– Хорошо, – сказала она.

Она стояла на тротуаре, с каким-то непонятным чувством глядя на то, как он сидит в своей машине. Конечно же, он не должен идти с ней в салон красоты и держать ее за руку, пока ее причесывают и делают маникюр. Но все равно она испытывала какую-то тревогу… Эти две недели, что они знали друг друга, они были как будто связаны какими-то невидимыми нитями. Когда его не было, она была привязана к его дому, а если они отправлялись куда-нибудь вместе, она всегда знала, что он где-то поблизости, даже если и не видела его.

– И не стригись очень коротко, – добавил он. – Лишь подровняй волосы.

– Хорошо, – сказала она слегка дрожащим голосом. Он посмотрел в зеркало заднего обзора, выбирая момент для того, чтобы влиться в общий поток машин на бульваре Сансет. Бет стояла и смотрела, как он удаляется от нее. Он нажал на гудок, широко ей улыбнулся и исчез в потоке машин.

Она повернулась, глубоко вздохнула и взглянула на вывеску салона на белом мраморном фасаде. Он назывался «Секреты». Пол говорил, что это самый лучший. Сюда ходят киноактрисы, модели, дамы из общества. Сюда ходит его мать. Девушки из богатых семей. Вроде Дианы. Она тоже сюда ходила.

Внутри все было отделано белым мрамором, висели хрустальные люстры, кругом было множество цветов. Здесь царило оживление, носились симпатичные худенькие парнишки в облегающих брюках и девушки-негритянки в белых форменных халатиках. На круглом сиреневом диване сидели три женщины в сиреневых накидках, в бигуди, с салфетками на лбу и в сеточках для волос и попивали кофе из фарфоровых чашек, вполголоса беседуя между собой. На всех них были тонкие чулки, красивые туфли на высоких каблуках. Как она успела заметить, у одной из них на пальце рядом с обручальным было кольцо с огромным бриллиантом. Огромным! Она в жизни не видела такого большого. Перед ними на кофейном столике лежали пачки журналов. «Вог», «Базар Харпера», «Редбук», «Журнал для домохозяек».

Бет почувствовала робость, подходя к столу регистраторши, за которым сидела высокомерного вида блондинка в великолепной косметике и отсчитывала сдачу даме, которая, казалось, сошла с обложки модного журнала. С колотящимся сердцем Бет назвала свое имя, чтобы та проверила его по своему списку.

– Ага, – сказала она, глядя сквозь Бет, как будто та была пустым местом. – Он немного задерживается. Мы вас вызовем.

Бет стала листать один из журналов, совершенно не собираясь подслушивать, о чем беседуют между собой эти три дамы. Она действительно не собиралась делать этого, но как только уловила, что муж одной из них, той, у которой кольцо с бриллиантом, крутит роман со своей секретаршей, а две другие дамы – ее лучшие подруги и в данный момент они проводят что-то вроде военного совета, то просто не могла не вслушаться.

– Говорю тебе, не обращай внимания, – говорила одна из женщин. – Ты же, знаешь, Долли, как это бывает – когда им исполняется сорок и начинает казаться, что они слабеют, им нужна молодая курочка, которая раздвинула бы для него ножки и слушала бы его бред, и поэтому ему кажется, что он еще ого-го!

– Ну, не знаю, – говорила женщина, качая головой, плотно сжав ярко-красные губы. – Он ведь снимает для нее деньги с нашего счета. И счета приходят к нам, значит, он хочет, чтобы мне стало известно. В конце концов, я же знаю, что не покупала ночные рубашки и пеньюары в их отделе женского белья.

– Она права, – сказала третья женщина. – Ты ничего не можешь сделать. Помните, как у моего Ларри была такая же история? С маникюршей из его парикмахерской. Только тогда было не белье, а меховое манто. Норка, точно такая же, какую он подарил мне на Рождество. О Боже, как же меня оскорбило то, что этой дряни он подарил такое же манто, как и мне. Я плакала. Просто рыдала!..

Две другие кивнули, сделав серьезные лица, они помнили.

– А ведь именно мой отец дал ему возможность учиться в медицинском институте, и вот благодарность. Мои родители всегда считали его идеальным зятем. И мне было стыдно встречаться с ними, смотреть им в глаза. А дети? Ведь они же тоже чувствовали, что в семье что-то происходит. А я могла только плакать. Я им объяснила, что у меня климактерические явления. А что оставалось делать?

