— Где можно… переодеться?

— Я тебя провожу, — с ободрительной улыбкой подлетела к ней Дженнет. — Идем со мной!

На секунду задержав взгляд на лиловых волосах стилистки, Нэнси еще раз испуганно оглянулась на Грега, после чего неровной поступью последовала за его странной помощницей в коридор, где тянулся ряд раздевалок.

Беркли готов был поклясться, что у новенькой от ужаса стучат зубы.

За последние двенадцать лет он сфотографировал уйму женщин. Его мастерство можно было назвать искусством. Он стал одним из самых престижных и преуспевающих фотографов. С профессиональной точки зрения он мог быть полностью доволен своей жизнью.

Но эти мысли почти не грели его.

И чем дальше, тем безразличнее становился он к женщинам. Беркли не заводил интриг с теми, кого снимал. Одной случившейся с ним в начале карьеры истории оказалось вполне достаточно. С той поры он хорошо усвоил урок.

Сейчас девушки являлись для него не более чем игрой света и тени на фотобумаге. Геометрией форм, за которой не просматривалось ничего персонального. С тем же успехом нагие женщины могли быть старыми автомобильными покрышками или опавшей, скукожившейся листвой. Они лишь сменяли одна другую перед объективом, только и всего. Так длилось годами.

До тех пор пока в студии не появилась покинувшая раздевалку Нэнси.

Она вдруг показалась Грегу чрезвычайно живой. Дышащей и трепетной.

Дрожащей.

И в какой-то миг он понял, что это сводит его с ума.

— Так, девочки, приступим! — крикнул Грег, кинув быстрый взгляд на Нэнси, которая тенью скользнула на подиум, где спряталась за остальными участницами фотосъемки. — Станьте в круг, покажите себя… Поднимите руки, так… еще выше… Будто вы тянетесь за чем-то…

Пятеро моделей в точности выполнили требование. Шестая все дрожала. Грег опустил камеру.

— Нэнси, не зажимайся, выпрямись.

Та бросила на него отчаянный взгляд и прикусила губу. Затем все же распрямила плечи.

— Хорошо. Теперь потянись вверх.

Нэнси повиновалась. Ее волосы колыхнулись. И грудь тоже.

У Грега пересохло во рту. Ладони, напротив, взмокли. Область бедер пронзило сладостным импульсом. Словно Беркли был не взрослым мужчиной, а не знающим женщины юнцом!

Ему неоднократно доводилось видеть обнаженную женскую грудь. Он лицезрел ее сотни раз, тысячи. За последние годы Грег наблюдал столько голых женщин, сколько иному не суждено увидать за всю жизнь.

Но ни одна грудь не… вздрагивала. Прелестные женские выпуклости стояли торчком и выглядели твердыми, почти пластмассовыми. И плоти там было очень мало — не наберется даже на то, чтобы подхватить ладонью.

А эта грудь смотрелась очень… объемно. Нэнси походила на раздетую Мэрилин.

Грег зажмурился и усилием воли отогнал всплывший в памяти образ. Но стоило ему открыть глаза, как образ вернулся.

— Тянись! — хрипло рявкнул он. И когда Нэнси выполнила требование, а чудесные полные округлости вновь дрогнули, он процедил сквозь зубы: — Не потягивайся, золотце, а тянись! Словно хочешь обнять возлюбленного…

В ту же минуту Нэнси покраснела. Вся, с ног до головы.

Грег вновь опустил камеру. Такого он еще не видел. И потому был удивлен. Заинтригован. Очарован.

Нет-нет! Только не это! Так дело не пойдет. Грег Беркли больше никогда не попадется на удочку женских чар. Подобного с ним не случалось, с тех пор как…

Он отогнал и эту мысль.

— Да не трясись ты! Или на пленке запечатлеются пятеро прекрасных леди и одна перепуганная овца.

— Извините… — пролепетала Нэнси, продолжая дрожать.

Поморщившись, Беркли продолжил съемку, направляя действия девушек, подсказывая, что следует делать.

— Станьте на цыпочки, как в балете! Двигайтесь медленно… Плавно… Словно танцуете в воде.

Пятеро послушно выполнили указание. Нэнси по-прежнему трепетала.

Грег перевел объектив на другую девушку, но вскоре на ее место вышла Нэнси. Беркли прокашлялся.

