К 1799 году положение Франции существенно изменилось. Территория республики расширилась, а грабеж населения стран, побежденных войсками Бонапарта, позволил укрепить финансы Франции. Положение крупной буржуазии, благодаря этим событиям, укрепилось. Ей оставалось лишь окончательно упрочить свое положение. Однако внутреннее положение не позволяло крупной буржуазии быть вполне уверенной в том, что завоеванные ею позиции будут сохранены.

В стране продолжалось непрерывное брожение. Недобитые роялисты время от времени устраивали путчи и грозили восстановить ненавистный феодальный порядок. С другой стороны, угнетенный и голодающий пролетариат столицы и мелкая буржуазия все еще питали надежду сбросить иго правящего класса богачей. Несмотря на жестокие репрессии, восстания бедноты иногда потрясали столицу и нарушали спокойствие буржуазной верхушки.

Директория со своей нерешительной политикой, морально скомпрометированная, раздираемая внутренними противоречиями, не казалась крупной буржуазии надежным защитником ее интересов. После выступления Бонапарта в Египетский поход Суворов во главе русских войск отнял у французов Италию. В Вандее снова поднимался монархический мятеж.

Директория не могла справиться даже с шайками разбойников, свирепствовавших в стране и мешавших свободной торговле.

Поэтому буржуазия и зажиточное крестьянство, освобожденные от феодального гнета, жаждали только одного – силы, способной защитить завоеванные ими позиции от врага внутреннего – городской и сельской бедноты и внешнего – монархической интервенции.

Почва для военной диктатуры была подготовлена; многие с надеждой смотрели на окрепшую армию, как на силу, которая могла выдвинуть кандидата в диктаторы. Особенной популярностью пользовался молодой генерал Наполеон Бонапарт, который в глазах широких масс был их решительным защитником против посягательств монархистов. Памятно было, как 13 вандемьера (5 октября 1795 г.) он расстрелял из пушек вооруженную толпу, организованную верхушкой буржуазии и монархистами, собиравшуюся разогнать термидорианский состав Конвента. Поэтому и рабочие, мечтавшие о «режиме, при котором едят», не увидели никакой угрозы для себя в том, что храбрый генерал Бонапарт уничтожает ненавистную им директорию.

16 октября 1799 года вернувшийся из Египта Бонапарт, в котором уже видели «спасителя республики», был с рукоплесканиями встречен в Париже. Общий восторг и надежду, что Бонапарт установит в стране «прочный порядок» и создаст «твердую власть», целиком разделял и Национальный институт.

Лично и хорошо знакомый с будущим диктатором, Лаплас больше других радовался возвращению Бонапарта во Францию. Они были старые знакомые и чуть ли не друзья.

Замкнутый, самолюбивый юноша, в котором никто еще не мог заподозрить будущего беспощадного диктатора, в 1784 году вступил в Парижскую военную школу. Избрав своей специальностью артиллерию, Бонапарт слушал лекции Лапласа и Монжа. Лапласу он сдавал выпускные экзамены по математике как экзаминатору королевского корпуса артиллеристов.

Лапласу запомнился начитанный и талантливый юноша, в котором скрыты были общие им обоим честолюбие и настойчивость.

В флореале XII, последнего, года республики (1804) Лаплас писал Наполеону: «Я хочу к приветствиям народа присоединить и свое приветствие императору Франции, герою, которому двадцать лет тому назад я имел счастливую привилегию открыть карьеру, осуществленную им с такой славой и с таким счастием для Франции».

Еще до от'езда в Итальянскую экспедицию Наполеон был близок со многими членами института и этой связи не порывал до конца своей блистательной карьеры.

Наполеон любил, чтобы в «его» государстве блистали имена «его» актеров (как Тальма), «его» писателей (как Шатобриан) и «его» ученых (как Монж). Оказывая им мелкое внимание с высоты своего могущества, он умел действовать на их психологию, пленять их собой, подобно тому, как умел влиять на своих офицеров и солдат. Но повышенный интерес императора к физико-математическим наукам и их представителям лежал в другой плоскости.

