«Воображаю, что с ним стало бы, застань он нас за реставрационными работами, - подумал Посейдон. - А если бы увидел за работами другими, его уж точно хватил бы удар… впрочем, от последнего зрелища он не застрахован».

Каретников посмотрел на часы: до прибытия катера с немцами оставалось уже совсем недолго.

Зосима вел экскурсантов дальше:

- …Итак, кленовая аллея восходит к собственно монастырю. Слева гостиница, тоже детище Слуцкого. Предлагаю оценить мезонины и полуциркульные окна, без них строение не вписалось бы в общий ансамбль. И еще витраж над центральным входом… А вон там, за гостиницей, - кузница. Сначала думали сделать там мельницу, но место оказалось неудобным, так что назначение сменили… Дальше - монастырское гумно, с сараями для хлеба и соломы. И снова все в руинах… «И страусы, и ежи, и косматые будут скакать…» Справа - вторая гостиница, деревянная…

- Насчет гостиниц мы в курсе, брат Зосима, - мягко напомнил экскурсоводу Каретников. - Нам бы поближе к объектам…

- Да здесь все сплошные объекты, - с горечью ответил удрученный монах. - Руки опускаются…

- Ничего… С Божьей помощью справимся… дайте срок.

Произнося это, Посейдон испытал чувство стыда. Бессовестный обман. И вряд ли акции, которые они проведут взамен реставрационных работ, покажутся Зосиме достойной альтернативой - тем более что он не будет знать об их сути…

Речь Зосимы струилась плавно, все больше наполняясь благоговением; постепенно в голосе монаха начал звучать благоговейный надрыв.

- Ярус звона выполнен в форме восьмерика, и в каждой его грани сооружены высокие полуциркульные проемы с деревянными балками для развески колоколов. Последних во время оно насчитывалось до десяти. Самый главный из них весил двести четыре пуда и висел на мощных крестовых балках внутри восьмерика. Святые Врата закрывали собой арочный проход под колокольней. Их сладили из дерева и - предположительно - обили медными листами, по которым выполнили роспись. На правой половине изображался основатель обители Преподобный Арсений, над главою которого Коневская Божия Матерь с парящими ангелами, на левой половине - Святитель Евфимий, архиепископ Новгородский, над главою которого нерукотворный образ Христа Спасителя с ангелами. В самой верхней части ворот, в полуциркуле, был изображен Господь Бог Саваоф с исходящим от него Духом Святым в виде голубя. Ко дню сегодняшнему, - махнул рукой Зосима, - у нас не осталось ни ворот, ни росписи… Все это безвозвратно утеряно.

Дойдя до колокольни, группа проследовала в арочный проход на территорию монастыря. В проходе они задержались, разглядывая фрески.

- Вот, - с гордостью сообщил монах, - здесь постарались ваши товарищи из Петербурга. Известно ли вам сие?

- А как же, - откликнулась Чайка. «Товарищей» она не видела в глаза, но знала всех поименно, как и остальные члены отряда. Иначе легко было угодить впросак. «Сирены» были осведомлены не только о личном составе прошлых реставраторов, но и представляли приблизительный объем работы, выполненной ими.

- Большевики все замазали известью, - сказал Зосима. - Толстенным таким слоем. Спрашивается - зачем? Но все восстановлено - ведь эта живопись уникальна, она характерна только для этих мест. Посмотрите на правую стену - вам, должно быть, известен сюжет?

Монах выжидающе прищурился. Что-то подозревает?

Пауза была совсем недолгой, Зосима ответил сам:

- Русско-шведская война, конец семнадцатого века. Монастырь разорили, а двух монахов захватили в полон. Они чудесным образом спаслись по заступничеству Коневской Божией Матери… А здесь живописуется посещение острова архиепископом Новгородским Евфимием…

От обилия непривычной информации у Посейдона шла кругом голова. Долго им не продержаться, выдавая себя за людей, сведущих в истории и искусстве.

