- Слушай, я понимаю, ты там варишься среди своих, я знаю, что один твой брат и другой племянник воюют против наших в Сирии. Но мне плевать. Я никто, я нигде, я лишь  в тебе. Мне ничего не нужно кроме тебя и моей земли. И все, что мне хочется, так это прикоснутся к тебе, хоть пальчиком единым. Я хочу почувствовать тебя, нет, я хочу почувствовать себя мужчиной.

- Я сама этого хочу, чтобы  ты стал моим мужчиной, но не могу. Как нам говорили на уроках, я – продукт. Мое сознание определяет мое бытие…

- Еще немного, и я  подумаю, что ты сухая мыслительная женщина. И читаешь книги, издававшиеся в СССР.

- Да, читаю. И смотрю фильмы, в которых мусульманские женщины становятся свободными. И не сжигают себя, потому что другого пути вырваться из рабской женской жизни нет, не сжигают, а прямо идут по жизни…

- Послушай, но я много знал мусульманских семей, в которых женщины верховодили мужчинами. И эти семьи были счастливы…

- Дурачок… Это не счастье, это примирение к обстоятельствам. Эх, если бы у тебя были деньги, и ты мог бы меня купить…

- Тебя?? Купить?

- Да. Если бы ты купил меня, никто не имел бы на меня права. Ни отец, ни мать, ни родственники. Только ты.

- Интересно,  - нервно засмеялся Роман. – Я владелец своей жены! Нет, у нас так не бывает, не может быть. Давай, закончим об этом. Знаешь, чего я больше всего хочу сейчас?

- Знаю. Ты хочешь поцеловать меня. И не в щеку, а в губы.

-  Да.

- Вы, мужчины, слабые и не решительные. И потому поцелую тебя я.

Роман был никто, когда она придвинула ее лицо к его лицу и поцеловала. Не чмокнула, а поцеловала. Он пришел в себя на середине поцелуя, и лишь тогда дал себе волю.

 Когда они отстранились друг от друга, она сказала:

- Теперь мы с тобой муж и жена. Пока нас не убьют, я принадлежу тебе.

Роман покраснел. Смерти он не боялся. Какой юноша боится смерти в 17 лет? Он покраснел потому что она своими словами фактически позволила ему тронуть ее грудь. И он это сделал это.

- Ты знаешь, многие сказали бы, что это я тебя совратила тебя, - сказала она.

- Не знаю. Ты просто делаешь, то что хочется делать тебе, и это странным образом совпадает с тем, что хочется делать мне. Можно я обниму тебя?

 - Можно… потому что я хочу этого.

Они обнялись, он почувствовал ее груди, ее бедра, он почувствовал все, что может почувствовать любящий юноша.

Потом они сидели на скамейке, пытаясь говорить о веселом и приятном, потом, она, не совладав с евшей ее мыслью, спросила:

- У тебя ведь есть верные друзья? Которые сделают все, что ты попросишь?

- Ну, есть…

- И у меня есть. Давай мы их попросим, чтобы они…

- Что они?..

- Ну, после того, как нас похоронят, тебя - на христианском кладбище,  меня – на мусульманском, чтобы они вырыли нас и похоронили где-нибудь рядом, чтобы мы лежали рядом и моя рука была в твоей руке.

- Они это сделают, - сказал Роман. – Но мне этот сценарий не нравится, я рассчитываю на другой.

- Да ты дослушай! После нашей смерти до Страшного суда, на котором нас простят и повенчают, могут пройти миллионы лет. И я хочу, чтобы эти миллионы лет мы были рядом…

- Это можно сделать. Только ведь у вас Рай раздельный, как баня с мужским и женским отделением… И даже если твой Аллах и простит нас, на том свете обитать мы будем в разных краях. Я - в мужском Раю, окруженный внимательными гуриями, ты в женском. Не знаю, как там в вашем Раю, но думаю, мужикам туда хода нет, одним ковырялкам… - Как ты можешь!

- Послушай, а давай просто сбежим? Денег я у друзей наберу и матушка, сколько сможет, даст. И уедем подальше отсюда. Знаешь, недалеко от Иркутска есть железнодорожная станция, которая называется «Середина», то есть она как раз посередине России. Уедем туда, будем жить посередине всего, это ведь так здорово жить посередине всего.

- Отец с друзьями найдут нас. Ты не знаешь, мусульмане – это не просто верующие в Аллаха люди, это единый народ. Отец спросит у своего народа, где мы, и нас найдут через неделю и побьют камнями.

- Нет, в страхе жить нельзя. Давай поженимся, и станем семьей, в которой мы будем наши вопросы решать, и не так, чтобы чье-то мнение победило и он почувствовал себя умнее другого, а так, чтобы от этого решения всем лучше стало. Кстати, я слышал, что в мусульманских семьях все больше женщины верховодят, а мужья всего лишь главные по проформе.

- Мне сейчас надо идти, - сказала Джамиля. – Давай мы всю эту ночь будем думать, как нам быть дальше, а завтра встретимся и все решим?

- Давай, - сказал Роман и руки его помимо воли привлекли тело девушки к его телу, и они поцеловались.

Они встретились в закутке продовольственного магазина, там, где стояли контрольные весы и никого не было. Из-под ее платка выбивалась прядь светлых волос. Она спрятала ее под платок, он, не удержавшись, поцеловал ее руку. По щеке ее потекла слезинка

- Что с тобой?! – спросил он, чувствуя, как заполняется испугом.

- Меня отдают замуж. Родители уже сговорились о цене и свадьбе.

- Кто он?

- Хозяин того  ресторана, - показала подбородком туда, где был этот ресторан. – Ему пятьдесят лет, это немного по нашим меркам.

По его щекам побежали слезы, и он убежал. До вечера он дрался со всеми окрестными пацанами, знакомыми и незнакомыми. Вечером он сидел в милиции.

- Ты что, сдурел? = спросил капитан Воробьев, запирая его в клетку. - Джамилю отдают Джабарову. Он уже калым заплатил.

- Я убью его…

- Дурак. Мира этим ты не изменишь. Понимаешь, у них решено, что Джамиля выйдет замуж за Джабарова. И нет ни одного российского закона, который возражал бы против этого. Пойми, мы живем не в правовом обществе, но в многонациональном обществе.

- В котором у нее нет никаких прав?

- Ну, в общем, так получается.

- Послушай, я все понял. Отпусти, а то мать с ума сойдет…

- Пообещай, что к Джамиле не сунешься.

- Обещаю.

- Ладно, иди. Чувствую, пацан, ты меня без очередной звездочки оставишь…

Роман пошел к дому Джамили. По дороге его зарезали. Джамиля, узнав об этом не стала жить дальше. К сроку ее похоронили на мусульманском кладбище.

Виталий, выкопавший ее из могилы и похоронивший в одной могиле с Романом на берегу местной реки, сошел с ума. Ему все время казалось, что когда он положил их рядышком в одну яму, смежные их руки ожили нашли друг друга.