Жослен сомкнул пальцы на рукояти, посмотрел на лезвие и поднял глаза на Гюнтера.

– Милорд, моя клятва запрещает мне сражаться на мечах, – сказал он и протянул оружие обратно рукоятью вперед. – Я вправе обнажить меч только если намереваюсь убить противника. Прошу вас, дайте мне мои кинжалы и… – в скальдийском языке не имелось специального слова для наручей. – Мои защитные пластины для рук, и я сражусь с этим человеком и оставлю его в живых.

– Это хольмганг. – Гюнтер дружелюбно похлопал его плечу. – Здесь бьются только на мечах, и если сможешь, волчонок, убей противника, иначе завтра или послезавтра он бросит тебе новый вызов. В любом случае я поставил на тебя. – Тут вождь отошел, чтобы крикнуть тенну, который неправильно отмерил расстояние для ореховой палки. Я стояла, дрожа под меховой накидкой, а Жослен рассматривал меч. Он не держал настоящего оружия в руках со дня нашего пленения. Кассилианец беспомощно поднял на меня глаза.

– Если он убьет тебя, – сказала я по-ангелийски, стараясь не стучать зубами, – то я останусь совсем без защиты. Но я не вправе диктовать тебе, какой путь выбрать.

Кнуд, мой снисходительный охранник, подошел к нам.

– Вот, – проворчал он, протягивая Жослену свой щит. – Держи, парень. Нет чести в том, чтобы заставлять раба сражаться наполовину безоружным.

– Спасибо, – поблагодарил его Жослен, неуклюже кланяясь в обнимку с оружием.

Кнуд коротко кивнул и поспешно отошел, насвистывая, словно его дело – сторона.

Жослен закрепил щит на левой руке, подбросил меч, поймал и покрутил его в разные стороны.

На дальнем конце шкуры Эврар в свою очередь сделал несколько выпадов и удалых взмахов, вызвав шквал смеха и подбадривающих возгласов. Да, прославился он острым языком, но наверняка его клинок тоже разит без промаха, раз сохранил ему жизнь в десятке набегов. С опытным воином-скальдом непросто справиться. Его товарищ стоял наготове с запасным щитом, а чуть поодаль маячил еще один.

– Итак, закончили со ставками? – выкрикнул Гюнтер, наконец одобривший площадку. – Значит, мы готовы! Да начнется хольмганг, и тот, кому брошен вызов, пусть ударит первым!

Улыбаясь со стиснутыми зубами, Эврар ступил за шкуру и поелозил ногами для устойчивости. Жослен отважно шагнул ему навстречу. Женщины тоже пришли посмотреть на поединок, и многие вздыхали, глядя на моего ангелийца.

– Отруби его девчачью голову, Остроязыкий! – выкрикнул один из теннов, и все дружно засмеялись.

– Эврар бьет первым, – предупредил Гюнтер Жослена, и тот кивнул, крепче сжимая щит.

В тот ясный зимний день небо над головой было голубым и безоблачным, а заснеженная земля ослепительно-белой. Эврар издал продолжительный рык, зародившийся в груди и набравший полную силу, когда тенн вскинул меч и бросился вперед. Закутанные в шкуры скальды вопили и хлопали. Думаю, только мы с Жосленом в те секунды хранили молчание.

Кассилианец поднял щит Кнуда, который принял на себя удар, но разлетелся в щепки. Эврар, продолжая реветь, изготовился к повторной атаке.

Никогда не видела кассилианца, сражающегося с мечом, только несколько упражнений на учебных поединках с Алкуином. Сейчас Жослен держал клинок двумя руками и двигался вбок, как танцор. Вот он парировал второй удар Эврара и тут же сам ударил, расколов щит противника.

– Щит! – крикнул Эврар, поспешно отступая. – Щит давайте!

Жослен позволил ему поудобнее взять второй щит, а сам опустил меч наискось рукоятью у плеча, прикрывая торс.

Среди ангелийских воинов кассилианское Братство – это прежде всего непревзойденные телохранители. Они обучены сражаться в сложнейших позициях, а не только на поле боя, и не носят щитов, лишь наручи. Думаю, Жослену их здорово не хватало в тот день, но он обошелся и без них. Сделал обманный выпад, увернулся от могучего взмаха меча Эврара и ринулся вперед. Второй щит противника был пронзен насквозь. Жослен тут же ловко сдернул его с руки скальда на землю и, быстро топнув ногой, разломил пополам.

– Щит, – прошипел побелевший Эврар, готовясь к новой атаке.

