Этим невеселым мыслям я и предавалась в пути, и каждый следующий солнечный день усугублял мои страхи, а летнее тепло лишь острее напоминало о быстром беге времени.

– Пытаешься все печали взвалить на свои плечи, а, Федра? – однажды тихо спросил меня подъехавший Жослен. Не знаю, как он догадался, о чем я думала – должно быть, мое лицо читалось, как открытая книга. – А что толку так терзаться? Неужели ты способна замедлить время или сократить расстояние? Вот меня недавно убедили, что не стоит брать на себя не свою ношу.

– Знаю, – вздохнула я. – Но не могу не терзаться. Ведь скальды… ах, Элуа, ты же их видел! Если альбанцы отправляются на верную смерть, то это я их туда направила, Жослен.

Он мотнул головой.

– Совсем не ты, а Исандра. Ты только передала им ее слова. Дальше их свободный выбор.

– Пусть это и были слова королевы, но произнесла-то их именно я, и к тому же сделала все, что было в моих силах, чтобы склонить пылких простаков к такому выбору. – Я поежилась. – Если бы не я, тех же далриад здесь бы не было. Ни одного.

– Верно. – К чести Жослена, он произнес это без обычного ехидства. – Но вот Друстан ведет войска на помощь Исандре ради их любви и клятвы. Он любит по воле своей. С этим не поспоришь.

– Я так боюсь этой войны, – прошептала я. – То, чему мы стали свидетелями в Альбе… Глаза б мои на это не смотрели! А ведь здешние битвы ни в какое сравнение не идут с теми, что ждут нас в Земле Ангелов. И людей там погибнет гораздо, гораздо больше. Каково мне будет все это видеть? Нет, я не выдержу.

Жослен ответил не сразу, какое то время он молча глядел вперед, и его профиль на фоне зеленых полей казался чеканным.

– Понимаю, – наконец сказал он. – Меня это тоже пугает. Как и любого нормального человека.

– Помнишь, как мы проснулись в той повозке, когда Мелисанда нас предала? – спросила я. Он кивнул. – Тогда мне было все равно, жить или умереть. Довольно долго лишь ненависть к ней заставляла меня цепляться за жизнь. – Я коснулась бриллианта на шее. – Но сейчас все по-другому. Я боюсь смерти.

– Помнишь псарню Гюнтера? – Жослен покосился на меня. – Тогда я выжил лишь из ненависти к тебе, потому что считал тебя предательницей. Если бы мне заранее описали ту ситуацию и спросили, как бы я поступил, я бы поклялся, что покончу с собой, но не стану терпеть подобного унижения. А в селении Селига? Ты пристыдила меня и тем самым заставила жить.

Я вспомнила, как кричала на него, как толкалась, когда он, раненый и закованный в цепи, стоял на коленях на полу. Лицу стало жарко.

– Тогда я была в полном отчаянии и хотела тебя расшевелить. А ты сейчас делаешь для меня то же самое?

– Нет, – покачал головой Жослен, но при этом улыбнулся, словно предвкушал что-то приятное. От его улыбки по моему телу пробежали мурашки. – Вот они сделают, – продолжил он, поворачиваясь в седле, и кивком указал куда-то назад. – Вообще-то, я к тебе подъехал как раз, чтобы предупредить.

Я развернулась.

Позади нас шагали люди Русса; лошадей для них не хватало, и сражались они тоже пешими. Четыре ровные шеренги по шесть человек в каждой. Адмирал, чья рана на ноге все еще заживала, ехал рядом на коне. Увидев, что я на них смотрю, матросы в первом ряду заулыбались, а один из них, Реми, который научил Гиацинта рыбачить с борта, выступил вперед, держа свернутое знамя. За его спиной ряды сомкнулись, образовав клин.

Парни Федры.

Восседавший на могучем гнедом мерине Квинтилий Русс усмехнулся.

Реми развернул знамя и с громким криком поднял его вверх. Ветер тут же подхватил полотнище. Потом уже я узнала, что они сшили стяг сами – моряки на удивление искусные портные. Редкостная ткань и золотая канитель недешево им обошлись.

