Елизар. Барышня, а барышня, возьми веник, смети пудру с носа.
Первая работница. Я не пудрюсь, врешь. Это, может, твоя жена пудрится.
Елизар. У меня жены нет. Я вдовый.
Анка. Вот что: летите, ребята, отсюда к чертям!
Илюша. А ты что, за мастера у них?
Анка. Да-с!
Елизар (сел). Нет, нам поговорить охота, опять же обзнакомиться, — в одном цехе состоим. Может, вы нас на соревнование вызовете, бабочки?
Первая женщина. Тут тебе «бабочек» нет. Не на улице.
Митрофан. Елизар, не мешай, не мешай! Видишь, люди промышленность подымают. Особливо вон та, небольшого росту, и нос у нее пятаком.
Вторая работница (Анке). Ну, чего они дражнются?.. Вот еще прилезли!
Елизар. Ой, смотри, соску дома забыла!
Женщина в красном платке. Я б на вашем месте молчала.
Илюша. Почему, кума?
Женщина в красном платке. Потому, кум! Завод-то довели… Два дня чистим — очистить не можем. Свинятник, а не цех!
Митрофан. Спасибо, вы явились, а то бы мы погибли.
Елизар. Большая нам опасность без вашего присутствия угрожала.
Вторая женщина. Угрожала! Я говорю, угрожала — значит, угрожала. Ты над нами не смейся, чорт черномазый, мы тебе не куклы, а одной фамилии род. И пришли и заступили. Что? Стыдно? Почему-то ваших товарищей, охломонов деревенских, от ворот не берут. Кто они такие?(Говорит на «о».) «Подработать пойду до Покрова…» Такие и бросают все. А нам не бросить — наше. Муж тут, я тут и дети тут. Случись что — заступим, а вы гавкаете. Ну, чего глазами хлопаешь?.. Вали, покуда в шею не дали! Вам сказано! (Анке.) Нюрочка, бери круг, долго они тут будут… Девки, вперед!
Появляется директор.
Директор. Бей их, бей их чем попало!
Вторая женщина. А ты кто такой?
Директор. Нет, я не с ними. Я отмежевываюсь.
Илюша. Ребята, отступай! Мы можем пострадать. Больше не будем, честное слово!(Уходит, за ним — двое.)
Директор. А крыть-то нечем, кузня?
Елизар. Пошутить с ними невозможно… Вот разошлись!
Митрофан. С ними шутишь, а они на самом деле… (Ушел.)
Директор. Анка!
Анка. Слушаю.
Директор. Поди сюда.
Анка. Иду.
Директор. Как?
Анка. Хорошо.
Директор. Чернорабочих дать?
Анка. Не надо.
Директор. А почему?
Анка. Настроение такое.
Директор. Понятно. Смотри, Анна, через неделю производство пускаю.
Анка. Инструкторов дашь?
Директор. Дам. Будут… У тебя народу мало.
Анка. Народ будет.
Директор. Договорились. (Указал на вошедшего Давида.) Теперь с редактором, может, договоритесь. Он временно завкомом орудует… Давид, есть вопросы?
Давид. Есть.
Директор. Ну, вы говорите, а я пойду… (Ушел.)
Давид. Кто здесь профуполномоченный?
Анка. Я.
Давид. А профактив?
Анка. Я.
Давид. ОДН?
Анка. Я.
Давид. Производственная комиссия?
Анка. Я.
Давид. Рабкоры есть?
Анка. Я.
Давид. Изобретатели?
Анка. Я.
Давид. А мастер здесь кто?
Анка. Я.
Давид. Товарищ, я с вами не на сцене. Мы не комедию здесь устраиваем.
Анка. Верно. Не серчай, скоро постареешь. Я здесь — вся профсоюзная масса в одном лице. Выяснил? Наше отделение — из пришлых.
Давид. Неужели все ушли?
Анка. Все. Выяснил? Иди и думай. Через пару недель будешь делать доклад молодым металлистам. Две недели новые кадры будут расти. Жди! Целую! (Идет, запела.)
Все.