Не знаю, о чем тогда думал Жослен, но я смотрела на его прекрасное лицо, когда он принял прежнюю стойку, и видела на нем только спокойствие, безмятежное и непоколебимое. Он грациозно развернулся под голубым небом, лишь слегка наклонив голову, чтобы избежать удара Эврара. Меч в вытянутых руках описал ровную дугу, устремленную вверх, и в падении мелькнул звездой, обрушившись на третий и последний щит. Щепки брызнули во все стороны.

– Нет! – дрожащим голосом взмолился Эврар. Поднял руку и отступил, встав одной ногой на утоптанный снег. Может, я бы его даже пожалела, если бы не вспомнила, как он хвастался, что насадил на копье десятки ангелийцев. – Прошу.

Жослен снова занес меч, и солнечный свет, отразившись от клинка, на секунду осветил его лицо.

– Я не нарушу правил, скальд, – тихо сказал он, старательно подбирая слова на чужом языке. – Сойди со шкуры или умри.

Проходи поединок без свидетелей, думаю, Эврар Остроязыкий сдался бы. Но площадку окружали воины, с которыми он не раз и не два сражался плечом к плечу, и все они, затаив дыхание, наблюдали за схваткой. А еще там были женщины. Если Эврар боялся потерять лицо, приняв вызов от раба, представляете, сколь многого он бы лишился, сбежав от раба, как последний трус?

Мне не нравился этот человек, но признаю: он храбро встретил свою смерть. Вынужденный выбирать, куда дальше двинуться: к зрителям-скальдам или к ожидающему его решения кассилианцу, Эврар с громким ревом бешено ринулся в атаку на врага. Жослен, отшагнув, парировал удар, сделал пируэт и ответил выпадом снизу вверх, хлестнув скальда поперек живота и резко вздернув меч.

Даже я поняла, что это был смертельный удар. Эврар рухнул на шкуру и остался лежать без движения. Под ним медленно растекалась лужа крови. Ненадолго воцарилась тишина, а потом Гюнтер потряс кулаком и что-то одобрительно выкрикнул, и тенны принялись вторить ему кто во что горазд. По их правилам схватка была справедливой и честной. Жослен с побледневшим лицом стоял, глядя на поверженного противника. Я вспомнила, что он никогда прежде не убивал, и прониклась к нему особенной теплотой за его чувствительность. Внезапно кассилианец рухнул на колени, положил перед собой меч и, молитвенно сложив ладони, тихо забормотал какую-то молитву.

Закончив взывать к своему покровителю, он встал, очистил лезвие и подошел к Гюнтеру. Скальд с хитрой улыбкой взял протянутый меч.

– Спасибо, милорд, что дозволили мне защитить свою честь, – без выражения произнес Жослен и поклонился. – Прошу прощения за смерть вашего тенна.

– Остроязыкий же сам ее на себя навлек, гм? – ответил Гюнтер, обнял мощной рукой Жослена за плечи и встряхнул. – А ты, волчонок, не желаешь занять его место?

– Милорд? – недоверчиво вытаращился Жослен.

Вождь усмехнулся:

– Я готов рискнуть, ангелиец! Ведь пока осторожный думает, отважный побеждает, а? Если я верну тебе оружие, будет ли твоя клятва по-прежнему тебя связывать? Ты готов служить и защищать мою жизнь ценою своей, если потребуется?

Жослен сглотнул: да, это было искушение, какому он никогда прежде не подвергался. Посмотрел мне в глаза и решительно вскинул голову.

– Я готов служить вам, милорд, – произнес он. – Пока миледи Федра но Делоне находится в безопасности.

– Дело слажено. – Гюнтер еще раз стиснул плечи Жослена и встряхнул его. – Ликуйте же! – взревел он. – Сегодня этот парень доказал, что он настоящий мужчина!

Тенны ответили приветственными криками и потянулись к Жослену, чтобы похлопать его по плечу и похвастаться выигрышем либо пожалеть о проигрышных ставках на исход хольмганга. Тело Эврара еще не остыло, а по кругу уже передавали мех с медом и кто-то затянул новую песню, на ходу складывая историю о поединке Эврара Остроязыкого и ангелийского парнишки-раба.

Я недолго понаблюдала за происходящим, все еще дрожа, а потом вернулась в чертог с Хедвиг и другими женщинами, чтобы подготовиться к вечернему пиру. Трудно было сообразить, на какую дорогу свернула теперь наша с Жосленом судьба  – к лучшему или к худшему.