— Теперь покажите губы. Сделайте их полными, выразительными. Поцелуи! Мне нужны поцелуи…

Он посмотрел в видоискатель и снова увидел ее. Нэнси смотрела прямо на него — с пылающим лицом и телом, и с жаждущими поцелуя губами!

— Я-то тут при чем? — хрипло заорал Грег. — Не меня целуй, золотце! Своего любовника! Надеюсь, он у тебя есть?

Ух ты! Снова она вся вспыхнула. Жаль, что снимки не цветные. Какой приятный розоватый отсвет…

Беркли судорожно вытер влажные ладони о джинсы. Затем провел языком по пересохшим губам. Фокус, напомнил он себе, не забывай про фокус!

И объектив словно сам собой нацелился на Нэнси. Процедив сквозь зубы что-то нелицеприятное в собственный адрес, Грег постарался взять общий план. Но камера будто отбилась от рук: она вновь отыскала Нэнси!

Беркли попытался вспомнить, какое распоряжение отдал девушкам накануне, но его мозг был пуст. Впрочем, не совсем. В нем все еще маячил образ восхитительных женских форм, принадлежавших одной определенной особе.

Сколько эротики в изгибах ее тела!

Оно настоящее, не похожее на силуэты остальных пяти моделей. В отличие от них, Нэнси реагирует на распоряжения не только путем простого приведения мышц в действие. Она открыта, ее сознание не прячется за шорами избитых штампов. Грег произнес слово «любовник», и она покраснела. Сказал «поцелуй» — и увидел страсть на ее лице.

— Да, — одобрил он. — Это именно то, что нужно. Давай, золотце, давай!

Девушки удивленно повернули к нему головы.

— То есть давайте, — спохватился Беркли. — Вы все!

Нэнси трепетала, краснела, ее грудь вздрагивала…

Это волшебство продолжалось до тех пор, пока из коридора не донесся шум.

— Вы не можете туда войти! — кричал Пол.

— Еще как могу! — отвечал женский голос. — Я опоздала!

В следующую секунду дверь с треском распахнулась, и в студию ворвалась Ванда, блистательная топ-модель, с которой Беркли не раз и с удовольствием работал.

— О, Грег, я жутко извиняться! — произнесла она с сильнейшим иностранным акцентом. — Эти такси! И водители! Представляешь, он мне говорить: «Ты не можешь уходить и не платить». И хватать меня за руку! Тогда я кричать: «Это грабеж!» А он талдычить, что я его обмануть! Я?! Когда мы полчаса стоять в пробка! — Девушка возмущенно тряхнула рыжей гривой, пламенный оттенок которой явно имел искусственное происхождение. — Этот ваш полиция! Он притворяться, что меня не понимай, а сам слушать. Чертов водитель…

Продолжая изливать на собравшихся яростный монолог, Ванда ловко освобождалась от одежды. Сначала она содрала через голову обтягивающий топ, затем сбросила миниатюрный бюстгальтер, стряхнула туфли, расстегнула молнию на коротенькой тесной юбке, которую затем стянула по узким худощавым бедрам и длиннющим ногам.

— Безобразий! Полиция тупой как… как… — Не найдя подходящего определения, Ванда махнула рукой, сняла напоследок черную тесемку, олицетворявшую собой трусики, и сердито швырнула на стул. — Ну что, начинать? Я готов!

В наступившей затем тишине Беркли с явственным звуком захлопнул изумленно открывшийся рот. Его взгляд переместился от стоявшей посреди помещения Ванды — нагой, прекрасной и фантастически профессиональной, на чьем точеном теле нечему было вздрагивать, — к группе остальных девушек. Он машинально пересчитал участниц съемки, которые тем временем начали недоуменно переглядываться. В их головах, похоже, вертелись те же мысли, что и у него.

В итоге получалось семь. Выходит, Ванда лишняя.

Он вновь посмотрел на трепетную, пылающую Нэнси.

Семь?

— Секундочку! — произнес он. — Что-то здесь не сходится. Если предположить, что среди вас должна находиться Ванда…

— Разумеется, должна! — вклинилась та, о ком шла речь.

— …то кого-то быть не должно, — продолжил Грег.

Все как по команде повернулись к Нэнси. Та быстро прикрыла грудь и пушистый треугольник между бедер жестом купальщицы. Ее лицо вспыхнуло ярче огненных волос Ванды. Ее прежнее смущение ни в какое сравнение не шло с настоящим!