Затемнение. Кузница. Пусто, черно. С раскладным аршином в руках стоит Евдоким.
Евдоким. Значит, так: пять метров сюда, пять метров сюда… Пять и пять будет десять. Эх, математика! Десять!.. (Чихнул.) Воздражение в носу… Десять метров, пять станин. Пять станин — агрегат. Разрешите представиться, могу ли вам понравиться, иду… Тут печь? Или не тут?
Явился Кваша, наблюдает.
Нет, не тут… (Вытащил из кармана кальку.) Нарисовал мне Кваша — без водки не разберешь. Гад усатый! Вроде тут будет термическая печь. Значит, начали! Раз… пошел! Топор! Два… пошел! Три… пошел! Четыре… пошел! Пять… пошел! Застыл?.. Конечно. Что «конечно»? Застыл! А я говорю, не застыл! Брешешь! Сам дурак! Как же он может застыть, ежели темп? И кто будет гавкать, тому морду… (Шагнул.)
Кваша. Евдоким!
Евдоким (вздрогнул). А!
Кваша. Ну, брат, никогда в жизни не видал, чтобы так разрешались технологические процессы.
Евдоким. А я, думаешь, видал? (Утерся.) Думаю, как слон, и ничего не могу придумать. Пойдет с одного нагрева топор или не пойдет?
Кваша. Ты, значит, топором себя вообразил сейчас?
Евдоким. Такое время… пойдет с одного нагрева?
Кваша. Пойдет-то пойдет, лишь бы ребята скорость развили.
Евдоким. Значит… в чем дело? Победа!
Кваша. Ничего не значит. А «Мофей»?
Евдоким. «Мофей»? А что «Мофей»?
Кваша. После пресса «Арбога» ты, позволь тебя спросить, в агрегате ставишь что?.. Молот «Мофей»?
Евдоким. Ну, «Мофей».
Кваша. Пресс «Арбога» даст за смену полторы тысячи, а «Мофей» больше восьмисот не возьмет. Пресс «Толеда» на обрезке тоже даст полторы тысячи, по бородкам — тоже, правка — тоже, а «Мофей»… (жестикулирует) восемьсот! И стоит эта сволочь на второй операции, на проковке. Весь агрегат мы из-за него пустить на полный ход не пустим. Молот «Мофей» есть наше узкое место.
Евдоким. Скажут же — узкое место! (Плюнул.) Ах ты, «Мофей»-Тимофей! Вот стерва! Восемьсот? (Чихнул.) Правильно. Восемьсот. За каким же чортом я восемь дней мокрого в рот не беру? Воздражение в носу получилось. А? Я агрегат составлял, один нагрев придумал.
Кваша (задумчиво). Вы, господа хорошие, дураки.
Евдоким. Одного уезда с вами.
Кваша. Ты, Евдоким, кто?
Евдоким. Архимандрит печерский.
Кваша (вдруг жестикулирует). Я б на вашем месте… Господствующий класс… Я бы на вашем месте показал господствующий класс! (Оглянулся. Значительно.) Нажмите на инженерно-техническую секцию. Сидят, резолюцию проектируют… Сынки знаменитых папаш. Ставь к стене; в трое суток молот «Мофей» переконструировать. Ты меня понял?
Евдоким. Понял.
Кваша. Я тебе ничего не говорил. Понял?
Евдоким. Ага… Понимаю.
Кваша. Прямо в газете ставьте: или — или. Трое суток — и «Мофей» дает полторы тысячи. Дура ты! Твой проект одного нагрева все производство, в самом принципе, перебрасывает на десять лет вперед, а тебе дают «Мофей»… Ты и сел на заднее место, выпучил глазищи и барахтаешься, а ты имеешь право приказать. Понял? Я тебе ничего не говорил. Действуй! Мы за месяц весь завод приведем к единой системе. Ты знаешь, что это будет? Тут у нас зазвучит поэма… поэма о топоре.(Ушел.)
Евдоким. По-э-ма… Во, брат, разговор какой, ни черта не поймешь: чи он тебя похвалил, чи он тебя выругал. Поэма! Эй, вы, помощнички, по-э-ма!