В центре прямоугольника цвета соболиного меха алел небольшой круг, в который впивалась золотая стрела с шипастым оперением. Внезапно я поняла, что это означает.

Стрела Кушиэля.

– О Благословенный Элуа! – я так залюбовалась знаменем, что не сразу спохватилась закрыть разинутый рот.

Улыбаясь, как мартышка, Реми стукнул древком о землю и завел речевку; остальные моряки ее подхватили, даже смеющийся адмирал присоединился к припеву.

– О нет! – я беспомощно рассмеялась, не находя слов от потрясения и восторга и радуясь, что круиты, которые воспринимали происходящее с добродушным недоумением, не понимали по-ангелийски. – Элуа! Жослен, так ты об этом знал?

– Возможно, – признался он. В голубых глазах плясали искорки смеха. – Им нужно во что-то верить, Федра, сражаться ради чего-то. Ради знакомого имени, знакомого лица. Так сказал мне Русс, да я и сам сталкивался с подобным в Братстве. Кассилианец не может стать настоящим Спутником, пока не принесет клятву своему подопечному. Эти люди никогда в глаза не видели Исандру де ла Курсель, а тебя они знают.

– Но… – все еще смеясь, спросила я, – зачем же вот так?

Жослен, улыбаясь, пожал плечами.

– Ты усмирила шторм своим пением, ты заставила далриад отправиться на войну, неважно, какой ценой. Моряки это видели своими глазами и оценили тебя по достоинству. Но перед лицом смерти бравада – самое то. Они же следуют в бой за ангуиссеттой. Давай, похвали их за лихость, за то, как они тобой гордятся. Хватит предаваться страхам.

– Я дам им больше, чем просто похвалу.

Развернув лошадь, я проскакала назад и спешилась прямо перед несущим знамя Реми, отчего колонны остановились. Знаменосец скрыл проказливую улыбку, а я, взявшись за его рыжую косу, притянула голову к себе, чтобы крепко поцеловать. Когда я его отпустила, Реми вытаращил глаза и присвистнул. Ангелийцы радостно закричали.

– Клянусь, что для каждого из вас, кто выживет в этой войне, – объявила я, вновь взобравшись в седло, – я открою двери всех Тринадцати Домов Двора Ночи! Берегите здоровье, парни, оно вам там понадобится!

В ответ моряки разразились улюлюканьем и вновь принялись скандировать свою песню, а я вернулась к Жослену, чтобы продолжить путь.

– И как ты предполагаешь это осуществить? – спросил он.

– Найду какой-нибудь способ, – отмахнулась я, впервые за много дней чувствуя себя беззаботной. – Золото радушно приветствуют во всех Домах, так что я могу отправиться на свидание к калифу Хеббель-им-Аккада за большие деньги!

День за днем мы медленно тащились по землям Альбы, по владениям триновантийцев и кантиков; лето продолжалось: пшеница на полях из зеленой становилась золотой, яблоки на ветвях наливались спелостью. Наконец мы добрались до старого тиберийского городка Добрия, находящегося на берегу близ самого узкого места пролива. День выдался ясным. Мы немного задержались на высоких белых скалах, прежде чем спуститься к берегу. По зеленой траве подошли к обрывистому краю, чайки с резкими криками сновали между нами и открывшимся морем.

– Вон там, – указал Друстан.

За милями и милями серых вод виднелась она, далекая и еле различимая. Земля Ангелов.

Дом.

Народ Эйдлах Ор не терял времени даром.

Друстан заблаговременно послал вперед гонцов с распоряжениями о том, что требуется подготовить к нашему приходу, и Альба с готовностью подчинилась своему круарху. Огромная пестрая флотилия уже ждала нас в гавани: небольшие одномачтовые корабли, весельные шлюпки, шаланды, рыбацкие лодки и даже плоты.

– А дельце-то будет опасное, – пробормотал Квинтилий Русс, окидывая наметанный взглядом разномастный флот.