Из биографии Наполеона хорошо известно, что в ранней молодости он все свое свободное время посвящал чтению. Больше всего привлекали его внимание военная история, математика и география. На пятнадцатилетнего любознательного и критически настроенного юношу не могли не повлиять уроки таких крупных ученых, энтузиастов науки, как Лаплас и Монж. Особенно увлекало Наполеона артиллерийское дело. Как артиллерист, к тому же выдающийся, он прекрасно понимал, какое значение для развития этого рода оружия имеет механика, позволяющая вычислять траектории снарядов, дальность выстрела, нужную величину заряда и т. д.

В Оксонне в 1788 году Наполеон написал трактат по внешней балистике (по метанию ядер и бомб). Если бы революция не дала выхода его способностям и честолюбию, незаметный артиллерийский офицер, возможно, попытался бы добиться славы на ученом поприще. Поэтому, может быть, не так смешна его фраза, обращенная к Лапласу в период лихорадочной деятельности по устройству Булонского лагеря: «Истинно сожалею, что сила обстоятельств удалила меня от ученого поприща».

После термидорианского переворота подозреваемый в симпатиях к якобинцам двадцатипятилетний генерал с трудом был зачислен в топографическое отделение военного штаба, возглавляемого Карно. В эти месяцы он продолжал усиленно заниматься, посещал астрономическую обсерваторию, где, как говорят, жадно слушал лекции Лаланда. Он возобновил в это время свое знакомство с Лапласом и другими членами института, преимущественно механиками и математиками.

Вскоре после успешного подавления вандемьерского мятежа роялистов Бонапарт оставил свои занятия наукой.

Сделавшись любимцем Барраса, главы Директории, он был назначен главнокомандующим итальянской армией, что его привлекало, конечно, гораздо больше, чем изучение небесных светил.

Вернувшись в декабре 1797 года в Париж после победоносного завершения итальянской кампании, Наполеон при поддержке Талейрана стал добиваться у Директории средств на организацию похода в Египет. Тут Наполеон снова обратился к Национальному институту, но уже не как скромный ученик, а как кумир армии.

Обращение Наполеона к институту свидетельствует о том огромном влиянии, которым в эту эпоху пользовались ученые. Талейран, а потом и сам Бонапарт прочитали в институте доклады о Египте и доказывали, как много выигрывает Франция, обратив процветающую страну в свою колонию. Изучение природных богатств страны невозможно без содействия науки, и Наполеон без труда убедил ученых подать свой веский голос за желательность военной экспедиции в Африку.

Хлопоты Бонапарта увенчались успехом. Готовясь к далекому походу, Наполеон не забыл взять с собой в Африку целую плеяду крупнейших ученых.

Вербовкой ученых занимался Бертолле: «Мы не знаем, – говорил он, – куда отправится армия, но знаем, что ею будет командовать Бонапарт, а мы будем заниматься исследованием стран, по мере покорения их нашими легионами». Кроме крупных ученых, в экспедицию, несмотря на неопределенность ее целей, напросилось сорок шесть человек молодежи из Политехнической школы.

Лаплас не рискнул отправиться в далекое и опасное путешествие. Он не любил рисковать.

Тотчас же по занятии Каира Наполеон основал Египетский институт (22 августа 1798 г.) по образцу Национального института в Париже. Несмотря на кратковременное существование, Египетский институт прославился тем, что его сотрудники успели выполнить множество краеведческих работ, впервые раскрывших перед европейцами страну фараонов и пирамид. В разряд математики института вошли Монж (председатель) и друзья Лапласа – Фурье (секретарь) и Бертолле. Себя Бонапарт тоже не забыл и назначил товарищем председателя того же разряда математики. От президентства он отказался якобы говоря: «Главою института надо сделать не меня, а Монжа; это сообразнее со здравым смыслом».