- А здесь, - не уставал вещать Зосима, - когда-то находился памятник в виде пирамиды, в честь визита императора Александра Второго с семейством… вы видели его близ аллеи, что идет от причала… А здесь хранили овощи, а здесь была келия для звонаря и привратника. Третий изворот… надстроен в восемьсот пятьдесят первом… академик архитектуры Горностаев… внутренний игуменский дворик… хлебопекарня… келия трапезария…

Спустя полчаса Каретников снова взглянул на часы.

- Простите, брат Зосима, - сказал он решительно. - Если не возражаете, мы продолжим знакомство с фронтом работ самостоятельно. А экскурсию продолжим, когда определимся. Нельзя объять необъятное.

Монах пришел в недоумение.

- Как же - самостоятельно? Ведь я должен вам указать…

- Нам предоставлена свобода выбора, - возразил командир «Сирен». - В зависимости от соответствия имеющихся ресурсов поставленным задачам. Здесь почти все нуждается в восстановлении - ну, за редким исключением. Хотя бы в частичном. Мы обойдем все вторично, уже сами, и определимся окончательно.

Зосима пожал плечами. Он выглядел обиженным.

- Как вам будет угодно…

Посейдон дружески улыбнулся:

- Не сердитесь на нас. Поверьте, что мы приехали к вам с самыми благими намерениями и постараемся… чтобы здешняя обитель всячески укрепилась к славе Преподобного Арсения.

Говоря это, он не кривил душой.

Зосима подозрительно взглянул на него и не сказал ни слова: быстро перекрестил отряд и пошел прочь.

Каретников повернулся к своей группе:

- Ну, други мои, предварительную рекогносцировку мы провели, а теперь давайте встретим наших деловых партнеров…

Он говорил совершенно серьезно. Обе стороны были партнерами в действе, сути которого не знали ни «Сирены», ни, как подозревал Посейдон, прибывающие гринписовцы религиозной закваски. Не исключено, что у них был один режиссер. С обеих сторон должны были выступить профессиональные головорезы. Каретников был уверен, что столкнется именно с этой публикой, - как был почему-то уверен и в том, что предполагаемые душегубы не имеют никакого отношения к убийству Остапенко и его лечащего врача. Не тот почерк, и он чувствовал это хребтом.

Высадившиеся на остров туристы ничем не отличались от сотен обычных групп, прибывших знакомиться с русской экзотикой. Строгая монастырская атмосфера контрастировала с вольницей, обещаемой водным простором и диковатой природой местности. Очаги коммерциализации выглядели инородными включениями, по странной ошибке очутившиеся в неподходящей среде. Избушка с сувенирами казалась жалкой и неуместной. Однако Хельга, Ирма и Людвиг немедленно ринулись к ней и через несколько минут отошли, сделавшись счастливыми обладателями разной лубочной псевдорелигиозной дребедени.

Ваффензее снисходительно улыбнулся:

- Зачем вам эти побрякушки? Вы же не думаете, что приобрели нечто уникальное… кстати, русские называют это ширпотребом.

Встречавший группу Артемий вмешался:

- Конечно, это не святыни, уважаемые господа, но все предметы в нашей лавке освящены церковью.

Ваффензее прищурился:

- Освящены? Неужели? Вы уверены?

- Я имел в виду патриаршее благословение и окропление святой водой, - уточнил монах. Он свободно изъяснялся на немецком языке. - Конечно, сами по себе они не могут быть святы.

- Как и ничто другое, - заметил Кнопф. - Ни один предмет, созданный человеческими руками, не может быть свят.

Артемий улыбнулся:

- Слышу слова протестанта… Но разве не вы полагаете во главу угла человеческие деяния?

- Мы отрицаем идолопоклонство и мистику…

- Дорогой Рихард, - вмешался Ваффензее, - я призываю вас уважать чужую веру. Тем более что почитание икон далеко не всеми расценивается как идолопоклонство. Это очень старый спор…

- Я не спорю, - насупился тот. - Просто мне огорчительно, что торговля, уместная, скажем, на Дворцовой площади, проникает в святые места.

- Нам же нужно на что-то существовать, - отозвался Артемий. - Не будем устраивать религиозный диспут, но я не вижу большого греха в продаже сувениров.