– Но эта уже совсем обнаглела, – сказала женщина с бриллиантом. – «Разведись, Ларри, – заявила она. – Разведись, или я вообще перестану с тобой встречаться».

– Вот в этом была ее ошибка, – сказала другая. – Она слишком энергично действовала, слишком торопилась. Такие вещи делать нельзя. Нужно, чтобы они думали, что инициатива принадлежит им. И к чему это в конце концов привело? Он же приполз назад с повинной. «Прости, я больше никогда не уйду».

– Они не любят перемен, – сказала третья женщина. – И не любят расставаться с деньгами – платить алименты, отдавать половину имущества.

– Да нет, пока это всего лишь белье, – сказала женщина с бриллиантом с некоторым сомнением в голосе. – Но он так помолодел. Он даже начал свистеть!

Они опять погрузились в мрачное молчание, отхлебывая свой кофе.

– Бет Кэрол? – услышала она мягкий голос. – Я готов обслужить вас.

– Спасибо, – еле слышно сказала она, глядя на Бобби Прайза. Пол поспрашивал и сообщил ей, что он лучший мастер.

Боб стоял прямо перед ней с застенчивой улыбкой. Загорелое лицо, карие глаза, темные волосы. Ух, до чего же он симпатичный! Она с сожалением взглянула на тех трех дам, направляясь вместе с ним в зал. Теперь она никогда не узнает, чем окончилась вся эта история.

Зал был огромный, кругом зеркала, в которых отражались многочисленные лампочки. Перед каждым зеркалом – мраморный столик, и всюду женщины – старые, молодые, среднего возраста. Некоторые, сидя в сеточках, делали маникюр. Другие держали ноги в мыльной воде, а педикюрщицы обрабатывали их ногти. Третьи привередливо изучали в ручные зеркальца свои прически. Четвертые пили кофе, рассматривая собственные отражения, пока мастера накручивали их волосы на бигуди или расчесывали их. И повсюду слышался гул голосов, приглушенный, как будто все кругом обменивались секретами.

– Я сейчас обслуживал клиентку, которой необходимо было срочно заняться, – улыбаясь, сказал Бобби, протягивая ей халатик-накидку. – Она отправлялась в Нью-Йорк, и надо было подсветлить корни волос. В сущности, этого можно было и не делать, по крайней мере, еще недели две.

– Понимаю, – робко заметила Бет.

– Я сказал: «Вам не надо сейчас этого делать», но она очень настаивала, а кроме того, надо было сделать маникюр и наложить косметику.

Бет молча слушала.

– Богатый муж всегда хочет, чтобы его жена всегда выглядела самым лучшим образом. Она, разумеется, вторая жена.

– Ух ты, – сказала она.

– Можете переодеться вон там, – сказал он, показывая на ряд кабинок для переодевания вдоль стены.

Одна из хорошеньких негритяночек занялась ею – вымыла голову, сделала массаж головы, даже массаж плеч. Так приятно, когда тебя так мнут, когда тобой занимаются, подумала Бет, сидя в кресле у Бобби и глядя на себя в зеркало. Бобби тоже смотрел на ее отражение, слегка прищурившись, как бы решая, что с ней делать. Пока он ее стриг, он разговаривал с ней вполголоса, указывая то на одну, то на другую женщину. Вот эта модель с рекламы «Честерфильд». Эта – только что получила контракт на студии «Фокс». Эта – замужем за самым крупным торговцем «кадиллаками» в Лос-Анджелесе. Эта – подруга одного известного гангстера. Багзи Сигел. По-моему, его недавно убили. А может быть, не его, а какого-то другого, но все равно гангстера. А эта замужем за Слимом Тейлором, парнем, который осваивает всю эту собственность в Вэлли. А эта – за владельцем «Мокамбо». А это – путана. Одна из самых дорогих в городе. Тысячу долларов за ночь.

– Все-все знаете, – сказала Бет, глядя через зеркало в его глаза. Он тоже смотрел ей в глаза. Заигрывал. Она это сразу почувствовала. Но как такое может быть? Ведь все эти мастера в салонах красоты – педики. Это ей сказал Пол.

– Только не делайте очень коротко, – сказала она.