка всю жизнь набок будет, а у другого ребра и задница синие от дубинки, ни сидеть, ни лежать не может. И надо же было именно им нарваться на твоего дружка!

Сидевший скромно в уголке Бачун невольно хихикнул, так велика и забавна была досада главного мента города. Тот недовольно повернул к нему голову:

— Ты чего там еще скалишься, крыса?!

Бачун миролюбиво протянул вперед ладони, дескать, я ничего. Арифулин снова заходил по комнате.

Сегодня он даже не снял китель, только расстегнул его.

— Двенадцать трупов за три дня, с меня же начальство голову снимет!

Зазвонил телефон. Бачун шустро подскочил к нему, послушал, протянул трубку начальнику горотдела.

— Меня? Арифулин слушает. Что?! Где? Подробнее. — Долго слушал, наконец бросил коротко: — Ясно.

Положив трубку, он повернулся к Мураю.

— Ну вот, еще ЧП. Поздравляю. Стриж прикончил твоих азиатских гостей и забрал все денежки.

— А душманы что глядели на него?

— Пристрелил, говорю, всех. А Ахмедова твоего кондрашка хватила. Одна благая весть — хоть рожу его поганую не увижу. Да, их было уже четверо, понял?

— Бачун, падла! — Мурай повернул голову в сторону помощника. — Когда найдешь его лежбище?

— Найду, хозяин, обязательно найду! — Рыжий преданно прижал к груди руки.

Мурай сел на диване, уставился тяжелым взглядом на своего шакала, начал давать инструкции:

— Ищи его по бабам. Я Стрижа хорошо знаю, он без них не может. Пройдись по его старым подругам, разным вдовушкам, разведенкам. Может, и нам дам позвать, а, господин полковник? Господа, а давайте поедемте в нумера… — Мурай уже ерничал, кобенился. Дурная истома требовала выхода.

— Ну так как, гаспа-дин пал-ковник. — Он поднял трубку телефона. — Звоню?

Арифулин поколебался секунду, затем плюхнулся в громадное кресло и махнул рукой:

— Давай!

И, словно повинуясь его команде, со звоном опали в двух окнах стекла, посыпалась отбитая лепнина потолка, вдребезги разлетелась одна из хрустальных люстр. Все трое бросились на пол. В наступившей тишине послышался рев моторов, вскочивший Арифулин успел разглядеть две фигурки на уносящемся на бешеной скорости мотоцикле. Внизу тоже взревели моторы, и два наряда «кентавров» рванулись в погоню.

— Поздно, уйдут, — с досадой мотнул головой Арифулин. — Зевнули. Знаешь что, милый мой, — обратился он к хозяину, — иди-ка ты со своими подругами…

Послав своего подельника, подполковник застегнул китель и быстро покинул гостеприимный дом.

Мурай сгреб за лацканы Бачуна. С ладони капала кровь — неудачно упав, он порезался об осколки стекла.

— Чтобы завтра же нашел его, а то я тебя удавлю сам, понял?!

Побледневший Бачун только кивнул головой. Он слишком явно представил эти же ладони у себя на горле.

Километрах в пяти от города находилась так называемая Стрелка — небольшой мыс, любимое место встречи рыбаков. Крутой берег давал неплохую защиту от ветра, и в зависимости от его направления к одной или другой стороне приставали лодки, рыбаки съезжались посудачить и отдохнуть. Этой ночью их было особенно много: разгром цеха дал обильную пищу для разговоров. Все говорили о том, куда теперь девать икру.

Слишком все складывалось удобно — приплыл, сдал, получил деньги. Теперь надо было самому искать, кому сбывать улов.

Горел большой костер, рыбаки, тертые, матерые мужики, пустили по кругу бутылку и от души крыли новые времена и неведомого им Стрижа. Половина из них забросили сети, а другие не решались — не хотелось самим толкаться на базаре с товаром, который купит не каждый, зато любой встречный мент придраться сможет. В самый разгар разговора затарахтели двигатели, и на откос влетели два мотоцикла. Спустившись, они подъехали ближе и встали, не доезжая до костра метров десять. Фары нещадно слепили рыбаков. Рослый детина с усиками скобкой поднялся навстречу.

— Эй, убери свет! Василь, ты что ли? Чего там опять Мураю надо?

— Мураю ничего не надо, я вот кое-что хочу вам сказать. — Стриж слез с мотоцикла и снял шлем. Усатый узнал его сразу, схватился за автомат, висевший на боку, но поднять не успел. Андрей, как всегда, был точен, выстрела никто не услышал за шумом работающих двигателей, но парень упал назад и стал мучительно выгибаться, зажимая рану в районе солнечного сплетения. Из горла раздавались хрипенье и мучительный кашель, особенно резко прозвучавшие в наступившей тишине. Приехавшие заглушили двигатели, и только фары все так же безжалостно слепили рыбаков. Стриж подошел поближе, вытащил из-под корчившегося тела автомат. Со стороны реки послышался гул, из-за мыса выскочила белоснежная махина мураевского катера, двигатели заглохли, и он с разгону глубоко врезался в прибрежный песок. Толчок был, очевидно, чересчур сильным, с катера загремела нещадная брань, что-то упало. Наконец на берег сползли двое, изрядно затаренные спиртным.